Парадоксы профессора Кожухова (1921–1982)

Ирина Катченкова

Не скрою, писать о Юрии Вячеславовиче Кожухове – трудно. Он слыл одним из самых легендарных герценовцев. Не случайно бывший наш ректор Г.А.Бордовский вспоминал, что задолго до выхода на экраны культового фильма Э.Рязанова «Ирония судьбы или с лёгким паром» аналогичная история произошла с молодым Юрием Вячеславовичем и его друзьями^[1]. Как эта свобода самовыражения, видимо, всегда присущая нашему герою, вписывалась в контекст тускло-регламентированного советского времени? Не знаю…

В его биографии сплетаются ясность и недосказанность. В самом деле, на первый взгляд – не судьба, а пример партийно-государственной заботы о талантах из гущи народной. Крестьянский парень со Смоленщины, фронтовик (член КПСС с 1943 года), после войны заочно окончил исторический факультет – за три года вместо положенных по программе семи лет, затем аспирантуру, стал преподавателем, деканом, успешно защитил обе диссертации – кандидатскую и докторскую, был проректором, заведующим кафедрой, членкором АПН, возглавлял диссертационный Совет…Предлагали ему и иные престижные должности, вплоть до заместителя министра.

С другой стороны – его отца, Вячеслава Ивановича, репрессировали (отбывал срок на Соловках), – но этот факт наш профессор долго был вынужден скрывать. Даже после реабилитации трагическая страница семейной истории не разглашалась^[2]…

Или взять широко известную на факультете «сагу» о фронтовой, под пулями, женитьбе Кожухова. Эту тему обыгрывал и спектакль студенческого театра-студии, приуроченный к 40-летию Победы. Эта постановка 1985 года называлась «Вам, в чьих судьбах была война». Присутствовали ветераны. Говорят, и вдова Юрия Вячеславовича должна была прийти, но её я не помню. А надо сказать, что боль утраты за три года у многих из нас не утихла. И диковатым казалось изображать военную свадьбу, разыгрывать молодое счастье недавно ушедшего в вечность мужа и сидящей в зале вдовы….Но наши методисты-постановщики были свято уверены: вот на таком «материале» и надо воспитывать студентов. Интересно, как бы отнёсся к такой инсценировке важнейшего события своей жизни сам Кожухов?

Недавно перечитывала рукописные заметки, которые набросала сразу же после его смерти. Поразительно меняется наше отношение к событиям, а ещё больше – осмысление этих событий в контексте времени. Хотя и времени-то прошло, казалось бы, не так уж и много. Правда, прожитые после кончины Кожухова годы так перетряхнули страну и всех нас, что, пожалуй, стоили иного столетия…

У могилы на Северном кладбище проректор сказал – мол, символично, что Юрий Вячеславович умер в день ленинского субботника, собираясь в Разлив. Этот день в 1982 году приходился на 17 апреля. А «красная суббота» совпадала с Великой – заканчивалась Страстная неделя…

Конечно, тогда, в день похорон, не говорили об этом. Да и все ли знали? Зато теперь ищут и находят мистику и чуть ли не знамения^[3]…

Мы – последние студенты Кожухова, нашему курсу он прочёл последний курс лекций, у нас принял последний в своей жизни экзамен…. Лично для меня – тогда, в неполные 19 лет, кончина Юрия Вячеславовича стала первой значимой утратой. Ощущение страшной несправедливости, жутковатого ужаса, нежелание примириться с этой потерей помнится до сих пор…

…Октябрь 1981 года. Мы недавно вернулись из совхоза «Ленсоветовский» – убирали морковь. В нашу курсовую аудиторию № 329 входит среднего роста мужчина в сером костюме. У него – калмыковатый разрез глаз, зачёсанные назад волосы и пышные, какие-то «будённовские» усы. Откашливается:

– Здравствуйте. Я профессор Кожухов Юрий Вячеславович, Буду вам читать лекции по истории СССР. У нас – первая половина XIX века…Потом – экзамен. Кстати, скажите – устраивает ли вас темп лекции?

Голос – негромкий глуховатый баритон. Читал лектор спокойно, без внешних красивостей, деловито и как-то ладно. В его лекциях чувствовалось стремление донести до студента самый сложный материал, разложить всё по полочкам. Кожухов был непревзойдённым мастером прояснения вопросов экономики, особенно если речь заходила о крестьянстве. Или, например, на консультации так изложил Синопский бой, что даже женская часть группы уяснила стратегический манёвр Нахимова.

