Лишь странные слова изрёк в конце пути:
«Пусть будет доброта моя тебе укором,
1190 Коль ты не отомстишь парижским людоморам»*.
Я, созывающий бежавших от резни,
Моливший Господа: «Спаси их, сохрани!» —
Воспевший горе их, тревоги, жизнь в раздорах,
Могу ли умолчать о тех, кто сердцу дорог?
В тот злополучный час, когда враги в бою
Клинками многими проткнули плоть мою,
Целитель ран моих, мой ангел, мой хранитель*
Меня, столь грязного, впустил в свою обитель,
И семь часов подряд взирал на рай мой глаз,
1200 На таинства небес, о чём пишу сейчас,
И пусть всё это сон и морок на рассвете,
Пусть примерещились в бреду виденья эти*,
Не спрашивай меня, читатель, ни о чём,
Воздай Творцу хвалу, тебе же польза в том.
1205 Жар вдохновения тем часом раздувая,
В беспамятство впадал я в дивных кущах рая.
Повёрнутый на юг, следил за солнцем взгляд,
От полдня жаркого клонился на закат,
С востока к западу тянулась вереница
1210 Живых картин того, что впереди таится.
Ещё сто образов вдали увидел я,
Явились лучшие столетья сыновья;
Подчас и палачи не захотят трагедий,
В них станут катами родня или соседи.
1215 Мой дух измученный невольно разглядел
Толпу едва живых, совсем раздетых тел,
Она два дня ждала убийц, поскольку рада
Была избавиться от жизни и от глада;
Ватага мясников придёт на помощь ей,
1220 В крови запекшейся их руки до локтей,
Мясничьи тесаки кромсать привычны тело,
Четыреста голов разделают умело.
Наполнен воплями любой поганский храм*,
Лишённых разума и веры вижу там,
1225 Склонясь пред силою, угрозой, словом бранным,
Они сюда идут молиться истуканам,
На ложный путь встают, поскольку в их сердцах
Жив страх перед людьми, исчез Господень страх.
Сии несчастные отвергли ради пищи
1230 Блаженство вечное, небесное жилище,
Не все отступники смогли себя сберечь,
В геенне души их, тела прикончил меч.
Поскольку не хотел Господь такого срама,
Он их часы продлил лишь до порога храма.
1235 Но жалости не чужд Творец, не слеп, не глух,
Хоть к слабости людской Святой не склонен Дух,
Он часто милосерд. Так приговоры Бога
Земному бытию кладут пределы строго.
С востока в небесах все образы затмил
1240 Всеослепляющий чудесный блеск светил,
Там звёзд несчитанных рои плывут в просторы,
Когда пары земли не застилают взоры,
Там знаки ясные пока неясных строк,
Чей смысл откроют нам событья в должный срок.
1245 Мне ангел преподал урок: «Ты на пороге
Небесных высших тайн. У Господа в чертоге
Всем небожителям дозволено прочесть
Скрижаль грядущего, куда имели честь
Взойти звучания Давидовой псалтири,
1250 Взойти сии слова: В высоком горнем мире,
Который создал Ты в начале всех времен,
Свет слова Твоего навечно утвержден*.
Вот книга тайных дел, и семь на ней печатей,
Пока рои планет плывут на небоскате.
1255 Пророк, смиривший львов, премудрый Даниил
Господни истины в писанье нам явил.
Людскому разуму здесь не найти ответа,
Лишь сонму ангелов открыта книга эта
И Божьим избранным достанется в удел
1260 В час Воскресения их душ, а также тел.
Тем часом лики их в сиянии небесном
Предстанут отпрыскам, и кротким, и злобесным».
Спросил я ангела: «Но могут ли узнать
Воскресшие родню, придя на землю вспять,
1265 Узнать по именам, в лицо узнать собрата,
Который обречён на гибель без возврата?»
Мне ангел отвечал: «Приемлет вечность их,
Лишая чувств родства и прочих уз земных,
Но если совершенств достигнут в полной мере,
1270 К ним чувство высшее придет на смену вере.
Когда ты счастливо придёшь на землю вновь,
Бог, просветив твой дух, вернёт ему любовь.
Ты видишь долгий ряд мужей, могучих нравом,
Собратьев доблестных, успешных в деле правом?
Вот океанский брег и град, где крик и вой,
Вот злополучный стан за крепостной стеной,
Как Иудифи град, пребудет незабвенным*,
Ягнятам кротким щит, возмездие надменным,
Здесь пресеклись их дни, надежды их и пыл,
1280 Здесь двадцать тысяч душ Господень меч сразил.
Не захотел Господь, чтоб с бою овладели
Враги задымленной твердыней Ла Рошели,
И он привёл в Париж сарматов без бород*,
Чтоб праведным помочь, чтоб образумить сброд.
