В комнате полумрак. Свет от аквариума. Слышно, считают мгновения огромные старинные часы на стене… Хлопает дверь и сразу голос старика: «Вера Вера!..» И кашель. Быстро входит Порогин, включает свет. Он в мокром пальто, со шляпы стекает, ворот распахнут. На полу, раскинув руки, лежит старуха. По ковру рассыпаны таблетки, ампулы.
Порогин. Вера!.. (Тяжело дышит, испуганно на нее смотрит.) Вера… (Вдруг, мякнет, слабеет, устало бредет к креслу; сидит, ссутулившись.) Вера… Вера…
Тишина. Устремляется вдруг к телефону, хватается за аппарат, но роняет; поднимает, стучит по нему, дует в трубку, кому-то кричит: «Алё! Алё!.. Горестно выдыхает: «Кому?..» Обхватив голову, ходит по комнате; стоит у аквариума, сосредоточенно разглядывает рыбок; осторожно приближается к жене, опускается на колени, шепчет: «Вера… Вера…» Озирается по сторонам, ползает по полу и подбирает таблетки; внимательно их разглядывает; наконец, встает, уходит. Возвращается со стаканом, который ставит на стол; высыпает на скатерть таблетки, задумывается. Достает записную книжку, перечитывает записанное. Книжку прячет. Снова собирает таблетки, одну отправляет в рот, берется за стакан.
Вера. Митя, не смей.
Старик от неожиданности выплевывает снотворное и закашливается.
Я живая, не убивайся. (Садится.)
Порогин. Живая?.. (Давится, покраснел, побурел даже.)
Вера. Митя, да, я живая, можешь потрогать… Да живая, ну вот… Что, Митя?..
Порогин (все в себя не придет). Зачем?..
Вера. Митя…
Порогин. Фарс, Вера, зачем?..
Вера (ползет к нему, обнимает за ноги, да так, что, потеряв равновесие, он падает в кресло.) Митя, все объясню, ты поймешь, все не так…
Порогин. Но ты позвонила, что хочешь, что хочешь… Решил, что мертва…
Вера. Была я, хотела, почти, Митя, верно…
Порогин. Опять, Вера, ложь?
Вера. Да я все объясню…
Порогин. Все опять, невозможно, по новой, опять!..
Вера. Я действительно, Митя, хотела!
Порогин. Что?! От меня ты что хочешь?!
Вера. Хотела проститься… Боялась, помру, не простившись – тоже, подумала, нехорошо… Не по-людски, все же жили, ну, правда же…
Порогин. Душу ты мне истерзала, поверил!..
Вера. И правильно, Митя, я правда, решила… Решила, решила, потом вдруг подумала… Вспомнила крик твой: «Не делай этого!» В общем, подумала, может, не хочешь… Подумала, значит, подумала в общем…
Оба потрясены, оба молчат.
А что?.. Неправильно подумала?.. Надо было?..
Порогин (стиснув кулаки, визжит). Дура! Дура старая!.. (Откидывается, дышит тяжело, ему душно, его душит.)
Вера (обнимает его ноги). Митя… Митенька… Милый, у тебя лицо серое стало…
Порогин. Дура… дура…
Вера. На-на, Митя… Митя, на… (Сует ему в рот лекарство)
Порогин (отшвыривает). Решила меня убить…
Вера. Да держи же, Митя… (Еще всучивает ему лекарство.)
Порогин. Тебе легче убить меня, чем жить дать…
Вера. Да Митя же…
Порогин. Смерть из всего выход, конечно… Ведь не надо
страдать, стыдиться, мучиться, лгать…
Вера. Ты меня жалей, не себя! Я же себя убить хотела, дурень!
Порогин. А я бы жил? Я после этого жил бы? Ты же знаешь, что нет! Знала, что нет!..
Вера. Не знала я ничего! Не думала я об этом! Ни к чему стало все – это понять способен?
Порогин. Нет, Вера, знала ты все обо всем: что примчусь, изведусь и раскаюсь, что жить не буду – все!.. Проклятье какое-то: воля, желания – не имеют смысла… Жить как хочу – не могу… Все противно – ты понимаешь? Я сам – я сам ничего изменить не могу! И цель моего рождения, оказывается, – твоя жизнь или смерть. Только! И никакой другой – понимаешь? (Хватает ее за плечи и встряхивает.) Никакой! Никакой!..
Вера. Митя, больно…
Порогин. Что же мне делать, Вера? Мне нужен год, мне один только год, неужели же нет?..
Вера. Да разве же я держу тебя, Митя?
Порогин. Ты не можешь умереть сейчас, именно сейчас, ты не можешь, Вера…
Вера (выдирается). Да отпусти ты меня, отпусти меня, дьявол!.. (Отползает от него, поджимается.)
