– Ты неправильно понимаешь, кто я, потому что ты дикарь. Глупая смерть не входит в перечень моих любимых занятий. И даже героическая смерть туда не входит. Я хочу жить и радоваться, поэтому будь внимательнее, пожалуйста.

– Я и так предельно внимателен, пока меня не начинают лупить сервоприводами в плечо. И хватит называть меня дикарём. Судя по твоим рассказам, дикость – это образ жизни на вашей станции. Я почему-то не хочу сбежать к своим первобытным предкам, какой бы натуральный образ жизни у них там ни был.

– Смотри на дорогу, – отчеканила Айрис.

Я посмотрел и чуть не поседел. Прямо передо мной остановилось такси, пропуская пешехода. Пришлось вдавить тормоз в пол и под стрекот «абээски» и свист покрышек остановиться в миллиметре от чужой машины. Я громко выдохнул и вытер мгновенно вспотевшее лицо рукой.

– Никакой автоматики? – догадалась Айрис.

Я ничего ей не ответил. Парень, переходивший дорогу, посмотрел на меня, как на чокнутого. Им я себя и ощутил, потеряв контроль над собой. Такси уехало, а я ещё тупил, пока сзади не побибикали.

– Скорее бы на твёрдую землю, – ненавязчиво поторопила меня Айрис.

– Пожалуйста, не бубни мне под руку, – попросил я её и сам немного опешил от своей наглости.

Через несколько минут мы свернули во двор моего дома. Старая, ещё советской постройки, девятиэтажная «панелька». Места для парковки будто были рассчитаны на жителей только одного этажа из девяти. К счастью, время ещё раннее, и к тому же лето, поэтому припарковаться удалось без проблем.

Я по-джентльменски схватил все пакеты Айрис. Хотелось произвести впечатление на тех, кто меня видел, будто мы настоящая пара.

– Открой багажный отсек, я возьму свой модуль с собой, – попросила Айрис.

– Хорошо.

Оказалось, что я не сложил его до конца. Айрис сделала из него фигуру ещё раза в три меньше.

– Зачем он тебе? – спросил я.

– Это моя страховка от неожиданностей. Если вдруг я решу, что мне здесь надоело и пора валить, или попаду с тобой в аварию, то этот гробик мне очень пригодится. У вас, наверное, до сих пор лечатся всякими пилюлями да операциями?

– Ну да.

– Брр, какая дико… прости, какое несовершенство, – гоготнула Айрис.

Мы подошли к обшарпанным дверям подъезда. Я приложил ключ к домофону и учтиво приоткрыл дверь, чтобы пропустить Айрис вперёд. Она, с трудом скрывая брезгливость, боясь нечаянно коснуться дверных косяков, юркнула внутрь подъезда. Автоматически зажглась тусклая лампа, освещающая серо-зелёные панели стен, расписанную похабными словами побелку и серые ступени.

– Какой контраст между тем местом, где мы покупали вещи, и тем, где ты живёшь, – призналась Айрис, стараясь идти чётко по центру ступеней.

– Что ты хочешь, люди платят за жильё один раз, а за вещи регулярно. Красочно выглядит только там, где можно заработать денег. Здесь тоже было красиво лет сорок назад. Я так думаю.

Перед нами открыл зев лифт нового образца, с подсветкой и зеркалом. Айрис облегчённо выдохнула и вошла первой. Я нажал на восьмой этаж. Пока лифт поднимался, моя спутница несколько раз бросила взгляд на своё отражение в зеркале. Я тоже не удержался и посмотрел на себя, но тут же отвернулся. Рядом с неземной красавицей я показался себе ещё некрасивее, чем обычно.

– Какая я страшная. – Айрис поиграла со своими волосами, открывая и закрывая ими лицо. – Мне мама иногда, когда сердилась, говорила, что отправит меня в зоопарк на какую-нибудь далёкую планету. А я была уверена, что из всех животных буду самой страшной, и на меня никто не придёт посмотреть.

– Она сердилась, потому что ты была бунтаркой с детства? – решил я.

– Наверное. Думаю, она смотрела на мои тесты и понимала, что из меня ничего хорошего не вырастет.

– Она в курсе, что тебя отправили отбывать срок?

– Конечно. В нашем мире об общественных деяниях человека становится известно сразу и всем.

– А о том, что ты сбежала?

– Конечно известно. Теперь родителям ещё понизят социальный уровень, а сторонники инкубаторского воспитания ещё больше утвердятся в правильности своего дела. – Айрис тяжело вздохнула, нахмурилась и принялась крутить хромированный колпачок крепления зеркала.