1285 Сколь дивен океан, где волны в пене белой,
Как перси млечные кормилицы дебелой,
Всё побережие от раковин бело,
Как будто манной всё небесной замело.
Скажите, знатоки заветных тайн натуры,
1290 Как вышло, что морской простор, доселе хмурый,
Такой всегда скупой, принёс насущный хлеб
Злосчастной крепости, где голод был свиреп,
Как вышло, что потом исчезла эта манна,
Когда ушла беда с прибрежья океана?
1295 Герои крепости, в небесной высоте
В знак чуда подвиг ваш расписан на холсте.
Под нами, погляди, источник чистый света,
Звезда без имени, бесхвостая комета,
Над Вифлеемом встарь светившая с высот,
1300 Днесь Карлу-Ироду она конец несёт*.
Отраву Иезавель* пускает в ход всё больше,
Чтоб посадить на трон сбежавшего из Польши*,
Который, возвратясь, находит не ягнят,
А львов рассерженных, с кем нужен мир и лад.
От берегов морских и до Севенн Оверни
Встал в Божьем Духе дух людской,
противясь скверне,
От снежных Пиреней до Альп, слепящих взор,
Названий не сочтёшь заветных мест и гор.
Утёсы ожили и валуны сегодня,
1310 Чтоб сокрушить врага, чтоб рать росла Господня,
Чтоб возросло сынов Аврамовых число*,
Чтоб знамя Господа его народ вело;
Пусть Генрих-принц в плену*, есть пастыри,
по счастью.
В иных провинциях они стоят над властью
1315 Отродий суеты и вдохновляют рать,
Чтоб силой бранною мучителей карать.
Вот скоп правителей и тех, на ком порфира,
Которым кровь мила, война любезней мира,
Вот Генрих Валуа: вкусив святых даров,
1320 Он тут же христиан прикончить был готов*,
Ни жизней не щадить, ни человечьей крови,
Посулы, козни, ложь имея наготове.
Франциск, Анжуйский принц,
тот стал сперва вождём
Плачевной армии, предателем – потом,
1325 В полуночном краю он сеял зёрна розни,
Разбитый агнцами, стал снова строить козни,
Своих приспешников тайком собрал опять,
Внушавших принцу мысль Антверпен с бою взять*:
Бог ложной делает угрозу и обиду.
1330 Коварны короли, хоть доброхотны с виду,
Но им доводится самим попасть впросак:
За вероломство Бог наказывает так.
На собственный подвох всегда легко пойматься,
И ветер вдаль несёт проклятья светотатца.
Сошлись три воинства
владык полдневных стран*,
Католиков в полон взял сарацинский стан.
Готов был в Лувре яд, и вскоре заманила
Самсона в западню парижская Далила*.
Король дон Себастьян народ свой разорит*,
1340 А всё наследие его возьмёт Мадрид,
Испанец, как зерно, посеет это злато,
Дабы во Франции поднялся брат на брата,
Но вновь поднимет меч вся Нижняя Земля*,
Чтоб сбросить гнёт и власть Филиппа-короля,
1345 Который подчинить весь мир задумал силе,
Но будет вшей кормить, потом червей в могиле.
Два стана видишь ты: один склонён с мольбой,
Другой кощунствует, идя на смертный бой.
Вот поле близ Кутра*. Как скоро здесь полягут
1350 Пять тысяч воинов, уйдя из мира тягот.
Вот взявший меч Париж, где верховодит Гиз;
Изгнали короля, но венценосный лис*
Обманом герцога в свою нору заманит.
Тот, кто топил других, и сам в глубины канет,
1355 Кто подсылал убийц, нарвётся на клинок*,
И поджигатели должны сгореть в свой срок,
Луара в тысячах смертей уже повинна,
И этот чёрный прах пожрёт её пучина.
Так и король-мясник, сбежав от мясников,
1360 У бывших жертв своих найдёт надёжный кров*,
Но верный прокурор, не замышлявший злое,
Убийцу приведёт к властителю в покои,
Туда, где в тот же день семнадцать лет назад
Преступную семью Господь обрёк на ад*;
1365 Так Генрих Третий стал добычей мерзкой твари,
Оставив трон и власть гонимому Наварре.
Не позабыть побед близ Арка, близ Иври*,
Тех, что тебе помог, запомни, принц Анри,
Заманчив твой удел, но в нём сокрыт незримо
1370 Господень промысел, дорога в Церковь Рима*.
Париж, ты жрёшь людей, о ненасытный град!
Здесь триста тысяч душ обречены на глад
На десять лиг окрест, где в мирный час сурово
Ты сирым запрещал не хлеб, а Божье слово*.
