Цитаты из книг автора «Себастьян Хафнер»

Что изменилось? Что внезапно сделало «республику без республиканцев» жизнеспособной? Многое. Даровитый министр иностранных дел, Густав Штреземан[60], положил начало примирению с бывшими военными противниками, облегчению репарационных выплат и росту международного престижа Германии. Американские кредиты способствовали небольшому экономическому росту.

Свои успехи Гитлер добывал в борьбе с такими противниками, которые были не способны к сопротивлению или вообще не хотели сопротивляться. Во внутренней политике он нанес смертельный удар Веймарской республике только тогда, когда она уже была абсолютно обессилена и готова к капитуляции. Во внешней политике Гитлер уничтожил европейскую систему коллективной безопасности образца 1919 года, когда она была уже сокрушена внутренними противоречиями и доказала свою нежизнеспособность. В обоих случаях Гитлер подтолкнул падающего.

Решение напасть на Россию, с которого и начались его неудачи, вовсе не было результатом азарта, вскормленного волной побед: в течение многих лет это нападение было обдуманной и бесповоротной целью гитлеровской политики, изложенной и обоснованной еще в 1926 году в «Моей борьбе».

Третий рейх с осени 1934 года не имел ни писаной, ни неписаной конституции, он не знал и не признавал основные права, которые ограничивают всевластие государства по отношению к своим гражданам; Третий рейх не обладал даже необходимым минимумом конституционного строя, то есть таким государственным порядком, который разграничивает полномочия различных органов и заботится о том, чтобы эти органы целесообразно взаимодействовали. Гитлер в противоположность этому создал такое положение, при котором отдельные носители власти, ничем в своих действиях не ограниченные, конкурировали друг с другом, пытались заслонить друг друга, сплачивались и противостояли друг другу и только он один непререкаемым арбитром возвышался над этим хаосом. Только так он смог обеспечить себе полную свободу действий, в которой сильно нуждался. У него было совершенно правильное ощущение: любой конституционный порядок ограничивает власть даже самого мощного конституционного органа; даже самый могущественный человек при конституционном строе неизбежно сталкивается с тем, что приказать можно не всё и не всем,

Обобществление людей действительно устраняет отчуждение, а именно отчуждение жителей мегалополисов друг от друга, разумеется, за счет личной свободы. Потому что свобода и отчуждение – стороны одной и той же медали, как дисциплина и общность

пролетарию, работающему на конвейере нет разницы, кому принадлежит этот конвейер, – частному концерну или народному предприятию

Что же касается уничтожения сословных привилегий и размывания классовых границ, то нацисты совершенно официально и программно были за это, в отличие от итальянских фашистов, чьим лозунгом было создание «корпоративного» государства, то есть восстановление сословного общества, – это одна из многих причин, по которым нельзя ставить на одну доску гитлеровский национал-социализм и фашизм Муссолини.

Для диктаторского режима, с концлагерями на заднем плане, и то и другое было осуществимо: Гитлер мог не обращать внимание ни на союзы предпринимателей, ни на профсоюзы; и тех и других он загнал в «Немецкий трудовой фронт», чем и обессилил. Он мог посадить в концлагерь любого предпринимателя, у которого появятся зарубежные экономические связи или желание повысить цену на тот или иной товар. В тот же концлагерь могли отправиться и рабочие, требующие повышения зарплаты и грозящие забастовкой. Так что будем справедливы: назовем экономическое чудо тридцатых годов делом Гитлера; и из той же справедливости будем последовательны: не забудем, каким мощным подспорьем для этого чудотворца оказались концлагеря.

В целом использование и дозирование террора в первые шесть лет правления – сперва нагнетание страха совершенно дикими угрозами, потом жестокие, но явно отстающие от угроз акции террора, после чего постепенный и повсеместный переход к почти нормальному существованию на фоне замалчиваемого, старательно не замечаемого террора – следует признать мастерским социально-психологическим достижением Гитлера.

Запоминалось также то, что Гитлер в своих речах, полных безудержных оскорблений руководителей страны, требований неограниченной власти для себя и для своей партии, заискиваний перед недовольными всех мастей, а также очевиднейших противоречий, ни разу не сделал ни одного конкретного предложения; он ничего не сказал о том, как намерен справиться с экономическим кризисом и безработицей – тогдашней всеобщей бедой. Курт Тухольский[38] высказал мнение многих, когда писал: «Нет человека Гитлера, есть только шум, который он производит».