Эскизность этой главы можно объяснить не самой полной осведомленностью автора о кинематографе региона. Так или иначе, до недавнего времени здесь господствовала документалистика, причем ее «презентационная» разновидность (демонстрация в выгодном свете старинных традиций, обычаев и достижений последних лет). Слабая укорененность игрового кино обусловлена совокупностью нескольких факторов: лингвистического, географического, а возможно, и религиозного.
Горцы принадлежат к разным языковым группам: осетины – к иранской группе (они единственные в регионе исповедуют православие, а не ислам), ингуши и чеченцы – вайнахи (носители нахских языков), адыгейцы, кабардинцы, черкесы – адыги, карачаевцы и балкарцы – тюркоязычные. Наконец, небольшие этносы Дагестана составляют особую дагестанскую общность (в досоветский период объединявшуюся понятием «лезгинские языки»). Среди жителей Кавказа есть как сравнительно крупные народы (чеченцев почти полтора миллиона), так и относительно небольшие (от ногайцев – чуть более ста тысяч – до чамалинцев, которых несколько сотен)28.
Разобщению горцев способствует «лоскутный крой» их территориальных образований: близкие по культуре адыги делят свои автономии с тюрками (Карачаево-Черкесия, Кабардино-Балкария). Местных жителей разделяют несходные наречия и различия бытового уклада. Тем не менее большинство из них придерживаются установлений ислама и специфического маскулинного этоса. Не изжиты заветы патриархата: обостренное внимание к вопросам чести, демонстративная атрибутика мужской состоятельности, нетерпимое отношение к проявлениям слабости, стремление к доминированию. Как представляется, именно эта логика, создающая ментальный зазор между «быть» и «казаться», препятствует кинематографической саморепрезентации кавказских этносов и культур.
Казалось бы, центром «малой индустрии» Кавказа должна была стать Северная Осетия. Для этого имелись все предпосылки. Осетины – не самый крупный этнос кавказского региона, но они многочисленнее кинолюбивых якутов. В советские времена во Владикавказе работала Северо-Кавказская студия кинохроники, а значит, был подготовлен собственный технический персонал. Студия перестала функционировать в начале минувшего десятилетия. В 1950–1970-е годы киностудиями «Ленфильм» и «Грузия-фильм» было снято несколько исторических лент на осетинском материале с привлечением местных театральных артистов. Игровые картины силами приглашенных режиссеров создавались на Северо-Осетинской студии телефильмов. Немало уроженцев республики получило дипломы кинематографических вузов в Москве или Петербурге. Но эти выходцы из Осетии предпочли трудиться в других регионах страны. Вероятно, объяснение этому стоит искать в религиозной специфике этноса – православии как одном из маркеров осетинской культуры. Общность базовых установок позволяет мигранту сравнительно безболезненно раствориться в русской культуре. Вероятно, выходцам из Осетии легче, чем соседям из мусульманских республик, интегрироваться в «федеральный» контекст.
«Рудник» (2016). Режиссер и сценарист Мурат Джусойты, оператор Александр Вотинов, в ролях Роберт Битаев, Асланбек Таугазов
Полнометражный «Рудник» (2016) – самый заметный фильм, снятый в республике за последние годы. Опытный режиссер Мурат Джусоев (в титрах фигурирует осетинское написание Джусойты) в советские времена обучался во ВГИКе, успел поработать на Одесской киностудии. Фильм любопытен прежде всего как попытка реконструировать реликты (базовые ценности) традиционной культуры. Акцентируются ее горские корни, вовлеченность в круг соседних кавказских культур. Дана точная датировка событий – 1830 год. Спор за обладание заброшенной шахтой, где сохранились еще запасы серебра и свинца, провоцирует многолетний конфликт двух влиятельных кланов, делящих власть в горном селении. Лишь трагическая случайность, в результате которой гибнет большинство представителей одного из родов, а главы обоих лишаются власти, дает шанс на преодоление конфронтации.
Мир фильма – мужской мир. Единственная женщина лишена права голоса (в буквальном смысле не произносит в кадре ни слова) и беспрекословно подчиняется воле авторитетных родичей. Реконструировано локальное «двоеверие» – сосуществование местных архаических культов и элементов православия. Представлены примеры обычного права – способы передачи главенства в роду и разрешения имущественных конфликтов. Звучит в живом исполнении нартский эпос (один из маркеров этничности осетин). Долина, где происходит действие, труднодоступна, но не отрезана напрочь от остального Кавказа. Тут появляются гости извне – два рудознатца, русский и кабардинец знатного происхождения. Старейшины кланов отправляют наследников в русские города – изучать имперский язык и постигать основы государственной веры.
