Они шли впереди, а Лёша и Миша сзади. Миша прикрывал свой нос правой ладонью, по которой шла кровь ручьём, а Лёша ткнул в голову Гены ружьё, тот почувствовал, как две стальные ноздри впились в затылок. От этого чувства его прошиб электрический разряд, проходящий по всему его телу и словно застрявший неприятной металлической занозой в мозгу. Они вышли к автомобилю.

– Пап, что вы так долго? – выйдя из автомобиля, спросила Лиза.

– Это бонус, – засиял, как новогодняя ёлка, Алексей.

– Не трогайте её! – рявкнул на него Гена.

– Ты глянь, да папаша с большим потомством.

Он подошёл, схватил девочку за руку.

– Папа, мне страшно, что случилось? – сквозь слёзы спросила Лиза.

– Не бойся, моя дорогая, всё будет хорошо, нужно делать, что велят дяди. – Сделав пару шагов, Геннадий схватил дочку за плечи, прижал к себе и начал успокаивать её.

– Вот как мы поступим, – высморкался на снег окровавленными соплями и скомандовал Миша. – Мы сейчас все грузимся в машину и едем к нам домой.

– Может, разойдёмся каждый своей дорогой? – повернувшись к Михаилу, осведомился Геннадий.

– Ты сломал мне нос! – закричал Михаил. – Если ты думаешь, что сможешь вот так уйти и всё, то ты наивный чукотский юноша.

Затем он ударил его кулаком в живот. Тот согнулся в три погибели и почувствовал, что все кишки сейчас вывалятся наружу через рот.

– Эхе-эхе, – прокашлялся Гена. – Я оплачу твою операцию и дам денег сверху, только отпусти нас.

– Не нужны мне твои деньги, – возмутился Михаил. – Так, давай топай и садись за руль.

Геннадий сел за руль, Михаил на соседнее сиденье, а сзади в середине сидел Алексей, сбоку, у двери, Анастасия, с другого боку Елизавета.

– Куда едем? – запустив двигатель, спросил Гена.

Но он об этом пожалел. Ему прилетел удар правой руки с разворота от Михаила, кулак угодил в подбородок – точно в его голове что-то встряхнуло мозг от удара.

– Здесь я задаю вопросы, – резко брызжа изо рта слюной, словно бульдог после пробежки на улице, заявил Михаил.

Его слюна, как паутинная нить, спустилась, испачкала ручник.

– Разворачивай тачку и езжай вперёд до конца дороги, а дальше я скажу куда.

Геннадий молча сдал слегка назад, затем вывернул в чёрном кожаном и обшитом поролоном чехле баранку и поехал прямо. Не прошло и десяти минут, как они миновали посёлок и оказались на просёлочной дороге, они проехали и её и после въехали в другой, более дряхлый массив.

– Вот у того дома останови, – ткнул пальцем на старый, «построенный от Рождества Христова» дом Миша.

Автомобиль резко затормозил. Первым из салона вышел Миша, тыча дулом ружья в Гену.

– На выход, шевелим поршнями, – скомандовал он.

В ответ молча вышел Гена, с поднятыми руками вверх, после вышли девочки, и следом Лёша. Они прошли внутрь дачного участка. Дом, стоявший на участке, был с облупившейся синей краской, слегка осевшим. На вид он был как будто заброшен, ставни окон были заложены фанерой и грубо заколочены гвоздями. Пол веранды прогнил, шифер на крыше расколот местами. В самом дальнем углу виднелся перекошенный сарай, его деревянная дверь из сосновых досок была нараспашку, висела на верхней, полностью проржавевшей петле. А прямо напротив него располагалось ещё одно одноэтажное здание, выложенное из кирпича, которое, судя по виду, построили совсем недавно, там были при входе два пластиковых окна и металлические двери-ворота.

– Топайте вперёд, в сарай, – скомандовал Миша.