Всё то, что я постиг, ты, человек, поймёшь,
Немало видел я монархов и вельмож,
Тех, что различными отравами убиты,
И часто мышьяком, как травят иезуиты.
Для них важней всего, чтоб в сеть попали вы,
1380 О земли Швеции, Полонии, Москвы!*
Что я ещё скажу? Вот звёзды, всех туманней,
Они тебе сулят немало испытаний,
Так долог будет труд и тягостный ночлег,
Усталость посетит брега французских рек.
1385 Что ждёт тебя, дитя? Вдали перед тобою
Встаёт какой-то дым, окутавший Савойю*,
Ждёт под Женевою в походе хворь и бред*,
Потом Венеция*, где хмурый ждёт рассвет.
Всё в Божеской руке: и светлый день, и хмарный,
1390 И тридцать лет спустя король неблагодарный*,
И власть его вдовы, позора торжество!
Был светоч – и угас, и рядом никого.
Свершает небо круг, и ты увидишь въяве
Бастарда королем в соседственной державе*,
1395 Рождённый в камере, он там же смерть вкусит,
Любезный Альбион давно от смут не спит*.
Картина новая: Ирландией неверной
Заброшен в Англию отряд, ведомый скверной*,
Чума духовная явилась в сей предел,
1400 Ужасна, как чума, смертельная для тел.
Края заморские на западе восстали*,
От мира и войны французы слабы стали.
Злой дух Аполлион*, Периклом мнивший стать,
На города свои большую двинет рать,
1405 Сей кесарь Фердинанд руины солнцу явит,
Пускай же трупами на пепелищах правит.
Батавы в западне, разбит в бою султан*,
В осаде доблестен, как встарь, немецкий стан*
А вот Италия, та нечиста без меры*,
1410 Ей не противен дым от головней и серы.
В Европе запросто владыки снарядят
На суше тридцать войск, а в море семь армад*.
Взгляни, прощён Творцом народ Иерусалима,
Антихрист посрамлён, а Церковь невредима*.
1415 Великий Судия спешит на трон свой сесть,
Чтоб век пришёл к числу, где три шестёрки есть*.
Вернись же в плоть свою, не уповай некстати,
Что Церковь отдых даст и пору благодати.
Вернуться надобно, ещё ты должен жить,
1420 Чтоб гневу Божьему десницей послужить,
Тебя я честно вёл в заоблачном скитанье,
Все честно опиши: пусть прочее писанье
Прекрасней кажется, оно не заслонит
Таящий столько тайн сияющий зенит.
1425 Славь Бога! Лишь его обязан ты заботе,
Не забывай, кто дал твоей пронзённой плоти
Убежище в Тальси, где на столе она
Лежит, в могильный холст уже наряжена.
Верни же духу плоть, чтоб их любовь венчала,
1430 Мужское сочетав и женское начало»*.
Ты жизнь мне, Боже, дал, чтоб я тебе служил,
Ты воскресил того, кто голову сложил,
Ты длань ко мне простёр; Тебе, Господь, на лоно
Я душу положу, прими же благосклонно.
1435 Ты звонкий глас мне дал, Тебя я воспою,
Воздам хвалу Тебе, восславлю мощь Твою
В притворе храмовом, чтоб слух о Божьей каре,
О дивах явленных дошёл до государей,
Царящих на земле, чтоб самый тёмный люд
1440 Через меня узнал, как Ты бываешь крут.
Но самый главный труд – поведать о грядущей
Поре, где Страшный Суд Ты правишь, Всемогущий,
И должно возводить без лишней болтовни
Чертог видения, венчающего дни,
1445 И чтоб не следовал притом досужий разум
Восторгу глупому, пристрастью к праздным фразам.
Вздремнувший океан Бретани грудь сосёт,
Припав к её соску, набрякшему от вод
Французских многих рек: видна Луары вена,
1450 Шаранта и Вилен, извилистая Сена.
Спит океан седой, растрёпанный во сне,
Порой ворочаясь, а в тихой глубине
Кораллы светятся, жемчужниц ясны знаки
И амбра серая мерцает в полумраке.
1455 Зефиры лёгкие ласкают старика,
И стелет влажная бессонная рука
Матрац из трав морских и пеной кроет ложе.
Порой видение всплывает, сон тревожа,
И волны млечные над глубью голубой
1460 Гнёзд зимородковых уносят частый рой.
Меж холмами воды и сушею волнистой
Случается война, и стонет брег скалистый,
И хочет океан тогда, чтоб ветер стих,
Чтоб не тревожил он пучин и дюн морских,
1465 Не возмущал покой владений океана,
Не затевал мятеж, бесчинно, безвозбранно.