В различных республиках Северного Кавказа производятся короткометражки, относящиеся к особой тематической категории. Это костюмные фильмы о «мужестве предков» и «чести горца»29. Работы разного качества (порой прямолинейные агитки) объединяет восхваление гиперболизированной маскулинности. Герои подобных картин – идеализированные абреки. Нередко зерном сюжета становится история кровной мести. Человеку иной культуры трудно принять отношение кавказских кинематографистов к архаичному обычаю. Убийство обидчика воспринимается ими как нечто должное, как проявление благородства, воплощение чести, долга, доблести и назидание для потомков. Можно утверждать, что большинство не видит в дозволенном смертоубийстве моральных или экзистенциальных проблем.
Из общего ряда историй о чести и мести менее однозначной трактовкой ситуации выделяется тридцатиминутная картина «Сайти – сын Зоули» (2019). Успешный дебют в режиссуре музыканта Амура Амерханова должен считаться первым ингушским фильмом (то есть первым фильмом, снятым на ингушском языке). Напряжение фабулы создается конфликтом разных императивов – закона гостеприимства и обычая кровной мести, велений долга и чести. Подростку необходимо расквитаться с путником, нашедшим приют в его жилище: этот абрек был виновником гибели его отца. Расстановка сил меняется, когда в селение входит карательный отряд царской армии. Кровникам приходится позабыть о распрях. Любопытно, что за сбережение «мужских устоев» в некоторых фильмах о «чести горца» отвечают зрелые женщины. В данном случае именно властная мать подстрекает сына к убийству гостя.
Одним из самых любопытных чеченских фильмов и сегодня остается короткометражка «Февраль» (2014)30. Режиссер Руслан Магомадов живет в Екатеринбурге, но детство провел в Грозном и там познал лишения первой чеченской войны31. Название картины отсылает к определенной дате – в феврале 1944 года началась операция по депортации в Среднюю Азию чеченцев и ингушей.
Национальная катастрофа представлена через призму частного случая. Два брата – рассудительный юноша и ершистый подросток – отправляются на охоту за волком, атаковавшим отару. Возвратившись в родное селение, они находят обезлюдевшие дома. Сам процесс депортации – погрузка сельчан на грузовики – снят отстраненно, беспафосно, деликатно. Подросток издалека целится в конвоиров, старший брат не дает ему сделать выстрел. Ссора приводит к трагическому исходу. В сюжет вторгается тема «маскулинных норм»: младший стремится вести себя как «настоящий мужчина» (не сознавая предела возможностей) и принимает заботу старшего брата за проявление слабости.
Полнометражный фильм «Невиновен» (2019) – дебют в кино Андзора Емкужа (Емкужева), театрального режиссера из Кабардино-Балкарии. Персонажи говорят преимущественно по-русски (вкрапления кабардинской речи редки). События поделены поровну между двумя топосами – столицей РФ и адыгским аулом. Тем не менее стоит причислить эту работу к образцам этнического кино. Режиссер отправляет послание сразу двум адресатам – федеральной аудитории и кабардинскому обществу. Соединение жанров – триллера и «драмы чести» – позволяет ему достичь поставленной цели: сконструировать «позитивный образ» современного горца.
Зрелый выходец с Кавказа приезжает в Москву, чтобы найти и прикончить убийцу племянника. Расследование приводит его к истинным виновникам преступления – беспринципному бизнесмену и продажному работнику правоохранительных органов. Те в собственных интересах манипулировали группировкой скинхедов и сеяли межнациональную рознь. Горец без жалости уничтожает злодеев, находит юношу, нанесшего роковой удар, похищает его и привозит в родовое селение.
Автор фильма пытается примирить закон и адат (изустные нормы кавказского права), европейские представления о гуманности и практику кровной мести. Выход из затруднительной ситуации он находит в относительной гибкости адыгских обычаев: кровник имеет шанс сохранить жизнь, если получит прощение матери жертвы (произойдет символический акт «усыновления»). Тогда раскаявшийся преступник будет судим по нормам общероссийского уголовного права, а не кавказского кодекса чести.
