Потом, оказавшись в прихожей рядом с мужчиной и отчётливо полагая, что вот сейчас, через минуту, её могут вежливо отодвинуть прочь и невостребованная, никому не нужная её любовь останется похоронена в этой чужой квартире, женщина обняла такие родные теперь его плечи, заглянула в глаза, казавшиеся в вечернем свете совсем свинцовыми, и сказала, будто встав на колени:

– Я прошу тебя, пожалуйста… Научи меня быть такой, какая тебе нужна. Я смогу. Я буду во всём тебя слушаться. Только не оставляй меня, слышишь?

Мужчина посмотрел на неё долгим взглядом и ответил, как она того и ждала. Он произнёс лишь одно слово, но и этого было достаточно, потому что слово было твёрдым.

Он сказал:

– Хорошо.

Вместе они вышли на лестницу и захлопнули за собой дверь. На улице было морозно, пар шёл изо рта, и только сейчас женщина вдруг до конца почувствовала, что же с ней случилось. Она села в свою машину, он – в свою, и, помахав друг другу ладонями сквозь лобовое стекло, они разъехались в разные стороны, унося с собой каждый собственное впечатление от произошедшего.

Падал тихий снег, и женщина ехала, почти не различая дороги. Потом она сообразила, что нужно включить дворники. Она пыталась представить, как посмотрит мужу в глаза и не поймёт ли тот всё с первой же секунды. Она не знала, что будет дальше.

Но ни на миг её не оставляло ощущение, что всё, что она сделала сегодня, она сделала правильно.

III

Грохот выстрелов был таким, что, если бы не наушники, можно было оглохнуть.

Женщина стояла, одетая в чёрный свитер и чёрные брюки, в туфлях на высоком каблуке, и держала пистолет на вытянутых руках, слегка откинувшись корпусом назад. Нажимая на спуск, она точно знала, что попадаёт куда нужно, и возвращала ствол в исходное положение, нащупывая силуэт мишени сквозь прорезь прицела. Выстрелы гремели один за другим. Запах пороха и масла, которым протирали оружие, сливался с этими звуками, и это рождало ощущение своеобразного куража.

Когда патроны кончились, женщина, как и учили, вынула магазин, проверила казённик, оттянув затвор до упора, затем мягко спустила курок, придержав его большим пальцем левой руки, и положила пистолет на стойку.

Мужчина стоял сбоку от неё и наблюдал за происходящим, любуясь непроизвольной грацией, которой было исполнено любое движение спутницы. Он уже закончил свою серию и теперь, сняв наушники, готовился вместе с инструктором и женщиной пройти к мишеням, чтобы оценить результат.

– Вы действительно в первый раз стреляете? – переспросил у женщины инструктор, удивляясь и отмечая цветным мелом дырки от её пуль, чтобы не смешивать с последующими. Та кивнула. – Хорошая кучность… Я вам поправлю прицел, можете метиться туда же, ствол сам уйдёт в нужное место.

У мужчины все выстрелы легли «в десятку», да по-другому и быть не могло.

Они потом ещё долго стреляли – каждый выпустил по коробке патронов. Женщина с каждым разом уменьшала радиус разброса, сдвигая попадания всё ближе к центру мишени. Когда всё закончилось, пальцы у неё прочно впитали тот неповторимый горький оттенок, которым пахнет оружие. Она с наслаждением, поднося ладони к лицу, втянула этот новый для неё запах обеими ноздрями и обернулась к мужчине:

– Как всегда, удивил. Спасибо! – и без всякого перехода осведомилась: – Красиво я стояла, когда стреляла, правда?

Мужчина захохотал: красота, как всегда, во-первых, а меткость для неё оказалась последним делом. Они вышли из здания тира, улыбаясь друг другу, в полыхающую жёлтым осень. Каждому пора было по делам, они обнялись:

– До завтра…

– Звони, буду ждать, – сказала, а точнее попросила женщина.

Прошло ровно год и два месяца с тех пор, как они ездили тогда на залив, и очень многое в её жизни изменилось. Мужчина обустроил всё так, чтобы для неё открылась дорога в городском комитете по спорту, – там она ведала теперь подготовкой инвалидов, пробивала финансирование для площадок, отвечала за состав тренеров. Жизнь заиграла совсем другими, чем прежде, гранями.

