Глава 3

В Москве в огромном зале собралось около миллиона фанатов рок-музыки. На сцене выступал рок-ансамбль «Старая мельница». Солистка Анастасия Геннадьевна Грабарчук была с длинными чёрными волосами, с ярко-чёрными ресницами, худощавого телосложения. Ей недавно исполнился сорок один год. Она плавно играла перебором на электрогитаре и слегка прокуренным голосом пела песню в стоящий на стойке перед ней микрофон. Её чёрные кожаные штаны были в обтяжку, а кожанка сверху болталась нараспашку. Бас-гитару в руках держал и в так дёргал струны сзади неё крупного телосложения Максим Юрьевич Егоров. Он был в тёмных очках в роговой оправе, с длинными кудрявыми волосами, одет в спортивную тройку. На второй электрогитаре выводил мелодию Андрей Иванович Шилов, худой, гладковыбритый и с длинными по плечи белокурыми волосами. Чёрные джинсы, и поверх чёрной футболки на нём была надета косуха, застёгнутая наполовину, на плечах косухи – нашивки с эмблемой группы. За барабанной установкой сидел Григорий Петрович Матушкин, накачанный парень тридцати пяти лет в спортивных штанах и майке. На его лбу скопились капли пота. В левом ухе у него была серьга с монету. Песня закончилась, фанаты кричали, и раздавался оглушительный свист.

– Нашему коллективу пять лет, и сейчас мы хотим исполнить песню «Любовная история», – произнесла в микрофон Анастасия.

Дальше на сцене начались световые эффекты – точно в ночном клубе на танцполе. Чёрный сменил жёлтый, затем оранжевый, красный, синий, серый – как цвета радуги переливались. Потом снова чёрный экран, и всё повторялось. Первой вступила Анастасия, наигрывая арпеджио на гитаре, и, почти касаясь губами микрофона, она начала петь с придыханием. Короткое извилистое соло подхватил второй гитарист. Фанаты поднимали вверх руки с зажжёнными зажигалками и водили ими в разные стороны – язычки пламени танцевали душевно. Затем в колонках, тех, что находились сзади сцены, добавился бас. Куплет подошёл к концу, и в припеве вступили барабаны и включились примочки – подчёркивая тяжёлую атмосферу на сцене.

Песня прозвучала на одном дыхании. Затем Настя прошла вперёд, села на стул за синтезатор Yamaha и начала играть рок-н-ролл, чуть позже присоединилась гитара, бас, барабаны вступили вместе с клавишами. Публика пританцовывала в такт музыке. Песня закончилась, и вокалистка попрощалась и покинула сцену, следом за ней ушли со сцены музыканты. Они прошли в гримёрную: стены были обклеены старыми обоями, на полу лежал невзрачный серый палас, тусклая люстра освещала помещение. Настя прошла вперёд и достала из прикроватной тумбочки бутылку водки, расставила рюмки, разлила и тут же достала из кармана розовую пачку «Кисс», вставила тонкую сигаретку, похожую на зубочистку, щёлкнула зажигалкой, закурила. Жадно затянувшись, она выпустила в тускло горящую лампочку клубок дыма. Шилов прошёл по гримёрной и приоткрыл окно.

– Тут и так дышать нечем, ты ещё закурила, – возмутился Гриша.

– Не начинай! Хочу курю, хочу нет, – съязвила Анастасия.

Она всегда была остра на язык. Максим тоже достал из кармана пачку «Мальборо» и вставил сигарету в рот.

– Ну ты ещё закури, – возмущённо произнёс Андрей. – Может, вы покурите, как выйдем на улицу.

– Я отыграл концерт и хочу курить, так что давай без твоих нравоучений, – возразил Максим.

Андрей схватил его за плечо, впился в него взглядом. Максим схватил его за руку и оттолкнул от себя.

– Давай не будем выяснять отношения, – щёлкнув зажигалкой, закурил и выпустил струйку дыма Максим.