Лифт вздрогнул и остановился. Женский голос объявил этаж.

– Идём, – пригласил я замершую в своих мыслях Айрис.

Она послушно направилась за мной, чуть не угодив под смыкающиеся двери.

– Чего это они? – удивилась она. – Не чувствуют, что я здесь?

– Это же двери, им чувства не положены, – отшутился я.

Мне пришлось поставить сумки на бетонный пол лестничной площадки, чтобы добраться до ключей, лежащих на дне барсетки. Айрис с любопытством ожидала, что скрывается за дверью.

– Вуаля, – я распахнул створку и жестом руки пригласил пройти внутрь.

Девушка вошла, разглядывая интерьер. Мои родственники сделали ремонт перед самым отъездом за границу. Деньги у них были, поэтому обстановка квартиры до сих пор выглядела неплохо.

– Разувайся, – предупредил я Айрис, намеревающуюся пройти в дом в обуви.

– Так надо?

– Конечно. Чего грязь с улицы растаскивать по квартире?

Она послушно скинула с себя кеды, не развязывая шнурков, и скромно замерла в прихожей, не зная, куда идти дальше.

– Проходи, – указал я Айрис на дверь в гостиную. – Садись на диван, я тебе сейчас включу телевизор.

– Мило у тебя тут. Я себе иначе представляла земное жильё. – Моя спутница осмотрела стены с картинами, кожаный диван, ионическую подставку для цветов и имитацию камина.

– А как именно? – Я занёс пакеты в спальню, в которой собирался поселить гостью из космоса.

– Ну, как-то грубее, грязнее и без всякого вкуса, примерно как в подъезде. – Она присела на диван и откинулась на спинку. – Мне нравится.

– Ты можешь жить в этой комнате, пока не найдёшь себе что-нибудь лучше, – скромно указал я в сторону спальни хозяев.

– Это намёк, чтобы я скорее нашла себе другое жильё? – Айрис поднялась с дивана и направилась в спальню.

– Нет, нет, я не то имел в виду. Вдруг тебе здесь не понравится. Я же не знаю, к какому уровню комфорта ты привыкла. – Я слегка испугался, что Айрис на самом деле решит в скором времени съехать.

Гостья вошла в спальню и пришла в восторг от размеров кровати.

– Ничего себе взлётная полоса! У нас на станции из-за экономии места все кровати такого размера, что можно спать только на одном боку. А здесь вся моя семья уляжется. Ты будешь спать со мной? – спросила она, правда не с той интонацией, с которой обычно спрашивают такие вещи.

– Я? – растерялся я. – А, эм, если ты не против…

– Если ты не против, то я буду против. Не обидишься?

– Нет, конечно, не обижусь, – соврал я, потому что за короткое мгновение успел пережить восторг от мысли, что буду спать с такой красоткой. – У меня своя спальня, я уже привык к ней.

– Отлично! – Айрис подпрыгнула и грохнулась спиной на кровать, заливаясь смехом. – Здорово! Когда вернусь домой, мне никто не поверит, что на Земле спят на таких кроватях. Да-а-а, удобства, которые мы потеряли. – Она подпрыгнула несколько раз на кровати, раскачивая пружины тазом, отчего заправленная постель потеряла первозданный вид. – Уфф, – довольно выдохнула гостья, – отпустило, и жрать захотелось. Есть чего?

Айрис посмотрела на меня, как на официанта, который обязан был прислуживать ей по первому велению.

– Яйца были в холодильнике. Могу яичницу приготовить.

– Яйца? Настоящие? – Айрис соскочила с кровати. – Покажи.

Мне пришлось проводить её на кухню и продемонстрировать пустое нутро холодильника, в котором лежали три яйца, недопитая бутылка кефира и половинка дарницкого хлеба.

– Вот, – я протянул ей одно яичко, – куриное яйцо, настоящее.

Айрис осторожно взяла его в руки, будто это было яйцо Фаберже. Она и смотрела на него, как на историческую драгоценность.

– С ума сойти. Настоящее яйцо, которое можно съесть.

– А что такого? У вас что, на станции запрещено держать кур?

– У нас вся еда синтезированная и сбалансированная. Однажды я попробовала настоящее человеческое мясо и поняла, какая мерзкая искусственная еда.

– Ты ела человечину?

– Да, один парень решил пожертвовать свою руку ради эксперимента. Как ещё понять, какой вкус у натуральных продуктов? А ему потом вырастили новую, так что он ничего не потерял.

– Какая гадость. – Меня передёрнуло.

– Тебе так кажется, пока ты не попробовал синтезированную пищу.