Женщина села в свою новую машину и, осваиваясь, вставила ключ зажигания в замок. Коробка передач была теперь автоматической, машина – лёгкой в управлении.

Женщина улыбнулась и тронулась с места. На душе, как всегда после встречи с любимым, оставался флёр лёгкого восторга, помноженного на очередную неожиданность, которой мужчина угощал её, словно отдельными блюдами в ресторанах. Не так давно он отвёз женщину в одно местечко, где в специально огороженном водоёме можно было поймать рыбу, а потом её при вас жарили и подавали барбекю прямо к столу, где вы уже доедали холодную закуску. Такие сюрпризы он делал постоянно.

Когда случалась близость, то, помимо всплеска удивления и восторга, мужчина рождал в ней новые и новые ощущения. Она и не знала, что в течение шести лет можно ни разу не повториться. Мужчина заставлял её делать то, что раньше являлось плодом запретных и сладких мечтаний. Из её подсознания эти помыслы вырывались наружу, и не было пределов воображению, когда мужчина подчинял её оборотной стороне женских вожделений. Она становилась именно такой, какой хотела бы оказаться – безо всякого контроля или самоосуждения – и всё это доводило её до такого состояния, что, вспоминая затем происходившее, она сама не могла поверить, будто та улыбчивая и добропорядочная леди, в которую она теперь внешне превратилась, эта строгая и разумная мать семейства становится похотливой кошкой, без ограничений и запретов.

Именно потому, что состояние её перестало быть ей понятным, она захотела взять совет у одного из лучших психиатров; как говорили знающие люди, он был знатоком девиантных проявлений, выходящих за грань разумного. Теперь женщина ехала к нему, чтобы получить хоть какое-то представление о своём предполагаемом будущем.

Будущем – в самом предметном смысле слова, основанном на понятии «быть».

IV

Она не обратилась бы за помощью к женщине или к специалисту, которого могла считать ровесником. Принимавший её профессор был добрым с виду стариком, который сразу же усадил её в мягкое кресло за небольшим столиком и угостил душистым чаем с печеньем и конфетами. Беседа, за которую она заплатила довольно серьёзные деньги, вылилась в тот разговор, которого она ждала все шесть лет, с тех пор как стала вести две параллельные жизни: одну – в семье с её обязанностями, а другую, с нескончаемыми, хоть и редкими праздниками – с любимым.

Вскоре профессор всё про неё узнал; он задавал вопросы, улыбался и вместе с ней пил чай. Женщине казалось, будто она говорит не с ним даже, а сама с собой. Когда она упомянула, что в качестве подарка на день рождения её отвезли в дельфинарий, одели в гидрокостюм и дали возможность целый час поиграть в воде с белугами и дельфином, который, упёршись носом в её пятки, катал её по акватории, а потом подкидывал ей носом мяч, чтобы она ловила и возвращала бы затем ему, притом что другой дельфин ревновал и всё время подплывал, переворачиваясь и требуя, чтобы ему погладили брюхо, – профессор, довольный, засмеялся и даже воскликнул: «Браво!»

Он сразу же сказал, что между близкими людьми не бывает извращений, только изощрения, а потом одобрительно кивал головой, когда женщина рассказывала, как её любимый, укутав её в тёплый плед и раскрыв томик Пушкина, читал ей последние главы из «Евгения Онегина», в которых Татьяна была уже взрослой дамой; и ещё про то, как однажды летом, сидя рядом с ней в машине и возвращаясь по трассе в город, мужчина попросил её снять блузку и лифчик, чтобы остаться за рулём фактически голышом, – так она и вела машину по улицам, посреди домов, пока они не свернули в парк и не остановились ветровым стеклом к кустарнику, а боковые стёкла машины были сильно тонированы; и ещё, как они однажды весной шли по улице, а на ней были надеты сапожки, длинное кашемировое, с поясом в талии, пальто, модель которого он сам ей нарисовал и они сшили его за две недели в ателье, – так вот, она шла в пальто и сапожках, а под пальто на ней ничего не было, только шарфик на шее в вырезе отворота, и на последнем этаже в какой-то парадной всё произошло необычно быстро, а снизу кто-то мог подняться и постоянно ездила кабина лифта; и ещё – зимой в бане он парил её веником, а потом заставил выйти, замотавшись простынёй, на улицу и нырнуть в прорубь, держась одной рукой за верёвку, а у женщины от холода сводило ноги, но это длилось недолго, на раз-два-три, она выскочила – и наступило блаженство, даже бросило словно бы в жар, и они бежали, прикрывшись простынями, обратно, а там он снова бил её в парилке вениками, потом дал выпить водки, всё закружилось, а в комнате отдыха ей делали массаж две красивые девчонки:

– Ей-Богу, я и не думала, что такой массаж бывает, да ещё с женщиной, а тут сразу две, – и я попросту куда-то улетела. Это делалось ради меня, профессор, понимаете? Я всё видела и чувствовала, будто в дурмане, и ни на что не обращала внимания, потому что заранее на всё согласилась, я ощущала себя королевой, вот именно, королевой, – а после, представьте, набросилась на своего мужчину и довела его до исступления, так что когда мы вместе заорали, я сказала ему словно бы в отместку: «Это тебе за прорубь!» – И он меня понял, хотя тут никакой логики не было, да не в ней и дело. Мир в очередной раз расширил границы. И сколько бы мы ни встречались, горизонт только отдалялся. Я не свихнусь, доктор? Не стану нимфоманкой? Не превращусь в зомби?

Старик по-доброму засмеялся и чуть помолчал, а потом сам стал задавать вопросы:

– Вы ведь хотите выйти за него замуж? Хотите новую семью и нескольких детей, как я понял? – услышав утвердительное «да», профессор приостановил женщину: – Раньше этот мужчина конкурировал для вас с вашим мужем, а вы решали, кто из них лучше. Тут и решать, наверное, было нечего. Но когда стало ясно, что ваш любимый на вас не женится, вы жёстко разделили две половины своей жизни, позволяя себе с любимым всё, о чём мечталось, и оставаясь в пределах нормы с мужем, в семье. Так? Теперь подумайте хорошенько: чего от вас хочет любимый? Почему он на вас до сих пор не женился, раз у вас с ним всё так хорошо?

Вопрос поставил женщину в тупик.

– Наверное, он хочет полной самоотдачи… но я ему и так всё отдаю, – неуверенно произнесла она.

– Ошибаетесь, – ответил профессор. – Вы должны быть ему интересны как личность, поэтому вам следует поставить перед собой по-настоящему высокие цели – и тогда появится нечто большее, чем сексуальное партнёрство. Разве он не подталкивал вас к тому, чтобы не замыкаться на сугубо материальных стимулах в жизни?

– Говорил, – вздохнула женщина. – Он хотел, чтобы я когда-нибудь взяла в руки олимпийскую сборную. Для успеха даже тему диссертации мне определил и нашёл специалистов, которые помогут… А я… – Она махнула рукой. – Работа, семья и так далее. К тому же уровень… Нужно ведь самой как минимум звездой стать. Кто я такая, чтобы олимпийской сборной руководить? Даже в качестве методиста… Не потяну.

– Эдак вы его скоро потеряете. – Профессор укоризненно покачал головой. – Он ведь, как я понял, птица высокого полёта. Ему с обычными людьми скучно – ему интересный человек нужен рядом. А интересными бывают только те, кто всерьёз к чему-то стремится. Вы его любите, вы ему позволяете любые прихоти – тем для него и хороши. Но дальше – стоп, он вас в личную жизнь не пускает. И не собирается, поверьте. Ведь там требуется не фейерверками заниматься, ему равный партнёр нужен.

Кухарку, посудомойку и уборщицу он и без вас найдёт. Да и девиц, готовых на всё, может в себя по уши влюбить сколько захочет.

– Что же мне, наукой, что ли, заниматься? Карьерой? – растерянно спросила женщина.

– Вы когда последнюю книгу прочитали? – задал встречный вопрос профессор. – Художественную, притом серьёзную: не гламур и не детективы?

Женщина задумалась и не ответила.