Порогин (стоит на коленях и потерянно, как в забытьи, шепчет.) Не можешь… Не можешь… Не можешь…
Тишина.
Вера. Страшно мне, Митя… Сам не видишь себя… (Молчат.) И я, как в болезни… Толком не думаю… Одно в голове, сразу другое… Потом соображаю, для чего мне эти мысли?.. (Молчат.) Поняла наконец, почему замуж не хотела за тебя… Сегодня вдруг ночью и поняла: ты перешагнуть можешь, Митя. У тебя идея будет – ты ради нее через меня, через живую, через близкую тебе… (Молчат.) Господи, что же мне сделать, чтоб ты поверил?.. (Молчат.) Ты думаешь, пользы ищу для себя?.. Если чего и хочу – чтобы зла между нами… Зачем же зло?..
Порогин. Ложь была между нами. И будет, пока мы вместе.
Вера. У тебя идея теперь – уйти… А один останешься – не будет лжи? Не будет, Митя?.. (Он молчит.) Ничего не будет. Это уж точно. Скоро уже. Одного понять не хочешь: ничего.
Порогин. Страх, страх… Перестань пугать. Как болезнь неотвязная: что умрешь – страх, или останешься один – страх… Страх – не поймут, страх – не поверят, отнимут доро и надежды лишат… Унизительный, стыдный… Ты за меня, я за тебя – цепляемся, как слепые друг за друга… Слепые, пока цепляемся, но мы цепляемся… Невозможно понять, жить…
Вера. Жили же…
Порогин. Лгали. Без мук совести, не страдая. Даже не задумываясь, что лжем. Привычно, без цели. А главное – для чего? И зачем? Смысл?.. Если это жизнь, если ты это называешь жизнью…
Вера. Все жизнь, Митя.
Порогин. Да-да-да, да, слышал…
Вера. И все хорошо, что жизнь.
Порогин. Нет… нет… не хочу…
Вера. Сидела тут без тебя и думала: наемся снотворного, глаза закрою… (Открывает глаза, печально глядит на мужа.) А потом?..
Порогин. Тебя смерть пугает, а мне жить противно во лжи.
Вера. А дальше-то что, Митя?
Порогин. Не желаю о смерти сейчас, и полно, и ни к чему!
Вера. А о чем нам еще с тобой?
Порогин. Зачем ты мучаешь меня? Разве я знаю? Не хочу, нет ее, нет!.. (Молчат.) Потерпи хотя бы год. Не делай этого… Прошу. Год, хотя бы, прошу, потерпи.
Вера. А потом? (Он молчит.) Потом разрешаешь? (Он молчит.) Через год, значит, смогу?
Порогин. Через год и я смогу.
Старуха с трудом залезает на стул, тяжело дышит. Сидит, обмякнув.
Вера. Вчера в магазине… у кассы стоим… девчонка говорит: бабушка… Бабушка, говорит… Вы, говорит, уже, можно сказать, одной ногой в могиле, вы, говорит, может, знаете: а жить стоит?.. (Он молчит.) Одной жить не хочется… Неинтересно… Меня осталось во мне… под ногтем у тебя помещусь. В голове другого не держу: как Митя спал, как Митя ел, как Митя работал… Да кто позвонит, да как мне ответить, да куда послать… Как же мне без тебя-то, миленький?..
Молчат.
Порогин. Жалко, собаку уже не завести.
Вера. А?..
Порогин. Сидел на даче, думал: собаку бы завести.
Вера. Песика, Митя? Ты серьезно?..
Порогин. Только уже не завести: старость. Старость – это когда уже собаку не завести.
Вера. Зачем собаку, Митя, а я?..
Порогин. И ты… И без тебя не могу…
Вера (сползает на колени и ползет к нему). Я совсем не могу, Митенька…
Порогин. Приехал, дом холодный… Растопил печь. Ужасно захотелось жареной картошки. Картошки не оказалось. Подумал: ну, выпью чаю. Но и заварки не оказалось…
Вера. Я от мышей запрятала, Митенька, я в сундучок…
Порогин. Одиноко, тоскливо вдруг сделалось. Огромная дача, пустая. Знаю, тебя нет, но прислушиваюсь, не твои ли шаги за стеной.
Вера (уже обняла его ноги и прижалась к ним щекой: и хорошо ей и плачет.) И я ведь не верила ведь, что ты уехал… Думала… Все передумала… Плед на полу в коридоре кинула, залегла…
Как женщина из африканского племени, помнишь, рассказывал? Мужчина перешагнет – ему легче… а я… Да согласна я, шагай… (Гладит его.) Если надо, Митенька… Митя…
Порогин (тоже ее поглаживает). Добрая моя… добрая…
Вера. Ты добрый…
Порогин. Хорошего много от тебя, я помню…
Вера. И я помню. Как ногу сломала, как ты не отходил от меня, как сам все… Миленький мой… Хочешь, опять Елизаром? Как по паспорту?