И старец говорит: «Ох, этот вертопрах,
Неужто некому держать его в руках,
Чтоб не зорил моё исконное именье?
1470 Волна рождает ветр, а тот родит волненье,
А может статься, он смирил бы ярый пыл,
Не будь веления каких-то высших сил:
Я возгоняю пар над хлябью штормовою,
И воздух, и вода в согласии с собою».
1475 Обманы сон таит, сравнимые вполне
Со звуком за окном, с засадой на войне,
Тут разум впереди идёт, а чувства позже
Подскажут истину; седой сновидец тоже
Обманут был, решив, что рёв волны морской,
1480 Которая ведёт с гремящей сушей бой,
Способен возбудить воздушные порывы.
Проснулся океан, загривок чешет сивый:
Сперва трезубец всплыл, потом над гневным лбом
Седые вздыбленные кудри, а потом
1485 Хвосты и головы вздымают два дельфина,
Над блеском водяным возносят властелина*.
Он чувствует: кудрей солёных белизна
Пятнает кровью длань, он видит, что красна
Его нагая грудь. И вот, насупив брови,
1490 Рокочет он: «Во мне откуда жажда крови,
Когда не ведал я желаний никаких?
Кто падаль разбросал на берегах моих?
Отродья чёрных недр – не облачные воды —
Заразу принесли. Пучин моих приплоды,
1495 Барашки белые, бодайте вновь и вновь
Стремнины встречные, смывающие кровь».
Так бездна водная преображает в кручи
Зеленоватые разлив реки могучий,
Которая исток из бездны зла берёт.
1500 Белоголовый вождь необозримых вод
Увидел ангелов в разверстой горней дали,
Которые из чаш в пучину изливали
Расплавленный рубин*; воздав сии дары,
Запели в синеве парящие хоры.
1505 Се ангелы небес, се вестники Господни,
Они собрали кровь потоков преисподней
В большие амфоры свои, чтоб до конца
Хранить их в храминах небесного дворца.
Чтоб не глядеть на грех, взошедшее светило
1510 Завесой облачной весёлый лик прикрыло
И тихо сквозь покров струит свой алый луч,
Как будто хочет кровь вернуть дождём из туч.
При виде ангелов и солнца золотого
Прозревший океан такое молвил слово:
1515 «О дети Божии, вы – Царствия сыны,
Вам отданы поля заоблачной страны
В надел кладбищенский. Толкая вас на землю,
Не гневаюсь на вас, не вас я не приемлю».
К Луаре хлынул он и сразу разглядел
1520 На розовых песках наносы мёртвых тел,
Он собирает их, несёт в разлив лазури
Добычу знатную, противную натуре.
Сложив сие добро, глаза возводит он,
Светлеет лик его, и слышит небосклон:
«Как повелел Господь, я спрячу всех, покуда
Для счастья вечного не выйдут из-под спуда.
Безгрешны мёртвые, прекрасны чистотой,
Украсят их тела чертог подводный мой;
Земля их предала, она жилище смрада,
1530 И праведникам в ней покоиться не надо».
Всех поглотила глубь, морщинят волны гладь
И, выплюнув песок, стократ уходят вспять.
Как наших зверств плоды посереди вселенной
Земля могла укрыть! Как смрад страны растленной
1535 Иноплеменников не отвратил от нас!
Без страха среди них бывали мы не раз,
Глядели весело, уверенные в силе,
Честь старой Франции с достоинством носили.
Теперь французами гнушаются они.
1540 Не надо всех равнять. Господь вас сохрани!
Не ставьте преданных с предателями рядом,
Убийц с убитыми и не ласкайте взглядом
Равно как верного, так бешеного пса,
Безбожников и тех, кто верит в небеса.
1545 Одни льют кровь свою, другим милей чужая,
Иной живёт без мук, чужие умножая,
Один мечом разит, другой сражён мечом,
Поносите волков, но овцы-то при чём?
Придите, мстители и вся земля без края,
1550 Французских каинов мечом за кровь карая.
Пусть вновь их вопросят, где братья их теперь,
Пусть бледное лицо являет миру зверь,
Пусть озирается и места не находит,
Пусть тень дрожащая его повсюду бродит.
Иные думают: Господь не так уж строг,
Лишь слабых молнией разит его клинок.
Дышите, смертные, ещё дождётесь мига,
Когда придёт к концу сей мир и эта книга.
Господь подвёл черту: мечи простор секут,
1560 Вас ждёт возмездие, а после – Страшный Суд.
Узрите гневное недремлющее око,
Узрите, как Творец возносит длань высоко:
Одних накажет хлыст, других сразит булат,
Одних ждут небеса, других – кромешный ад.
О проекте
О подписке