– Небось, сериалы смотрите, – беззлобно предположил профессор, – когда на кухне вертитесь с готовкой. А потом этими сюжетами делитесь с любимым… не приведи вас Бог! Скучно и глупо, поверьте: он внутренне морщится, когда всё это слышит. Пересказываете ведь ему сериалы? Не лукавьте.

– Ну да, – констатировала она, постепенно осознавая происходящее. – Получается, что его это не радует. А я, дура, воспринимаю всё это как контакт… какая, дескать, разница, о чём болтать и на какую тему!

– Всё это может очень быстро кончиться, – пожал профессор плечами, – притом резко и в однозначной форме. Он вас отведёт от своей жизни, и всё.

– Какой ужас! – прошептала женщина. – Ведь он разрушил все мои табу. Он мне позволил понять, как это бывает, когда, например, насилуют. Любимый человек, но – насилует! Мы в это как бы играли, но на грани… Он со мной снимал откровенные фильмы, где мы чем только не занимались, так что потом, когда видели себя на экране, даже поверить было трудно. Я была с ним потомственной аристократкой и сбежавшей с корпоратива секретаршей. Мы делали это посреди города на балконе, когда нас мог увидеть любой прохожий, и в присутствии других… представляете – других! Однажды за границей, на курорте, я через полстраны умудрилась смотаться к нему на такси, лишь бы увидеть на пятнадцать минут и запомнить потом свою длинную голую ногу в зеркале раздевалки… Я теперь не знаю уже кто, абсолютно разнузданная и готовая на всё ради него, – и вот вы говорите, будто я могу стать для него ненужной?

Профессор помолчал, потом вернулся к теме:

– Поставьте себе высокую цель, деточка, и начинайте к ней двигаться. Без этого окажетесь для него лишней. Что он вам говорил про Олимпиаду, про диссертацию? Прислушайтесь к его советам.

Она всё ещё ошарашенно молчала, потом произнесла, словно бы решая что-то:

– Может, выбрать Паралимпийские игры для инвалидов? Странно… Пришла к вам по поводу личных дел, а говорим о работе.

– Мы говорим о вас, – уточнил профессор. – Да перестаньте вы хныкать, миленькая!

У женщины глаза и впрямь оказались красными от навернувшихся слёз.

– Как же вам повезло, хорошая вы моя! Знали бы вы, сколько дам от восемнадцати до восьмидесяти вообще лишены личной жизни, а скольким то, что с вами происходит, показалось бы раем! Они, поверьте, отдали бы всё, что имеют, за малую толику вашего счастья. Будьте же благодарны учителю и становитесь самой талантливой на свете ученицей!.. Но самое главное: определите свою высокую миссию в жизни, это спасёт ваши с ним отношения. Вы ведь за этим рецептом ко мне пришли, верно? Вот и возьмите рецепт.

Женщина посидела, что-то молча обдумывая, профессор допивал чай.

– Спасибо, – сказала она, вставая, – вы мне очень помогли.

Женщина вышла из кабинета и пошла, цокая каблуками, по кафелю коридора. Лицо у неё застыло, словно маска, и сохраняло своё выражение всё то время, пока она ехала домой.

В машине её застал звонок мужа:

– Ну и где ты?..

Она поглядела вокруг: движение застопорилось.

– В пробке.

– Нда, – сказал он, – не слишком ты часто в пробках? Во сколько будешь?

– Не знаю, – равнодушно ответила женщина. – Двигаюсь по три метра за пять минут. Хорошо, что здесь светофор перепускает, но час мне ещё нужен. Если не больше.

– И где же ты находишься? – снова спросил муж.

Женщина поглядела в окно:

– На мосту, стою как раз посередине, – устало произнесла она. – Какой именно мост? Кантемировский. Давно пора его переехать.

На этот раз сказанное было чистой правдой.

V

Мужчина стал всё чаще и подолгу куда-то уезжать – на неделю-две, скорее всего, за границу. Возвращался он усталый, слегка взвинченный, но никогда не срывал настроения. Он отошёл от своей манеры всё время чем-то удивлять женщину и превратился в заботливого джентльмена даже в мелочах. Похоже было, готовились какие-то серьёзные перемены, и он к ним был напрямую причастен, тут уж не до фантазий.