Геннадий приобнял за плечо Анастасию, а у Елизаветы крепко сжимал правую руку, и они молча шли. Зайдя в сарай, каждый из них ужаснулся: обшарпанные стены, покосившиеся оконные рамы, на деревянном полу валялось множество пивных и водочных бутылок и очень много разбросанных пачек от сигарет. Из окошек был виден горный пейзаж и небольшая, поросшая камышом речка. В сарае также стояли несколько стульев со спинками, и в левом углу – пара кресел со старой обшивкой кислотного цвета.

– Расставьте стулья и сядьте все ко мне лицом! – командовал Миша.

– Папочка, мне страшно, – прошептала Елизавета.

Её пульс слегка участился, сердце застучало, точно запертая птица в клетке, вырывающаяся на свободу. Зрачки расширились и напоминали две огромные монеты.

– Всё будет хорошо, – пытался её успокоить отец.

– Что вы там шепчетесь, а ну марш на стулья, – скомандовал Михаил.

Гена взял два стула, а Настя – один, они поставили их в шахматном порядке. В сарай зашёл Лёша и начал всех обматывать скотчем. Он обматывал каждого тщательно, сначала вокруг спинки стула, а после отдельно руки и ноги.

Затем подвинул полуразвалившиеся кресла, сначала одно, после второе, и на кресла присели эти два брата-чудика.

– Итак, сейчас мой брат будет насиловать твою старшенькую, – показывая свои жёлтые зубы, ухмыльнулся Миша.

– Если хоть волос упадёт с моей дочери, я вкатаю ваши больные мозги в эту дубовую половицу! – закричал Гена.

– Успокой свой пыл, ковбой! – вскочив с места и ударив его в нос, крикнул Миша.

Затем он приблизил своё лицо к лицу Геннадия и принялся на него морально давить.

– Затем я изнасилую твою младшую, и ты будешь на всё это смотреть.

После он остановился, растянул губы в улыбке злого клоуна и продолжил:

– А после мы вас всех убьём и сожрём.

Геннадий вскочил на ноги и, отведя голову назад, резко махнул ею вперёд. Его лоб мощно долбанул по переносице Михаила. Фонтан крови начал струиться по его лицу и заливать половицы.

– По тебе сумасшедший дом плачет, больной ублюдок! – сорвался на истерический крик Геннадий.

– А-а-ай! Мой нос, – схватившись обеими ладонями за нос, взвыл от адской боли Миша.

– Сядь на место, мудак! – подбежав и ударив Геннадия кулаком по лицу два раза, крикнул Лёша.

Тот резко опустил стул на половицы, стойки стула затрещали с хрустом ломающегося дерева, и стул сложился пополам. Он опустился деревянной доской на пустую бутылку из-под водки. Бутылка сверху и снизу была придавлена деревянными досками, и она раскололась. С глухим звоном от неё отлетело горлышко, и рассыпались треугольные и ромбообразные осколки. Геннадий рукой схватился за горлышко и сжал его в правой руке.

– Я его сейчас грохну! – в панике кричал Миша. – Мой бедный нос.

– Успокойся, – прикрикнул на него Алексей. – Что как баба ноешь во время месячных.

Переносицу Михаила раздирала дьявольская боль, но он пытался взять себя в руки.

– Я как пластический хирург вырежу твой чёртов нос. – Геннадий вскочил на ноги, вытянул руку вперёд и ткнул в скулу Михаилу «розочку» от бутылки.

Острые осколки бутылки впились в мягкую ткань лица, точно острый нож в шмат мяса. Ноги Михаила напряглись, в икрах их свела судорога, и он оступился и упал через порог. На секунду у него закружилась голова. Он мгновенно приземлился в снег на лопатки.

– Папаша, всё, тебе крышка, – ударил Гену два раза в живот Лёша.

Гена согнулся и, привстав на колени, схватил несколько осколков, валяющихся на полу. Стекло впилось ему в ладонь, и начала крапать кровь. Затем он приподнял руку и раскрыл слегка ладонь, потому что осколки прорезали кисть, и два небольших осколка упали на колени Лизы.

