Он-то думал, надо только отыскать Джека, кулаком вмазать в самодовольную Джекову физиономию – и тогда полегчает. Все изменится, и затверделый сгусток гнева, что разросся внутри, рассыплется в песок. Как бы не так. Гнев никуда
в голове у нее ворочался один-единственный вопрос. Когда все пошло наперекосяк? Оставшись одна, под мурлыканье проигрывателя, при свете лампы она рылась в воспоминаниях.
В первый день в своей крошечной побеленной студии любовался, как безошибочно складываются их тела: ее нос гнездится в ямке меж его ключиц; выпуклость ее щеки вписывается в изгиб его шеи. Будто их отлили в одной изложнице.
Загривок Джеймсу окатывает жаром – за ушами словно пот течет. Теперь Джеймс рад, что Мэрилин дежурит у телефона внизу. – Это было недоразумение, – чопорно отвечает он. – Мы с женой друг друга недопоняли. Семейное дело.
До того Лидия не сознавала, сколь непрочно счастье: его можно опрокинуть и разбить одним неосторожным жестом. Все, чего хочет мама, пообещала она тогда. Только бы мама осталась. Вот до чего ей было страшно.