Ключевой фактор перехода Европы от экономической интеграции к политической унификации я вижу в области права. Хотя бы потому, что современные политики в большей степени подвержены влиянию юристов-прагматиков, нежели экономистов-теоретиков. Основой процесса, о котором идет речь, послужило радикальное изменение образа политического мышления, которое привело в последние десятилетия к возникновению нового международного правового порядка (кстати, никакого нового международного экономического порядка – если не считать стихийных и реально ничем не ограниченных процессов глобализации – при этом не возникло). Этот порядок основан на отрицании так называемой вестфальской правовой системы, предусматривающей суверенитет национальных государств.^[2] Иными словами, можно сказать, что в мире, и прежде всего в Европе, после Второй мировой войны произошло заметное смещение политического сознания в сторону интернационализма и универсализма.

Фундаментом этого универсализма стала идея основополагающих прав человека. (Еще раз подчеркну: прав человека, а не гражданских прав, идея которых лежала в основе предшествующего правового порядка.) Само по себе выражение «права человека» указывает на всеобщий, универсальный характер данного понятия, в то время как гражданские права есть права, связанные с гражданством, то есть действующие в рамках данного государства. Как верно указывает американский правовед, йельский профессор Джеб Рубенфельд, права человека в современном мире нередко находятся «вне зоны досягаемости нормальных политических процессов».^[3] Это нечто, возникающее вне политического пространства национального государства, нечто, приходящее извне. Если же это «нечто» не является продуктом демократической плюралистической политики, следовательно, оно – продукт «чистого разума», а точнее – некой правды, хранителем которой являются немногие избранные (но не избираемые). Значит, это «нечто» является, по сути дела, угрозой демократии. Может быть, кому-то такое утверждение покажется преувеличением. Но многие, и я в том числе, видят ситуацию именно так.

Не секрет, что отправной точкой на пути к универсалистскому мышлению послужила специфическая интерпретация Второй мировой войны, которая лежит в основе не только универсализма, но и современного «европеизма». Эта интерпретация основана на утверждении, что трагедия той войны с ее десятками миллионов погибших была вызвана национализмом, связанным с национальным суверенитетом, вытекающим из вестфальского правового порядка. По мнению универсалистов, этот порядок сделал возможным развитие патологических социальных процессов в ряде стран, результатом чего и стала война. (Полвека спустя подобным образом трактовалась война в бывшей Югославии.) Исходя из этой концепции, универсалисты строят свой порядок, цель которого – предотвратить войны, поставив международное право над правом национальных государств.

Должен в определенной степени согласиться с утверждением В.Белоградского,^[4] который считает, что «европейские тоталитарные режимы были продуктом не ослепленных ненавистью националистов, как лгут нам идеологи европейского федеративного супергосударства, а надменности и экспансионизма крупных европейских наций». Впрочем, можно назвать и другие причины войн и тоталитаризма, но не об этом сейчас речь. Интерпретация Второй мировой исключительно как следствия национализма не только неточна, но и не может использоваться в качестве основания для строительства будущего европейского порядка. Победа демократии и антивоенных убеждений в абсолютном большинстве европейских стран – результат не «европеизма», а естественного внутреннего развития самих этих стран. Это итог демократических процессов. В Европе победила демократия, потому что ее страны сами выбрали для себя эту политическую систему. Она не была занесена к ним извне. (Более того, нынешние события в Ираке и Афганистане показывают, что законы и демократию нельзя «импортировать»).