Большое внимание он уделял реформам Сперанского, особенно упирая на поддержку им образования. Вообще, надо отметить, что у Юрия Вячеславовича был огромный интерес именно к преподаванию истории, к тому, что сейчас назвали бы технологиями. Не случаен его вопрос о темпе лекции. Он постоянно внедрял в работу кафедры инновации. Одно время, как рассказывал В.В.Лаптев, вместо экзамена, если у студента было желание, проводил собеседование по прочитанным монографиям, или по одному из томов В.О.Ключевского. В своих воспоминаниях А.З.Ваксер подробно останавливается на методической составляющей работы заведующего кафедрой: «Методику преподавания рассматривали на кафедре не как довесок к науке, а как школу мастерства, без которой ни учитель, ни вузовский преподаватель не могут стать настоящими профессионалами…..Создание методических сборников, разработок, обобщающих педагогический опыт членов кафедры…присутствовали постоянно в нашей работе. Как член-корреспондент АПН Юрий Вячеславович очень внимательно следил за всякого рода новинками, повышающими эффективность учебной деятельности. Он был одним из авторов профессиограммы учителя истории, над которой факультет работал не один год…»^[4]. Если прибавить к этим занятиям солидную административную нагрузку и большую семью (трое детей), становится понятно, что сердце периодически давало сбои.

Кожухов-лектор запомнился ещё умением создать в аудитории уважительно-строгую, но в то же время доброжелательную обстановку.

У него отношение к студентам было отцовское – одновременно ласковое и требовательное. Ему каждый студент был интересен, с каждым он мгновенно находил общий язык. Не случайно в 50-е годы он приглашался на студенческие свадьбы в качестве посажённого отца.

Чувствовался солидный запас знаний, который не выносится на лекцию, но имеется и постоянно пополняется. Нам он советовал не только читать монографии и учебники, но и посещать музеи, знать архитектурные памятники. К месту рассказал анекдот: рассматривает некто картину «Царь Пётр допрашивает царевича Алексея», смотрит и недоумевает: «Картина хорошая, почему же Ге?»

Запомнились его отточенные формулировки, как, например, «Великое герцогство Варшавское – это пистолет, направленный в сердце России».

Конечно, как и все мы, был он человеком своего времени. Не удержался «боднуть» покойного академика Е.В.Тарле на одной из лекций – мол, всё-таки у Евгения Викторовича сохранилось некоторое расшаркивание перед Наполеоном. Думаю, это был отголосок каких-то неведомых нам и не вполне академических баталий. В то же время об Аракчееве сказал, что заслуги последнего как выдающегося артиллериста и организатора войск накануне Отечественной войны 1812 года весьма велики…

Свой последний экзамен Юрий Вячеславович принимал у нашего курса 10 января 1982 года. До его смерти оставалось всего ничего – три месяца и неделя…

Конечно, мы тогда и предположить не могли, что жизнь нашего профессора оборвётся так рано – для мужчины 61 год не возраст… Да и он же спортивен, подтянут, летом сплавляется на байдарках, рыбачит, охотится… Но не дано человеку знать своё будущее и «дату своего ухода»…

И вот – экзамен… Обстановка спокойная, почти непринуждённая. Я ему рассказываю о Венском конгрессе. Говорю, что, мол, зря называли остряки этот конгресс «танцующим», ведь решались судьбы Европы на десятилетия вперёд… Кожухов прерывает, широко улыбаясь:

– Ну, это как посмотреть… Молодёжь-то танцевала…

Я обиженно смолкаю. В те времена была страшно застенчивой и тушевалась сразу, если, например, экзаменатор «встревал». Кожухов тут же примирительно произносит уже серьёзно:

– Извините, продолжайте, пожалуйста.

Как он почувствовал, что мне стало некомфортно, как мгновенно перестроился, настроился на мою волну? Чудо или мастерство преподавателя?

Уже выводя в зачётке «отлично», Юрий Вячеславович наградил меня, как орденом, похвалой за ответ:

– Спасибо вам большое, Ирина Семёновна. Ставлю вам «пять с плюсом». Вы – прирождённый историк.

И сейчас, когда что-то не клеится, не складывается, я вспоминаю эти слова, и на душе теплеет.

Если в мимолётном общении Кожухов был так внимателен и добр к окружающим, то как же он поддерживал коллег, родных и близких…

Воистину, это был человек большого сердца, щедро и многообразно одарённый природой.

Он был прекрасным рассказчиком. На консультации перед экзаменом, каких только мы не затронули тем! Не хотелось уходить. И профессор не гнал нас. Видно, и мы ему были интересны, а не только он – нам. Разговор тогда вышел далеко за рамки предэкзаменационной консультации. Узнав, что наша студентка Зина Голединец – с Украины, Кожухов вспомнил, что ему пришлось сдавать экзамен по украинскому языку, но поставили четвёрку – из-за польского акцента. Видимо, придирались – откуда у смоленского хлопца мог взяться польский акцент?^[5] Он и от диалектизмов избавился, говорил как коренной питерец. Мне было с кем сравнивать…

…И вот – день очередного коммунистического субботника – 17 апреля 1982 года стал днём его смерти и поистине «чёрным» днём для всего осиротевшего факультета.