– Надеюсь, ты после этого не питаешь интерес к людям в гастрономическом смысле?

– Признаться, иногда питаю, когда вижу сочную ляжечку. Но если тебе за себя страшно, то ты не в моём гастрономическом вкусе, слишком суховат.

– Спасибо. Так ты будешь яичницу?

– Буду. – Айрис вытерла губы, словно по ним уже бежала слюна.

Пока я готовил, она мне мешала, нетерпеливо топталась за спиной, заглядывая в сковородку через плечо и громко вдыхая запах готовящегося блюда. Я положил ей в тарелку два яйца, себе одно. Нарезал хлеб и подал обед. Айрис долго водила носом над тарелкой, словно совершая таинственный ритуал, прежде чем приступить к поеданию. Затем она отрезала краешек белка и попробовала его на вкус. Она смаковала еду, издавая неприличные вздохи, раззадоривая моё воображение.

– Ты повар от бога, – сделала она мне комплимент. – Поэтому я поживу у тебя тут.

– Живи, я не против, – поспешно согласился я.

Насладившись эстетикой, она мгновенно съела оба яйца вместе с хлебом. По её глазам я понял, что ей не хватило.

– Ещё будет чай, – предупредил я.

– С чем?

– С сахаром.

Айрис загрустила, но ничего не сказала. Знала бы она, что на моей карточке осталось две тысячи рублей, а до зарплаты ещё десять дней. Для меня одного с расходом в двести рублей в день этой суммы хватало как раз. А вся заначка, которую я смог скопить, жёстко ограничивая себя во всём, лежала теперь в цветастых пакетах из модного бутика.

– Зря, наверное, я сказала, что ты неаппетитный. Очень даже ничего. – Она сочно сглотнула слюну и рассмеялась, увидев моё напряжение. – Расслабься, я тебя не съем.

– Спасибо. – Я глупо хихикнул и кинулся к засвистевшему чайнику.

Признаться, я и сам не чувствовал себя сытым после одного яйца. Чтобы немного утолить голод, отрезал от булки хлеба два кусочка и подал с чаем, будто всегда так делал. Айрис ничего не заметила. Она повторила за мной все движения. Видно было, что насыпать сахар ложечкой в чай у них не принято.

После лёгкой трапезы возник вопрос, что делать дальше. Я включил телевизор и показал гостье, как им пользоваться. Айрис пришла в восторг от телевидения, способного расширить её представление о том, какова родина предков на самом деле.

– Ты не слишком-то верь всему, что там говорят и показывают, – предупредил я её. – В наше время любят забивать мозги всякой ерундой.

– А в какое не любят? – ответила вопросом на вопрос космическая гостья. – У нас вообще могут что хочешь записать тебе в голову под видом полезной вещи. Иногда отчебучишь чего-нибудь и не поймёшь, как ты до этого додумался. Хорошо, хоть в тех сферах, в которых я вращалась, можно было удалить эту гадость из головы.

– Надо же, – удивился я. – Это же покушение на свободу в самом глубоком смысле. Программирование на необходимый результат.

– Что ты хочешь, прогресс накладывает ограничение на свободу. Меньше преступности – меньше свободы. А потом власть привыкает манипулировать тобой и начинает использовать прогресс для своих преступных целей. Хотя с виду всё делается только для блага населения.

– А инопланетяне никак не вмешиваются в вашу систему?

– Нет. У них своих проблем до кучи.

– Почему-то я иначе представлял себе контакт с пришельцами. Думал, когда люди окажутся готовы к нему, наступит эра всеобщего братства. Все цивилизации будут жить вперемешку друг с другом.

– Не, Гордей, это вряд ли. Во-первых, физические условия существования у всех индивидуальные. Во-вторых, образ мыслей сильно отличается. Как ты будешь общаться со звездой?

– Со звездой? Не знаю. Вспышками фотоаппарата?

– Нет, я серьёзно. Ты не знал, что звёзды – разумные существа?

– Нет.

– А они разумные. И представь себе, что ты построил корабль, который для передвижения использует порталы искривления пространства, находящиеся возле звёзд. Пока ты её не попросишь, она тебе хрен разрешит им воспользоваться. Так и будешь летать внутри одной солнечной системы. А характеры у всех звёзд разные. Некоторые до того капризные, что проще их заморозить, чем дождаться благоволения. А есть и ещё более экзотические формы разума. Поэтому все цивилизации и разумные формы стараются контачить минимально, сохраняя свою индивидуальность. Это устраивает всех.

– Ясно, – поскрёб я подбородок в серьёзной задумчивости.