Порогин. Да полно… Вера, ты тоже… После операции меня… Ты тоже…
Вера. Нет, Митя, нет… Елизарушка… Митя, ты ушел – я думала: я, наверно, мало благодарила тебя. Правда, не дергайся, мало, можно было… Но ты не думай, Митя, я благодарна тебе. За жизнь, за внимание… Елизар…
Порогин. При чем тут…
Вера. Нет, Митя, хорошая была жизнь: в Грецию меня брал, в Австралию. Париж хороший город.
Порогин. Это тебе спасибо, что ездила со мной. Один бы я вряд ли…
Вера. И везде нас так хорошо принимали, везде я тобой гордилась. Ты в Дании делал доклад, а я, помню, сидела в последнем ряду, глядела на тебя и думала: неужели же такой умный и красивый человек – мой муж?.. Как же так получилось, что я, такая дура – и ты… Ты, Митя, такой… Правда же, Митя, глядела как бы со стороны на себя, на тебя – и не верила…
Порогин. Я долго не мог поверить, что ты моя жена.
Вера. Ну, Митенька, я…
Порогин. Ты была красивой.
Вера. Да глупой…
Порогин. Очень. Я гордился, что у меня такая красивая жена и мучился, что недостоин.
Вера. Ты недостоин? Да ты, Митя, достоин, чтобы таких, как я,
вокруг тебя миллион…
Порогин. Очень мучился…
Вера. А ты и был, Митя, ничего, а с годами… (с нежностью поглаживает его.) Лоб от волос освободился, и лучше. И в глазах выражение появилось… И вообще, сам весь интереснее сделался… (Гладит.) Ты мой красивый, ты умный, ты справедливый…
Старик вдруг отстраняется, странно глядит на старуху.
Что, Митя?.. А?..
Порогин. Ты любила меня? Хоть когда-нибудь?
Вера. Да, Господи, Митя…
Порогин. Ты никогда не говорила. Подожди. Хоть когда-нибудь? Любила? Ну, скажи, любила?
Вера. А разве же нет, Митя?
Порогин. Я бы вспомнил. Я вспоминал…
Вера. Вот честное слово, Митя… Вот видит Бог… Из меня говорунья, ты знаешь… Любила, конечно… Наверно, любила… А что?..
Он понуро молчит.
У тебя-то в мыслях – что?.. Не любила?.. (Он молчит.) Ну, Господи, Митя… (Опускается на ковер, задумывается.) Жила же с тобой –значит, любила…
Порогин (задумчиво). Не знаю…
Вера. Что ты сказал?.. Говори громче, Митя, что-то я разволновалась… (Он молчит.) А, Митя?..
Порогин (Поднимается, задумчиво на нее смотрит). Мы все испортили. Все испортили…
Вера. Что ты говоришь?..
Порогин. Не надо было нам вместе. После войны, как вернулся, как встретились, тогда нам и надо было… И лжи бы не было между нами, и этой тоски… (Тяжело ступая, направляется к выходу.)
Вера. Куда, Митя?..
Старик уходит – словно не слышит.
Стой, Митя, стой!
Останавливается; стоит понуро, не оборачивается.
Все забыл… Ты забыл, как вернулся с войны, только вспомни… Вернулся едва – сразу туберкулез… Почти на себе увезла в Джамбай… Козу держала, свиней, птиц, чтобы ты мог нормально питаться… Три года, ты вспомни, сама, все сама – чтобы только то выжил…
Порогин (глухо, не оборачиваясь). Не поймем мы друг друга, мы – нет, никогда не поймем…
Вера. … А домой возвратились и ты, как бешеный, засел за книжку про Горького… И девять лет жизни…
Порогин. …Да кто же нас так запутал?..
Вера. За Достоевского взялся – еще двенадцать… Толстому – тому вообще…
Порогин. Ну, довольно, довольно…
Вера. Что значит довольно? А я, Митя, я?.. Пока ты там с ними летал и парил – я, как букашка вокруг тебя ползала: кухня-базар-магазин-прачечная, магазин-прачечная-кухня…
Порогин. Да-да-да-да-да-да!.. Ты права, но ты вслушайся, Вера, и я о том же: вся наша жизнь держится на двух шнурках – что ты для меня сделала, чего я не сделал для тебя. А еще? Что бывает еще? Ведь бывает еще!
Вера. Что бывает? Объясни мне, набитой – чего еще в жизни бывает, кроме жизни?
Порогин. Чувство бывает!.. Твое чувство, что с тобою случилось то самое… единственно возможное… и только с тобой… одним… И что было не зря… что не зря… то было не зря… не зря… не зря…
Старуха тяжело опускается на стул, сидит поникнув. Старик тяжело дышит, на жену не смотрит.
