Часть вторая

Алевтина и Юван , обнявшись, стоят; стоит и команда, и Тренер стоит.

Алевтина. Юван, где ты был, я уже волновалась!

Юван. Я, извини, заблудился! (Внезапно исчезает.)

Алевтина стоит с простертыми руками и шепчет: «Юван, ты куда? Юван…» Возвращается Юван с дорожным велосипедом, с табличкой на раме: «Кругосветный велопробег». На багажнике у него большая круглая картонная коробка.

Юван. Извините, можно я велосипед тут пока поставлю?

Тренер автоматически кивает.

Большое спасибо… (Отвязывает коробку.) А то боюсь, там сопрут… Вот, сейчас… Алевтина, гляди, я достал…

Алевтина. Достал?

Юван (распахивает коробку). Как ты просила – достал…

Алевтина. Настоящее? Свадебное?

Юван. Белоснежное! (Достает платье.)

Пыжова (при виде платья). Ой…

Художник укладывает младенца на поролоновых матах.

Алевтина. А фата?

Юван. И фату… (Извлекает еще и фату.)

Алевтина. Что, настоящая? (Тут же ее и примеряет.)

Юван. Да, мне сказали…

Калинкина. Это… где взял?

Юван. В магазине.

Пыжова. Ой…

Калинкина. Это… почем?

Юван. Я не помню… Зависит, какого размера платье… Вам какой нужен?

Пыжова. Мне – пятьдесят второй!

Кусакина. Х-ха, скажи, восьмой!

Пыжова (торопливо). Второй мне, второй! Пятьдесят…

Юван. Второй до меня разобрали. Кажется…

Пыжова. Жалко…

Алевтина. А туфли?

Юван. Будут!

Алевтина. Как будут? Когда?

Юван. Скоро!

Алевтина. Белые?

Юван (смеется). Сначала платье надень, потом фату, Алевтина!

Алевтина (как будто не слышит, напяливает платье, не сняв фату). Да какая разница…

Юван (смеется). Дай фату, я ее подержу…

Алевтина. Да все уже, я… (Платье потрескивает по какому-то шву, впрочем, это не важно.) Я тут распущу, еще там – будет нормально…

Пыжова. Я все платья себе распускаю!

Алевтина. Нормально, сойдет… (Любовно расправляет треснувшее по швам свадебное одеяние и гордо глядит на Ювана.) А?

Юван. Мне очень нравится.

Алевтина. Да? (Подхватывает мяч и с ликующим воплем бьет по воротам.) Го-ол! (И кидается Ювану на шею.)

У Ювана ноги подкашиваются, они оба падают, она его поднимает, подхватывает на руки, кружит – счастливая, смеется.

Художник берет в руки альбом, карандаш и творит с натуры.

Тренер (наконец, обретает речь). Кто это?.. Что это все?..

Калинкина. Это… не знаю…

Кусакина. Х-ха…

Пыжова. Первый раз вижу…

Калинкина. Дают, это…

Художник. Юван – потрясающе!..

Тренер. Юван?..

Пыжова. Юван… Кажется… Аля сказала: Юван…

Тренера. Откуда Юван?..

Пыжова. Я не знаю, Гоген Петрович, я, правда, не знаю…

Тренер. Выясняй, чего ждешь?

Пыжова. Надо? Пойти?

Тренер. Иди же! (Сам, впрочем, приближается к возлюбленным, деликатно покашливает; они его, словно не слышат.) Алевтина… Юван, как вас там… Послушайте…

Влюбленные не реагируют, слишком увлечены друг другом.

Алевтина… Юван… Я – к вам… (Пыжовой.) Юван его?..

Пыжова. Юван, Юван!

Тренер. Юван, на минутку… Постойте… Могу я спросить?.. Эй, слышите?..

Но влюбленные не только не слышат, но и слышать его, похоже, не желают.

Пыжова. Аля! Аля! Гоген Петрович зовет!

Кусакина тут же дергает ее за прическу.

Ой, что ты делаешь, больно же!..

Кусакина. Поори у меня.

Художник тем временем лихорадочно творит с натуры.

Тренер (резко оборачивается). Почему остановились? Команды стоять, кажется, не было! Бегом! Разминаться!

Калинкина (завороженно). А эти?..

Тренер. Не касается! Всем разминаться! Никого не касается! Быстро бегом!