– Так, ребята, что как маленькие, давайте выпьем, – встряла Настя.

Все подняли рюмки, чокнулись и залпом выпили. Затем снова выпили по рюмке. В гримёрную зашёл Геннадий Николаевич Щетинин. Он был крупным, с мощным торсом и мускулатурой, как у спортсмена тяжёлой атлетики. Короткая стрижка чёрных волос и небольшая бородка. Классический костюм-тройка сидел на нём, точно он собирался в ЗАГС.

– Ну, вот тебе раз, – возмущённо произнёс он. – Не успела она отыграть концерт, уже к бутылке прикладывается.

«Как ты меня бесишь», – пробежала мысль в её голове. Она сделала недовольную гримасу, будто гримёр постарался и она играла в спектакле Бабу-ягу.

– А это не твоё собачье дело, – затушив в хрустальной пепельнице наполовину не докуренную сигарету, процедила она.

– Если я так сказал, значит, это моё дело, – заявил он.

– Слушай, какая тебе разница, пью я или нет, работу сделала, чем хочу, тем и занимаюсь, – возмутилась Анастасия. – Ты мне не отец, в конце концов.

– Ты меня достала, сколько можно бухать, один раз лечилась от наркозависимости, два раза – от алкогольной зависимости.

– Увидел щепку в моих глазах – поищи бревно в своих глазах.

– Так, закрой рот и меня послушай очень внимательно, – в его голосе прозвучали стальные нотки.

– Я слушаю, – коротко заметила она.

– Я для вас всё делаю, я как спонсор покупаю вам очень дорогую аппаратуру, снимаю дорогостоящие апартаменты, я как продюсер снимаю студии, на дорогом оборудовании записываю вашу музыку, я как менеджер мотаюсь по всей матушке-России и договариваюсь о концертах, да и за рубежом веду переговоры.

– Какая проповедь, святой отец, я прямо сейчас зарыдаю крокодильими слезами, – выпила она ещё рюмку и решила прервать его. – А мы вкалываем как проклятые, концерт за концертом, турне за турне, ни сна, ни отдыха, только работа, работа, работа. Мы как рабочие кони мустанги, вкалываем в поте лица, вёдрами кровь проливая.

Затем она задумалась, наливая себе ещё рюмку, но тут же решила добавить:

– В итоге ты львиную долю забираешь себе, а нам даёшь крошки с барского стола.

Он посмотрел на неё так, точно хотел прямо сейчас здесь изнасиловать.

– Я где-то не права? – добавила она масла в огонь.

– Да, ты всегда права, а в итоге переспала со всеми подряд, да и выпила не один резервуар водки.

– Так, во-первых, с кем я сплю – это не твоего ума дело.

– А во-вторых?

– Сколько я выпила – это тоже моё дело, моя жизнь, моя печень.

– Что вы как кошка с собакой, – встрял в разговор Максим.

– Да он первый начинает, а крайняя я остаюсь. Вот ты, Макс, например, скажи своё слово. Пять лет на него пашешь, пусть прибавляет зарплату.

– Я с тобой полностью солидарен, пусть прибавит, – оживился Макс. – И пусть сразу выплачивает, а не тянет.

– А что, тебе мало за концерт платит? – удивился Андрей.

– Мало не мало, а прибавить, я считаю, обязан, – отчеканил Максим.

– Деньги лишними не бывают, пусть увеличит зарплату, – поддержал коллег по работе Григорий.

– Так, все успокойтесь, я подниму зарплату, но выплачивать сразу не могу, нужно дождаться, пока переведут мне денег, – строго произнёс Геннадий.

– Ой, ну хватит тут нам лапшу вешать, – возмутилась Анастасия. – Ты весь заврался, ты получаешь деньги и крутишь их через банки, а потом выдаёшь нам.

– Ты пьяна и несёшь бред сивой кобылы! – сорвался на крик Геннадий.