Вопреки этому сегодняшний Европейский союз (особенно в том случае, если будет одобрена его Конституция, подготовленная Европейским конвентом) стремится подчинить правовые системы отдельных государств своим собственным законам, что является отражением идеологии интернационализма и универсализма. Другой стороной той же медали является априорное недоверие «европеистов» к политическим процессам внутри демократических национальных государств, поскольку логика демократии такова, что предвидеть и контролировать ее развитие крайне проблематично. Отсюда – лишь один шаг до легитимизации рационалистической, бюрократически нейтральной, «экспертной» позиции никем не избранных универсалистов, до признания ее всеобщего характера и обязательности. Уже цитировавшийся мною Джеб Рубенфельд называет это «интернациональным конституционализмом», основанным на «всеобщих принципах, источники которых находятся за рамками стандартного политического процесса и таким образом ограничивают государство». Он полагает, что в Европе такой подход уже победил, в то время как в США пока еще «вес конституционных прав определяется не некими универсальными идеями, а демократическим строем».

Следствием этого является конфликт между демократией и международным правом, возникающим неполитическим путем. Особенно остро он протекает у нас в Европе, где одни стремятся к Европе демократий, в то время как другие уповают на европейскую демократию. Одни опасаются элитарности и неподконтрольности европейских законодателей и политиков, другие, наоборот, радуются приходу Европы как «демократического супергосударства». Одни хотят и далее жить в Европе, где преобладает сотрудничество между государствами, другие отдают предпочтение современному универсалистскому международному праву, подавляющему права государств. Одним из нас было бы достаточно добрососедских отношений, другие хотели бы отменить само понятие «соседство» и жить вместе, одним домом.

«Европеизм» как эрзац-идеология

В последние десятилетия, после дискредитации традиционных коллективистских идеологий, в первую очередь коммунизма, «европеизм» фактически стал заменой всеобщей идеологической конструкции левой направленности – несмотря на то, что его приверженцы часто играют в аполитичность и стилизуют свои взгляды под «просто» политкорректные суждения. В этом смысле «европеизм» можно считать частью того феномена, который Фрэнсис Фукуяма назвал «концом истории». Собственно, он сам об этом пишет: «…Отказ европейцев от национального суверенитета в пользу наднациональной организации есть выражение их веры в конец истории».^[5] Некоторые авторы идут еще дальше. Например, англичанин А.Рэнкин в своем исследовании «Что не так с европейским идеалом?» отмечает, что «европеизм» сегодня «приобретает квазирелигиозный характер, подменяя собой размышления о решении конкретных проблем». По мнению этого исследователя, у «европеизма» есть свои идеологические особенности, проявляющиеся в «отходе от индивидуализма и разнообразия и склонности к социальной инженерии».^[6]

Итак, речь идет о новой идеологии. Внешне привлекательной, поскольку она обещает приход «светлого завтра», вдобавок безболезненно, без особых трудностей. На первый взгляд при реализации этого проекта все приобретают, никто ничего не теряет и каждый может поучаствовать. Эта коллективистская по сути идеология обращается к по-разному структурированным группам людей, не делая при этом упора на личность, отказываясь от индивидуального подхода. Она опирается на новые общественные движения – такие как феминизм, пацифизм, экологические и правозащитные организации. Она является продуктом интеллектуальной деятельности весьма влиятельной сегодня группы, которая открыла для себя новые возможности самореализации в наднациональном пространстве. Это новая версия элитарного активизма, который в последние десятилетия переместился из отдельных государств на международную арену и потому еще более отдалился от аутентичных механизмов демократического контроля.

Цель этих моих заметок – проинформировать общественность о том, что некоторые противники чрезмерной европейской унификации, к числу которых отношу себя и я, выступают против нового международного правового порядка, против законов, выработанных чисто экспертным путем, без демократического контроля. Что они предпочитают путь проб и ошибок в рамках стандартного демократического законодательного процесса. Что им не по душе новая эрзац-идеология по имени «европеизм». И, наконец, что их позиция при этом крайне далека от вульгарного национализма.

В 1789 году лидеры Французской революции в своей «Декларации прав человека и гражданина» также оперировали понятиями об универсальных и неотъемлемых правах. При этом они очень скоро позабыли о демократии. Нельзя во второй раз допустить ту же роковую ошибку.^[7]

Перевод с чешского: Ярослав Шимов