Девушки заводят медленный бег, постепенно сужая круги, все внимание – на

влюбленных.

Алевтина… Ну, хватит… Довольно… (Теряя терпение, пытается их раздвинуть, но, странное дело, они не раздвигаются.) Братцы… Имейте совесть… (Хочет раздвинуть – не раздвигаются.) Я человеческим языком попросил у вас: совесть… (С силой отталкивает Ювана и вклинивается между ними.)

Юван (тянет руки). Алевтина…

Алевтина (тянется) Юван…

Художник. Какая, однако, любовь!..

Тренер (Ювану). Не надо меня обнимать! (Алевтине.) А ты постыдилась бы, правда!

Алевтина. Юван, я тебе расскажу, о чем я думала без тебя: я сама себе не могла поверить, что ты – это ты.

Юван. Я тоже, Алевтина!

Алевтина. Ты еще не забыл, как ты мне говорил? Как будто бы я – это ты, а мы… Нет, не так: ты говорил; ты, мы, я… А потом? Как ты потом говорил?

Юван. Я говорил: я – это ты, а ты – это я, а мы – это ты и я.

Алевтина. С тобой? Вместе?

Юван. Ты и я.

Тренер. Кто он такой?..

Алевтина. Еще повторяй: ты и я!

Юван. Ты и я.

Тренер. Ты можешь сказать, кто такой?

Алевтина. Юван!

Тренер. Погоди ты с Юваном, кто он такой?

Юван. Алевтина, позволь, я скажу. Позвольте мне…

Тренер. Кто вы такой? Стойте нормально, не вешайтесь на мне!

Юван. Я… Юван… Как еще объяснить?

Тренер (хватает его за плечи). Поговорим хладнокровно!

Юван. Еще хладнокровней?

Тренер (трясет юношу). Хладнокровно, прошу, хладнокровно!

Алевтина (решительно отталкивает наставника). Не трясите его, он же хрупкий!

Тренер (вскрикивает от боли). Алевтина, клещами своими! Мне синяков не хватало…

Алевтина (обнимает Ювана). А у него? С ним, думаете, можно так? (Ювану.) Больно? Где больно?

Тренер. Ты спятила…

Алевтина. А, хочешь, где больно, лизну, у меня слюна лечебная…

Тренер. Ты спятила, окончательно…

Алевтина. У меня любовь! Любовь, вам понятно?

В дальнем углу, на поролоновых матах при слове «любовь» заворочалась

спящая красавица по прозвищу «Голливуд», и захныкал Младенец.

Дакашина поспешила на плач.

Тренер (как будто впервые в жизни услышал это слово). Любовь?..

Алевтина. Любовь – чего не понятно? У всех любовь – у меня тоже. Скажи им, Юван.

Юван. Я еще когда только затевал велопробег вокруг земли, чувствовал, что по пути встречу необыкновенное. Вот, пожалуйста, встретил тебя.

Алевтина. Спасибо.

Юван. Тебе спасибо.

Алевтина. Тебе, Юван, большое спасибо.

Тренер. За что же большое?..

Алевтина. Он лучше всех! Юван, ты лучше всех!

Юван. У нас в горах есть лучше меня.

Тренер. В каких горах?

Юван. Гималайских.

Тренер. Где это?

Юван. Там… Буквально сразу за нашей деревней.

Художник. Поблизости от Стамбула!..

Тренер. Стамбула?..

Юван. Стамбула не помню…

Пыжова. Аля! Аля!

Алевтина к ней оборачивается.

Такая любовь, да?

Алевтина. Ага.

Пыжова. Ой, какая счастливая, Аля…

Тренер. Еще вчера никаким Юваном не пахло… Откуда?..

Алевтина. Мы только сегодня друг друга нашли!

Юван. Спасибо, что ты меня нашла, Алевтина.

Алевтина. Спасибо, что ты.

Юван (Тренеру). Я утром приехал в ваш город. На меня сразу напали целых пятнадцать человек. Все, как один, кричали нехорошие слова. Они бы, наверно, меня уничтожили – на мое счастье, как ураган, примчалась Алевтина и всех разметала. (Алевтине.) Ты мне спасла жизнь, а я, как поют в наших горах, потерял голову.

Тренер двумя руками держится за голову.

Художник рисует.