Нельзя обойти вниманием культуртрегерский эксперимент – опыт мастерской Александра Сокурова. Петербургский мэтр авторского кино с 2011 по 2015 год преподавал режиссерское мастерство в Кабардино-Балкарском университете. Среди двенадцати учеников мастера были не только адыги, но и русскоязычные уроженцы Нальчика, а также студенты из Дагестана и Чечни (при этом отсутствовали балкарцы и представители других тюркских этносов). Заметным и значимым было женское присутствие – треть группы составили девушки, что позволило представить альтернативный взгляд на реалии горского быта (реакцию на диктат маскулинности). Большинство короткометражек снималось на горских языках: кабардинском, аварском, чеченском. Работы студентов сокуровской мастерской в совокупности образуют мозаичную панораму кавказской реальности. В них нашли отражение болезненные социальные и этнокультурные проблемы региона.
Городской подросток из короткометражки «Первый я» (2013, реж. Кантемир Балагов) находится в процессе поисков собственной идентичности. Герой делает самостоятельный выбор – обратиться к заветам ислама. Решение юноши не находит понимания у родных, придерживающихся секулярных ценностей. Настороженное отношение к внезапному «обретению веры» нетрудно понять, если вспомнить о вылазках групп исламистов, действовавших в республике. Ядром нелегальных формирований была новообращенная молодежь.
«Армия» (2014). Режиссер, сценарист, оператор Олег Хамоков, в ролях Каншоуби Хашев, Артур Хапцев
Межличностные конфликты, приводящие к разладу в «большой семье», подтачивающие единство адыгских кланов, определили коллизии двух разных по жанру картин. Комедия «Счастливая семья» (реж. Тина Мастафова, 2014) завершается благодушным финалом: мудрость отца-патриарха помогает родным преодолеть разногласия. Итог драмы «Анкер» («Якорь», реж. Владимир Битоков, 2014) не столь оптимистичен: сплотить братьев способна лишь общая беда.
В фильмах «Они ушли от меня» (реж. Кира Коваленко, 2014) и «Адиюх» (реж. Марьяна Калмыкова, 2015) представлен женский взгляд на практику умыкания невесты; эта архаическая традиция жива на Кавказе доныне. Девушки соглашаются на похищение не только из-за симпатии к потенциальному жениху, но и потому, что мечтают вырваться из-под опеки родителей, покинуть сельскую местность (где не видят для себя привлекательных перспектив).
Конфликт поколений, нежелание перенимать образ жизни отцов – подспудные темы многих картин мастерской Сокурова. Герой фильма «Армия» (2014, Олег Хамоков), отслужив положенный срок, возвращается в родное селение. Парень не находит контакта с собственным отцом: вместо поисков взаимопонимания – состязания в маскулинности. Мужчины разного возраста общаются друг с другом с позиции силы. Доминант выдавливает соперника со своей обжитой территории, подталкивая сына к отъезду.
Именно Олега Хамокова стоит признать первопроходцем кабардинского этнического кино: все фильмы он снимал на родном языке, в них нашли отражение актуальные проблемы горского социума32. Фарсовый юмор короткометражки «Живой» (2013) очевидно имеет фольклорное происхождение, восходит к народным байкам о простаке-дурачине (из тех, что рубят сук, на котором сидят). Фабула «Земли нартов» (2015) – иронический вариант «возвращенческого кино». Городской мажор (играет его Владимир Битоков) попадает во временную петлю и получает шанс встретиться с благородным предком. Коммуникации не получается – молодой адыг говорит только по-русски.
В работах студентов Александра Сокурова заметен потенциал кабардинского этнического кино. Почему же оно так и не встало на ноги, не превратилось в «малую индустрию»? Мастер привил ученикам специфическую модель режиссерского самосознания33. Внушил идею «универсальности», вывел их амбиции за пределы регионального контекста. Убедил в том, что качественный проект может осуществиться лишь при наличии достойного – то есть по определению внешнего – финансирования. Опираться на скудные ресурсы местного бизнеса режиссеры не захотели. Итог трудов петербургского классика: открытие ярких экспортных режиссеров, которые приняли концепцию экстерриториальности авторского кино34.
2017–2022
О проекте
О подписке