– Я вам всем здесь устрою могилу! – вскочил на ноги, ударив окровавленной ладонью по щеке Лёши, Гена.

Осколки стекла от разбитой бутылки впились глубже в его ладонь, и несколько кусочков вонзились в щеку Алексея.

– Пора с тобой кончать, – развернул ружьё и приложил прикладом Геннадия в затылок Лёша.

Геннадий ничего не почувствовал, от удара он рухнул на живот и потерял сознание.

Лёша схватил его за руку и вытащил на улицу. Лиза тем временем чуть потянула кисть вперёд и, схватив осколок и сжав его в ладони, попыталась разрезать скотч на руках.

– Куда вы его тащите? Оставьте его в покое, – крикнула Анастасия.

– Закрой фонтан, а то я тебя убью, – направил на неё ружьё Лёша.

На улице очнулся Миша. Он схватился за горлышко бутылки и вырвал его из скулы.

– Ты как? – спросил Лёша.

– Хреново, но жить буду, – ответил Миша.

– Помоги мне его поднять, и давай его поджарим.

– Сейчас.

Как только он встал, они схватили Гену под мышки и потащили к кирпичному зданию. Положили на землю. Лёша открыл дверь, и они занесли его внутрь. Внутри стоял большой трансформатор и огромные кабели были подвешены за металлические сваренные уголки и за стяжки, в углу на стене был рубильник. Они прислонили Гену спиной к трансформатору, руки развели в стороны и подвязали стяжками. Гена сидел на земле, ноги были вытянуты вперёд. Миша прошёл и щёлкнул выключателем, под потолком вспыхнула покрытая паутиной лампа мощностью тысяча ватт. Галогеновая лампа чуть не ослепила всех. Геннадий очнулся.

– Я хочу тебе кое-что рассказать. Когда-то давно мой отец хотел заведовать светом в этом богом забытом посёлке и намеревался построить здесь небольшую электростанцию. Но рак съел его, и мечтам не суждено было сбыться. Остался на участке небольшой трансформатор, и им можно пользоваться, как обычным током и мощным током, – произнёс Михаил.

– Что ты несёшь, ненормальный? – запаниковал Геннадий. – Где мои дети? Где я?

– Ты сейчас почувствуешь ток на своей шкуре, – заявил Алексей.

Они открыли гаражные двери этого кирпичного здания. Миша подошёл к рубильнику и поднял его. Электрический разряд начал проходить через всё тело Геннадия. Импульсные, ультрафиолетового цвета, электрические разряды мелькали в воздухе.

– А-ай! – кричал Гена от дьявольской боли.

Он то и дело прикусывал язык, его трясло, это было так, как если бы у него началась лихорадка, эпилептический припадок или болезнь Паркинсона одновременно. Сердце его, точно гидравлический молот, било о рёбра, в горле словно изнутри кто-то стучал молотком, а в ушах сердце отдавалось как барабанная дробь. Из его рта выплёскивалась слюна. Голова раскалывалась, точно кто-то невидимый внутри его черепной коробки орудовал отбойным молотком.

Лёша опустил рубильник, и электроток прекратился. В этот момент в сарае, полностью избавившись от липкой ленты, Елизавета прорезала осколками ленту сестры, чтобы выбраться, но её заметил издалека Лёша. Она посмотрела на него и побежала в сторону выхода из этого могильного дачного участка. Но, приподняв ружье, Лёша прицелился и выстрелил. Пуля раздробила левую стопу Лизы, и она упала на живот.

– А-ай! – взвизгнула она.

Её кроссовок и три пальца на ноге разлетелись вдребезги. Она перевернулась на спину, с раскрытыми глазами лежала и дышала, широко раскрыв рот, точно воздуха ей не хватало. К ней подошёл Алексей и засунул ей в рот дуло ружья – она ощутила на языке две отполированные трубки из нержавеющей стали. Её знобило от прикосновения, и ощущался привкус солёности от металла на языке. Её зрачки расширились, сердце выпрыгивало из груди. Страх сковал всё её тело. Она обмочилась, на штанах образовалось пятно.