Алевтина. Юван, ты все перепутал: их было не пятнадцать, а пять. Один вообще был хромой – так что, считай, четыре с половиной.

Юван. Он, правда, хромал. Но я все равно тобой восхищаюсь.

Алевтина. А я тобой.

Юван. И горжусь.

Алевтина. А я – тобой.

Пыжова (подбегает к Люсе-Голливуд). Люся, гляди, какая любовь!

Голливуд (сонно). Где?

Пыжова. Там! Тут!..

Голливуд (сладко зевает). Ну, и какая?

Пыжова. А, Люся, большая! Огромная, Люся!

Тренер. Капитан, почему стоим?

Калинкина (не в силах оторваться от влюбленных). Это… девчонки… побежали…

Гандболистки нехотя заводят бег по кругу.

Художник (со счастливым лицом машет рукой Люсе-Голливуд). Это я! Это я!..

Голливуд (зевает, потягивается). Потренироваться, что ли…

Тренер. Неспортивно, команда, расхолаживаешь.

Голливуд зевает.

Просыпайся, вставай, кончай с этим… В руки себя, наконец!..

Голливуд (потягиваясь). Не-а…

Художник. Зачем заставлять, пусть живут, как желают!

Тренер. Опять эта бацилла эгоизма… (Алевтине.) А если бы они тебя покалечили? Те, пятеро?

Алевтина. Четыре с половиной.

Тренер. О чем ты думала, Алевтина? Там мужиков не нашлось? Через неделю соревнования – у нас ворота голые!

Алевтина. Мужики наркотой обожрались – чего!..

Тренер. А тебе, как всегда, больше всех надо?

Алевтина. А они бы его покалечили – что?

Тренер. А тебя? Думаешь только о себе! Каждый из вас думает только о себе!

Алевтина. Да не думала я, вы чего? Я как увидела, как они на Ювана, и я как поперла на них со всех ног!.. Вы же сами учили: как скорость врубил, как попер – и мы победили!..

Пыжова. Аля, молодец! Молодец!..

Юван (с чувством). Алевтина…

Алевтина (с ответным чувством). Юван…

Команда опять стоит на месте, команде интересно.

Художник (подбирается к Люсе). Кофе хотите?

Голливуд. Хочу.

Художник. У меня полный термос… (Торопится за кофе.)

Тренер (Ювану). А тебе как не стыдно? Тебя так в горах научили?

Алевтина (с угрозой). Не орите вы на него!

Тренер. А тебя я учил с умом и с расчетом!

Алевтина. А Юван? Они бы его укокошили!

Тренер. Пусть! А если б тебя?

Алевтина. А мне за Ювана не жалко.

Пыжова. Ой, Аля…

Юван. Я тоже за Алевтину жизнь отдам, если надо.

Пыжова. Ой-ой…

Тренер. А если не надо?

Художник (Люсе). Хотите мою жизнь?

Голливуд (морщится). Кофе холодный…

Художник. Остыл…

Тренер (Алевтине). Возьми себя в руки, завтра же будешь жалеть. Сними с себя это дурацкое платье!

Алевтина. Не сниму.

Пыжова. Как они любят друг друга… Разве любовь – это плохо?

Тренер. Плохо!

Художник. Любовь – прекрасно!..

Пыжова. Все говорят: любовь – хорошо…

Тренер. Знаешь, кто говорит? Кто только уже говорить может. А кто хоть немножечко соображает – тот знает: хорошо – пока хорошо, а потом опять плохо.

Художник. Не обязательно.

Тренер. Не лезьте, куда вас не просят.

Художник. Я только защищаю любовь.

Тренер. В ваши годы могли бы уже помолчать и защищать чего-то другое!

Художник. Сорок один!.. Мне мой дедушка как-то однажды рассказывал еще про своего дедушку, который всю свою жизнь, вот как вы, не верил в нее и впервые влюбился, когда ему было сто двадцать! У него во внуках уже имелся мой дедушка, а он сам, вдруг, вспыхнул, как нефть.

Калинкина. У нас в подъезде один стопятидесятилетний женился на стотридцатипятилетней. Чего, хорошо живут, еще все завидуют.

Художник. Вы тоже не застрахованы!