Она теперь полностью переключилась на методики тренировок для инвалидов, и те, кого она опекала – так называемые колясочники, – души в ней не чаяли. С мужем они расстались вполне спокойно, словно бы и не жили вместе. После развода у женщины появилось ощущение, будто она сделала первый вдох после глубокого заныривания и теперь отмеряла гребок за гребком на новой своей дистанции. Дочь оказалась приучена к железной дисциплине: уроки в школе и занятия во Дворце спорта – лёгкая атлетика.

Так всё и длилось, пока не случилось главное, после чего они стали неразлучны со своим мужчиной и виделись с ним каждый день.

Его машину расплющил встречный «КамАЗ», погибли жена и взрослый сын, а сам он теперь лежал, закованный в панцирь из гипса и железных штырей и шарниров, продетых и закреплённых с разных сторон, периодически проваливаясь в кому и всплывая лишь ненадолго, словно бы для того, чтобы всё вспомнить – и вновь уйти во тьму.

Женщина уже месяц ежедневно появлялась в клинике. Для ночного дежурства она наняла сиделку. У неё не было доступа к его банковскому счёту, так что всё приходилось делать за собственные деньги. Поскольку причина аварии оказалась явно не случайной, никто из его партнёров или сослуживцев не рискнул появляться в близкой видимости: политика – дело тёмное: кто туда попал, может и не вернуться.

Иногда мужчина приходил в себя и в такие минуты начинал понимать, где находится. Он узнавал женщину и даже пытался с ней говорить. Она разбирала его речь и, когда брила его щёки или срезала ногти на руках и ногах, угадывала, что он пытается шутить. Плачущим она не видела его никогда: глядел стальными глазами в потолок, и всё.

Однажды, на короткое время будучи в сознании, мужчина попросил вызывать к себе нотариуса, и с этого дня у неё появились деньги. Денег было очень много, но это не решало проблем, потому что врачи, несмотря на самые лучшие препараты, не давали ей излишних надежд. Но и не отнимали, объясняя, что в основном всё зависит от силы воли пациента и на самую малость – от господа Бога. Чудеса случаются, объясняли они женщине, только если их очень захотеть.

Она очень этого хотела. Как-то в один из вечеров, когда мужчина вновь пребывал в забытьи, она села возле его кровати, достала флакон и нанесла на себя тот парфюм, что был им когда-то подарен, – с пожеланием использовать в тот вечер вместо платья.

Парфюм таил в себе аромат нескромности; это был запах красивой, знающей себе цену женщины, которая прекрасно понимает, чего хочет, и уверена, что это не будет истолковано превратно. Палату наполнило ощущение откровенного предложения в адрес мужчины, когда предложение это делается уже в постели, уже в обнажённом виде, в самый последний момент перед близостью – а на самом деле, возможно, мимо вас прошла дама в вечернем туалете, даже не взглянув в вашу сторону, а вы остались стоять и не можете двинуться с места.

Вот что таил аромат парфюма – того, что выбрал тогда и подарил ей любимый мужчина, готовящийся снять с неё одежду и оставить лишь этот запах.

Воспоминания оказались столь глубокими, а заложенные в них чувства столь сильны, что лежащий на кровати мужчина открыл вдруг глаза и посмотрел на женщину, сидевшую рядом.

Их взгляды встретились, и тогда он улыбнулся женщине почти как прежде, а потом, кажется, подмигнул.

С этого момента она поверила, что он выберется на их общий берег и они вновь обязательно окажутся в небольшом отеле, построенном у залива и напоминающем белый лайнер. А потом, прямо по песку, забредут в ресторанчик, находящийся в двух шагах, и станут смотреть, как вечернее солнце отражается в воде, заполняя пространство неявным рассеянным светом.

Женщина улыбнулась своему предчувствию, которое никогда её не обманывало, и попросила мужчину так, словно не было нескольких лет, прошедших после первой близости:

– Пожалуйста, не оставляй меня больше одну… Обещаешь?

Он ответил тихим голосом, но, как и тогда, по-мужски твёрдо. Чуть повернув к ней голову, сколько позволял пластмассовый воротник, мужчина выговорил одно только слово:

– Хорошо.

Теперь она точно знала, что выйдет за него замуж.