– А тогда почему тебя покинул рок-коллектив «Полярная сова»? Не хочешь просветить людей? – заистерила Настя. – И из-за чего тебе начистил физиономию ударник ансамбля?

– Закрой свой рот, ты лезешь не в своё дело! – схватив девушку за запястье своей огромной лапищей, рявкнул Геннадий.

– Потому что ты крутил зарплату коллектива по полгода или даже по году по банкам и на проценты купил, наверно, не один автомобиль или квартиру.

Он размахнулся и ладонью треснул её по правой щеке. Ощущение было, что её приложили гвоздодёром, у неё точно зубы затрещали. От удара она слегка покачнулась и чуть не упала.

– Ах ты ублюдок! – воскликнула она.

В ответ она кулаком вмазала ему в нос. Они сцепились. Он руками вцепился ей в горло, а она левой рукой схватила его за волосы и потянула назад, а большим пальцем с огромным, покрытым серебристым лаком накладным ногтём ткнула ему в левый глаз.

– Чёртова сука! – взвыл он, как кутёнок, которого пнули ботинком.

Она задела сетчатку, его глаз заслезился. Максим схватил её под мышки и начал оттягивать от него, а Григорий оттаскивал Геннадия.

– Ну что за детский сад устроили? – возмутился Макс. – Взрослые люди.

Чуть позже на улицу вышла Анастасия и села в такси, поехала в гостиницу, объяснила, что двое суток пусть её не тревожит никто, ей нужно собраться с мыслями. А оставшийся коллектив поехал на микроавтобусе в гостиницу, где они остановились. Такси остановилось около гостиницы, открыв чёрную кожаную сумку, Анастасия достала деньги и рассчиталась с водителем. Она прошла внутрь гостиницы «Придорожная».

– Есть свободные одноместные номера? – осведомилась она.

– Да, – ответила белокурая молодая женщина. – Оплачивать как, наличными или картой?

– Картой.

После Настя приложила карту к прибору и ввела ПИН-код.

– Ваш номер восемьдесят один, – протянула ей ключ женщина. – Он на первом этаже.

Настя прошла по длинному коридору и остановилась у номера, открыла его, прошла внутрь. Небольшая прихожая, совместный санузел и маленькая комнатка, также есть микроволновка и электрочайник. Они стояли на прикроватной тумбе. Девушка полностью разделась и прошла в ванную, включила воду, залезла под горячий душ – горячие струи смывали с неё потливую усталость. Как только она помылась, прошла в комнату и прилегла. На неё нахлынули воспоминания двадцатилетней давности, как она, совершив преступление, избежала наказания и вышла сухой из воды. Да, если разобраться, то она сделала это не из-за того, что ей этого хотелось, а из-за того, что были непредвиденные обстоятельства, которые касались её жизни, и если бы она так не поступила, то была бы мертва.

Итак, дело было двадцать лет назад, в начале весны. В то мартовское утро погода, как всегда, была ещё холодной, зима не хотела отступать. Они ехали отдыхать на дачу в загородный дом, который находился в двадцати километрах от города. Настя сидела на заднем сиденье, рядом с ней – её младшая сестра Елизавета, которой было всего шестнадцать. Отец, Геннадий Ефимович Грабарчук, крепкий мужчина, которому три недели назад исполнился пятьдесят один год, в вельветовой рубашке, чёрных брюках и синей куртке нараспашку, крутил в чёрном кожаном чехле баранку «Лендкрузера». После смерти её матери и его жены от опухоли мозга он один воспитывал дочерей, мог себе это позволить, потому что держал две зубные клиники в Москве, а зубы сейчас вылечить равносильно тому, что купить пассажирский самолёт. Настя захотела в туалет, ну вот приспичило, если бы она тогда знала, что случится потом, или могла предсказать, то лучше бы терпела.

– Папуля.

– Да, солнышко.

– Я хочу в туалет.

– А может, потерпишь? Как выйдем на трассу, я остановлю у какого-нибудь кафе.