– Что-то хочешь сказать перед смертью? – улыбнулся Лёша.

Затем он нажал на изогнутый спусковой крючок – раздался выстрел, всё её серое вещество распласталось на земле, несколько капель прыснули ему на лицо.

– Нет! – закричала Анастасия.

Она выбежала из сарая и замахнулась топором. Её глаза налились кровью. Как только Лёша взглянул на неё, то она точно оцепенела от страха. Но хищный зверь, который сидел внутри неё, словно вдруг вырвался наружу. Парень успел только развернуться, и всего в три секунды она его настигла и взмахнула топором. Настя была так рассержена, словно это её ребёнка, а не сестру убили у неё на глазах. Она размахнулась и ударила топором. Топорище вошло в его череп полностью по самую рукоять – будто в пенёк. Спустя несколько секунд его тело начало дёргаться, точно в начальных приступах эпилептического припадка. Он повалился на живот и ещё несколько секунд дёргался.

– Что ты, твою мать, натворила? – увидел всё это Миша.

Она бросилась наутёк и, ухватившись руками за дверь, подтянула своё тело и оказалась на крыше сарая. Там лежали какие-то обломки уголков, старая клеёнка. Её взгляд привлекли огромная якорная цепь и проржавевшая шестнадцатикилограммовая гиря. Она схватила гирю и бросила её. Та угодила Михаилу по голове. Он упал на колени и схватился за голову. Она взяла цепь, сбросила её с крыши и спрыгнула вниз. Затем взяла цепь и, размахнувшись, ударила ею его по нижней челюсти справа, затем слева.

Послышался треск нижней челюсти. Во рту у него образовался сгусток крови, который он сплюнул вместе с окровавленными зубами – зубы посыпались точно кости в настольной игре. Затем она вышла из дома, села за руль джипа, запустила двигатель, сдала чуть назад и пробила деревянный забор, въехав на участок.

– Сейчас я поджарю тебя как новогоднюю курицу, – сообщила она.

И натянула истерическую улыбку. Она накинула ему цепь на ноги и связала ноги карабином. После прицепила к машине сзади на углообразный ключ. Села за руль и поехала. Михаил, лёжа на спине, начал волочиться по земле, затем она подъехала к воротам около трансформаторного шкафа и остановилась. Скрутила цепь и накинула её на оголённые кабели, отходящие от него.

– Это за папу и за сестру, ублюдок! – крикнула она.

После прошла и врубила рубильник. Его тело задёргалось, электрические разряды начали проходить сквозь него. В лихорадочном припадке его затрясло. Он начал кричать, но прикусил язык, и его крик утонул в сильных электрических разрядах. Спустя десять минут она вырубила ток. И в её голове замелькали мысли одна за другой. Если она вызовет полицию, то будет разбирательство и, возможно, она станет уголовницей, но ей могут дать условное либо поставят на учёт к психиатрам. А она уже окончила музыкальную школу по классу фортепиано, училась на третьем курсе в музыкальном училище. Время от времени подрабатывала на свадьбах, в барах. И уже неплохо научилась играть на классической и электрогитаре. Также писала стихи. Ну, как приходило вдохновение, а именно под алкоголем или под гашишем. Она решила всё скрыть и постараться выйти сухой из воды. В доме она нашла лопату и принялась копать. Она раскопала четыре могилы примерно за двое суток и в каждую могилу положила тело. Сначала она похоронила отца, затем свою младшую сестру. Закопав могилу, она похоронила этих двух, как она считала, больных ублюдков. Подтащив сначала одного и опрокинув его в могилу, потом второго, она их закопала. И покинула раз и навсегда это место. Спустя десять лет она познакомилась со Щетининым на очередной свадьбе, где подрабатывала, и он начал сколачивать рок-коллектив. То, что тогда произошло, осталось тайной, которую она унесёт с собой в могилу. Воспоминания закончились, и она вернулась в гостиничный номер, где, уткнувшись в подушку, сразу уснула.