Тишина.
Вера. В Бога ты не веришь, Митя. А был бы Бог, и ты бы знал, что он есть… (Молчат.) И ребеночек наш оттого, может, и не прижился на белом…
Порогин. Вера…
Вера. В Бога не веруем, Митя. А то бы он спас Илюшечку, сыночка моего единственного…
Порогин. Я тебя прошу.
Вера. Спас бы, а, Митя? Спас бы – а? а??. Если бы мы, мы с тобой, правда, да, нет?..
Порогин. Ну, не надо об этом, прошу я, прошу…
Вера. Бог проклял нас, Митя…
Порогин. Прошу тебя, Вера!
Вера. Проклял! Старые, больные одинокие, никому и друг другу… И даже друг другу, оказывается, Митя… (И плачет, захлебывается, тянется за стаканом, опрокидывает, проливает воду на скатерть.)
Старик уходит. Она плачет, плачет… вдруг, замечает – его нет. И рукой тянется следом за ним, словно пытаясь ухватиться за что-то…
За что? И бормочет, повторяет: «Митя… Митя…» И находит-таки в себе силы подняться; нетвердо, цепляясь за спинки стульев, кресел направляется к выходу – навстречу ей муж с водой.
Митя… (Цепляется за него.)
Порогин. Тарантул ты, Вера!
Вера. Не бросай меня, миленький…
Порогин. В самое сердце, ведь знаешь!..
Вера. Не бросай меня, Господи, пожалей меня, Митя?..
Порогин. Нет его, нет!.. Мы с тобой, старые, больные, одинокие – есть, а Его – нет!.. Как нет нашего сына, и нашей любви, и нежности, и жалости нашей – ничего!.. И никто не виновен в том – мы, только мы!.. Ты меня слышишь? Это мы не уберегли нашего сына! Это мы преступали и лгали – мы, а не Бог! Мы, а не Бог!..
С грохотом со стены на пол обрушиваются старинные часы – то ли от крика, а возможно, от какого-нибудь иного сотрясения в почве или в атмосфере.
Старики, впрочем, молчат. Наконец, она его отпускает и отворачивается. Слабо махнув рукой, бредет к столу.
Вера. Уходи… Бог с тобой… Нету сил… (Поморщившись, то ли от боли, то ли от тяжести, отчаяния, – опускается на стул.) Мне уже все равно… Как-нибудь… Уходи…
Порогин (внимательно на нее смотрит). Хотела воды. (Задумчиво разглядывает воду.) Трубы старые… Видно, уже не выдерживают… Ржавой стала вода… (Направляется к столу, ставит стакан, стоит, наконец, садится.) Странный сон… Всю прошлую ночь… с отчаянием и надеждой пытался тебе объяснить, почему мне трудно так жить, как живу; почему неинтересно и стыдно; и отчего дальше так продолжаться не может. О твоем предательстве я еще не знал.
Она поднимает глаза, внимательно на него смотрит.
Ты меня слушала… Кажется, даже не обрывала. И, казалось мне, что понимаешь. Лицо у тебя было… почти таким же, какое оно сейчас: заплаканным, обреченным… и недоступным для понимания. (Молчат.) Дослушав, ты встала и ушла в другую комнату. Возвратилась с огромным револьвером в руках. Каких-то немыслимых… Размером с винтовку… Но по виду – револьвер… Спокойно сказала: не можешь – не живи.
Вера. Ох, Митя, уходи, сил нету, правда…
Порогин. Я помню, Вера, меня поразило не то, что ты мне так легко предлагаешь застрелиться… То поразило потом, когда уже проснулся… А тогда, во сне, помню, я у тебя спросил, где ты его взяла.
Вера. У тебя жалость есть, Митя? Хоть на каплю?..
Порогин. …Ты ответила: от матери достался. В наследство. А той – от ее матери, твоей бабки. А бабке – от еще предыдущей. И что все их мужья кончали с собой из этой дубины. Без промаха.
Вера. Ну, я же отпустила тебя, ну? Уходи. Не держу. Правда.
Порогин. …Странный сон, все гадаю… (Она молчит.) Однажды давно был свидетелем, слышал, женщина крикнула вслед мужчине: «Лучше бы ты умер, мерзавец!» (Внимательно на нее смотрит.) Для тебя, верно, тоже было бы легче, если бы я умер сейчас, тут, возле тебя, а не ушел бы прочь и где-то еще жил…
Вера. Бога побойся, Митя, что говоришь?..
Порогин. А что? Если люди кричат – значит, это есть?.. Значит, можно и думать об этом, и говорить?.. Чему ты, собственно, так удивилась?.. Ведь все бы так просто…
О проекте
О подписке