– Нет, пап, останови здесь, – заканючила она.

Он проехал вперёд, сдал чутка правее, съехал с основной грунтовой дороги и остановился. Настя покинула автомобиль и пошла в лес. Пройдя ещё немного, она расстегнула джинсы и присела на корточки.

– Смотри, братан, есть дичь, – услышала она голос парня.

– Её надо трахнуть, – завёлся второй.

Двое молодых парней, подвыпившие и слегка накачавшиеся лёгкими наркотиками, увидели Настю. Они оба были одеты как шпана – в чёрных, пропахших дизелем джинсах, в майках и разорванных и местами покрытых ржавчиной куртках нараспашку. Оба небритые, короткостриженые. Одного звали Лёша, второго Миша.

– Эй, красотка, не хочешь повеселиться? – подойдя к ней, рыгнув, произнёс Миша.

Она быстро натянула джинсы, пошла в сторону машины.

– Невежливо вот так уходить, сучка. – Подбежав к ней и схватив за плечо, повернул и отвесил тыльной стороной ладони пощёчину парень.

От удара боль пронзила её, ей показалось, что это не рука, а её приложили кирпичом. Слёзы брызнули из её глаз.

– Помогите, пожалуйста! – закричала она.

– Заткнись, сука, – повалил её и зашипел Миша.

Крики о помощи донеслись до её отца, он в мгновение ока покинул автомобиль и побежал в лес.

– Настя, дочка, что случилось? – крикнул он.

Но неожиданно увидел эту картину. Его как будто подменили, глаза налились кровью, скулы напряглись, словно струны арфы. Ладони сжались в кулаки. Он начал звереть, точно превращаться в оборотня в полнолуние. И он решил выпустить своего внутреннего зверя наружу. Геннадий без каких-либо эмоций подошёл и, схватив Мишу за куртку, потянул его на себя и кулаком вмазал по физиономии, затем последовал второй удар, а после третий – он точно боксёр отрабатывал удары на груше. После третьего удара Миша споткнулся и упал, повалившись на спину.

– Мой нос, мой чёртов нос, он сломал мне нос! – кричал, булькая окровавленными соплями, Миша.

Сгустки крови окрашивали пушистый снег, а также измазали ему щеки и бороду.

– Я убью тебя, подонок! – рявкнул отец.

Он сделал шаг, но в этот момент на него направил обрез Лёша.

– Не дёргайся, папаша, а то снесу тебе башку, – процедил он сквозь жёлтые никотиновые зубы.

Тот остановился и поднял руки вверх.

– Братан, ты как там? Живой? – спросил Лёша.

– Живой-живой, – ответил Миша.

– Что вы хотите? – спросил Геннадий. – У меня есть деньги, много денег, я могу их вам дать, и мы забудем про инцидент.

– Мы хотим трахнуть твою дочь! – выступил Лёша.

– Только троньте её, и я вас прямо в этом лесу разорву на куски! – крикнул отец.

– Ладно, папаша, не гони коней, успокойся, – предложил Лёша. – Но ты держишь нас за лохов, это ни в какие ворота, ты дашь нам денег, мы тебя отпустим, а потом ты нас операм сдашь вместе с потрохами.

– Нет, я хочу забыть про всё это поскорее и заплатить вам, – уже более спокойно предложил отец.

– Забыть не получится, будет так, как я сказал, – отчеканил Лёша.

Миша встал на ноги и тоже направил на Геннадия ружьё.

– Думаю, пойдём к нам на участок и там решим, что делать дальше, – заявил Миша.

– Отличная идея, – поддержал Лёша.

Миша подошёл к Гене и ударил его прикладом в живот. Тот согнулся в три погибели.

– Скажи своей дочурке, чтобы шла с нами, – наклонился и шепнул ему на ухо Миша.

– Дочка, солнышко, пошли, – взяв Настю за руку, произнёс Геннадий.