Тренер. Все уже было! Все было, все понял: ничего нет! И ты мне про то, как твой дедушка нефть добывал… Тридцать семь! Все великие гибли уже – я пока что живу. Не ради себя, ради команды. Ради общего дела. Только ради него стоит жить. Все остальное – там, типа, любовь, кровь, свекровь – для тех, кто ни на что уже больше не способен. (Алевтине.) Сними.

Алевтина. Не сниму.

Тренер. Соревнования, чувство ответственности!.. Двенадцать команд, по три игры в день, дикое напряжение сил, какая, к черту, любовь, ты подумай? Вратарь, сними платье и встань в строй!

Алевтина. Я встану, я в платье, а мне не мешает. Даже наоборот – еще лучше. У нас скоро загс, мне привыкнуть надо. Мне каждую вещь поносить, чтобы в ней классно выглядеть…

Пыжова. Ой, между прочим, мне тоже…

Тренер. Что – тоже?

Пыжова. Мне – поносить… Говорю, поносить… Я, как Аля, Гоген Петрович…

Тренер. Ну, давайте! Давайте! Все невестами вырядимся!

Алевтина. Ага!

Калинкина. А вы тоже… как этот…

Тренер. Все!

Пыжова (радостно). Женихом! Гоген Петрович, а вы – женихом!..

Кусакина. Х-ха, твоим!

Пыжова (смутившись). Почему только моим, не обязательно…

Калинкина. И на это, на как ее, олимпиаду…

Кусакина. С песнями, да ты…

Калинкина. На машинах, на свадебных…

Пыжова. Ой, что будет!.. А потом в газетах напишут: особенно сильно отличились спортсменки-гандболистки! Очень мощную изобрели форму одежду: белое свадебное платье и фату!

Кусакина. И белые тапочки!

Калинкина. Все пускай сходу сдаются!

Пыжова. Дуся, потрясно?

Калинкина. Прикольно.

Пыжова (тут же деловито прикидывает). Так, Аля платье купила – есть, хорошо; у меня еще с прошлого года в шкафу; у Люськи их – целых два, она замуж два раза хотела; Надюшка… (Дакашиной.) Надюша, ты свое прошлогоднее не продала?

Калинкина. Надюшка его на помойку закинула – я подобрала. Еще я подумала: ну да, такую форму одежды по помойкам!

Пыжова. Жалко, Надюша!..

Калинкина. А я сказала – не жалко?

Пыжова. Материал был хороший, не мнущийся.

Калинкина. Материал-то хороший – размер другой. На меня не полезло, теперь без дела лежит. Я свои габариты Лорке дала – она из Стамбула мне привезет.

Тренер (горестно). Из Стамбула…

Калинкина. У турков дешевле!

Кусакина. Еще такое приволокет, в котором хоронят в гробу!

Калинкина (нахмурившись). Я тогда саму ее в гроб… да еще поперек…

Кусакина (хохочет). Спасайся, кто может!

Калинкина. Белое для жизни – хорошо!..

Пыжова (мечтательно). В белом по жизни идти – красиво!..

Калинкина. Испачкается, если не снимать.

Пыжова. Нет, а такое, чтобы не пачкалось! Чтобы белое, и чтобы не пачкалось, и чтобы для всей жизни!..

И вдруг, на какие-то удивительные мгновения свет сошел на нет и тут же опять возник голубым лучом.

Вдруг, отыскал и оживил белое кружение Алевтины …

В углу зала нашел Люсю по прозвищу Голливуд , как же она прекрасна в одном из двух своих подвенечных платьев!

А потом еще и еще, перебираясь от девушки к девушке, луч (Что за свет? Откуда? Вот тайна!) осветил остальных членов команды по ручному мячу.

И все, как одна, очаровательно выглядят в своих белых подвенечных одеяниях, в белых тапочках…

Наконец, луч достиг Тренера ; он сидит на скамейке, обессиленный и печальный.

Тренер. Жил, жил… строил, строил… себя не жалел… лишения терпел… Ни одна ворона не верила, что из обыкновенных девчонок сделаю команду… А я, назло всем, ее сделал… Ручной мяч вперед двинул – в сказочных, можно сказать, габаритах… Все озверели. Конкурентов одних породил на собственную голову – как клопов. В газетах все пишут: жуткий прогресс, дети и взрослые хотят играть только в ручной мяч. Купаются в деньгах и в популярности, мало сказать. И – вот тебе, пожалуйста, дожили…

Свет прежний.

Видим, Художник