Правда, мы, студенты, узнали о кончине Кожухова, уже возвращаясь домой. Нашей однокурснице Лене Ильиной декан И.И.Рогозин велел писать траурное объявление…

Ощущение было – как обухом по голове…

Вспоминали мы и ту памятную, для Юрия Вячеславовича последнюю консультацию.

Он рассказал нам и о своём инфаркте (пережитом 10 лет назад), и о клинической смерти – с доброй улыбкой: «А помирать не страшно, ребята…»

И эти слова, сказанные незадолго до смерти, теперь воспринимались как пророчество, как предвидение… Смерть его была мгновенной – встал ночью покурить, зашёл в ванную, и сердце остановилось. Курил он вообще много, не отказался от этой пагубной привычки и после инфаркта, не хотел себя лишать одного из жизненных удовольствий, чувствовать ограничения, налагаемые возрастом и болезнями.

Нежелание терять «качество жизни», а Кожухов любил жизнь во всех её проявлениях, было, по-видимому, его принципиальной и очень мужской позицией.

…А потом была ещё гражданская панихида в Актовом зале. Присутствовали ректор А.Д.Боборыкин, проректоры, представители других вузов. Были речи… Один из выступающих, помню, посетовал: мол, у Юрия Вячеславовича была своя, и очень интересная концепция русской истории, но он не успел её опубликовать. Такова была вся его заполненная, переполненная рутинными заботами жизнь – на заветное, вымечтанное не хватило времени…

У нас в стране, к сожалению, не принято беречь людей. Тоже своего рода историческая традиция. Если человек «тянет» воз – будут добавлять ещё и ещё, пока не надорвётся. А ведь Кожухов был не только талантливым исследователем (и мог бы на научном поприще сделать гораздо больше), но и умелым администратором, и выдающимся специалистом по педагогике взрослых. И в каждой своей ипостаси он выкладывался полностью. Как сейчас говорят, он «был успешен» во всех своих делах, все возлагаемые на него обязанности выполнял блестяще, испытывая равновеликий интерес и к науке, и к методике преподавания, и к администрированию… Да, всё успевал, но – какой ценой…

Однажды я беседовала о Кожухове с одним из ветеранов института. Этот почтенный человек, должно быть, таил на Юрия Вячеславовича давние обиды. Он резко отозвался об «административном рвении» старшего коллеги… Что ж, могу только повторить: каждый из нас – человек своего времени. Но при безусловном приоритете для Кожухова «дела» над «человеком», к людям он относился по-отечески, наставляя и помогая, как раньше говорили, «растил кадры».

Он был коренным герценовцем. С первых послевоенных лет и до смерти вся его жизнь связана с нашим вузом. Аспирантом, а позже – молодым преподавателем он жил на территории ЛГПИ, в общежитии. И его знали и ценили в институте все – и «лирики», и «физики». Последние – как многолетнего проректора.

У него было трое детей. Особенно Юрий Вячеславович любил младшего сына Вячеслава. И, конечно, пережил страшные дни, когда сухогруз «Механик Тарасов», на котором Вячеслав Юрьевич Кожухов служил в должности второго штурмана, попал в аварию (это случилось в феврале 1982 года). Спаслись немногие, в том числе и Кожухов-младший. Может быть, изношенное сердце Юрия Вячеславовича не выдержало – ведь фамилии спасённых стали известны не сразу…

Юрий Вячеславович Кожухов прошёл все ступеньки карьерной лестницы, но смог сохранить лучшие черты русского народного характера – прежде всего, доброту и простоту в общении. Это был народный профессор, народный проректор в лучшем смысле этого слова.

Он в каждом человеке видел личность, в каждом – выделял лучшие качества и в дальнейшем общении опирался именно на лучшее. В этом непростом умении тоже сказывался педагогический талант профессора Кожухова, умноженный на житейскую мудрость. Как истинный, настоящий педагог, он каждого – и студента, и аспиранта, и коллегу-преподавателя – нацеливал на перспективу, оказывал посильную помощь и поддержку.

Нынешние руководители часто, стараясь подчеркнуть свою «крутизну», нередко унижают сослуживцев…. Сейчас, когда в тренде – «жесть» и брутальность, уважительный и просвещённый стиль руководства Кожухова не пользуется признанием у разного ранга начальства. Можно только пожалеть об этом упрощении и огрублении нравов. Да и дело страдает – из-под палки и под вечное покрикивание и принуждение получается «как всегда», а не «как лучше»…

Прошло более трети века. Изменилась страна, изменились мы. Неизменны горечь утраты, светлая память и благодарность судьбе за счастье соприкоснуться с Юрием Вячеславовичем Кожуховым – замечательным человеком, профессором, наставником. Учителем…