3. Кризис механизмов понуждения к выполнению нравственных норм

Отчетливо выражен кризис и на третьем уровне этой системы – уровне понуждения наших сограждан к соблюдению основополагающих нравственных принципов. Здесь тоже очевидна связь с общей идеологией, в частности, с обсуждавшейся выше «либералогемой», согласно которой «запреты неэффективны», а также с псевдолиберальными идеями о том, что человек должен быть во всем свободен и принуждать его ни к чему нельзя. В этом же ряду находится и либералогема «можно все, что не запрещено законом», означающая, что человек имеет право нарушать нравственные принципы, если он при этом не нарушает законы, а принуждать его к соблюдению нравственных принципов противозаконно. Против этого трудно возразить, однако любое общество стремится придать основополагающим нравственным принципам статус законов^[13], а в тех областях нравственного поведения, которые не регулируется законами, применяются нравственные же меры воздействия, которые могут быть не менее жесткими, чем законы.

Ярким примером служат китайские чиновники, осужденные за коррупцию. Многие из них выдерживают законодательное наказание, отсидев назначенные им сроки, но затем, выйдя на свободу, кончают жизнь самоубийством, будучи не в силах выдержать моральную кару – так называемую «потерю лица», что существенно для китайской культуры. Уместно вспомнить и эффективность «мер морального воздействия», характерных для советского общества, в частности, что в те годы означало исключение из партии или из комсомола. А психоаналитики, да и врачи, не придерживающиеся психоаналитических позиций, часто трактуют различные болезни как «наказание», накладываемое человеком на самого себя за совершенные им моральные проступки.

Понуждение к исполнению нравственных норм особенно актуально в условиях, когда значительная часть населения находится на первой стадии морального развития по Л. Колбергу, соблюдая их лишь под страхом наказания. Естественно, куда более желателен перевод подобных граждан на третью стадию, на которой они добровольно исполняют эти нормы, понимая их необходимость для общества, или хотя бы на вторую, где они делают это из конформности, и соответствующие меры по повышению уровня нравственной социализации тоже необходимы. Это так называемое «мягкое» моральное воздействие через систему образования и воспитания. Однако к отказу от принуждения современное общество, особенно российское, вопреки псевдолиберальным мифам пока не готово, и эффективность системы поддержания нравственности во многом зависит от эффективности принуждения к соблюдению ее основ.

Принуждение в демократическом обществе чаще всего выступает в виде самопринуждения, накладывания личностью добровольных ограничений на свою свободу. Поэтому, как пишут Г. Нуннер-Винклер и В. Елдестейн, в современном мире «социальный контроль теряет силу, а главным условием функционирования социальных систем становится самоконтроль» (Nunner-Winkler, Edelstein, 2005, p. 5). Здесь вновь актуализируется общеидеологический уровень представлений о нравственности и торжествует либеральная мысль о том, каким должен быть социальный контроль в современном мире – не насильственным и реализуемым над человеком извне, а добровольным и самостоятельно осуществляемым им над собой. Но одновременно проявляется и основное отличие подлинного либерализма от того, что на страницах этого текста неоднократно именовалось псевдолиберализмом. Если сторонники первого в отличие от приверженцев консерватизма настаивают на том, что человеку можно доверять и, соответственно, доверить ему самому контроль над своим поведением, то наиболее радикальные сторонники второгосчитают, что контроль над человеком вообще не нужен – ни во внешней, внеличностной, ни во внутренней, внутриличностной форме.

При всей абсурдности этой идеи она очень популярна в современном российском обществе, что в том или ином виде регулярно проявляется в общественных настроениях по поводу наиболее вопиющих нарушений морали, таких, как история с Пусси Райот.

Вообще ослабление социального контроля над индивидами – и во внешней, и во внутренней форме – является одним из главных маркеров тех социально-психологических изменений, которые наше общество переживает с конца 1980-х годов, причем многие, и отнюдь не только псвевдолибералы, воспринимают это ослабление с восхищением, именно в нем видя путь к свободе и демократии. При этом допускается очередная ошибка, основанная на непонимании того, что истинная и единственно возможная свобода – не утопичная и безответственная, а та свобода, которую общество может себе позволить. Она предполагает не полное снятие социального контроля над личностью, а лишь его интериоризацию, перевод из внешней во внутриличностную форму. Это дает основания для «политического» утверждения: вопреки тому, что о нашей стране думают на Западе, как обычно, плохо понимающем, что в ней происходит, основной социально-психологической проблемой современной России является не дефицит свободы, а прямопротивоположное – дефицит контроля.

Из самых разнообразных видов контроля наибольшее ослабление за годы наших реформ претерпел нравственный контроль – контроль над соблюдением нравственных принципов, что неудивительно в условиях вознесения принципа «можно все, что не запрещено законом», фактически нивелирующего нравственные принципы, чуть ли не на уровень государственной идеологии. Поучительным примером служит то, что вопиющие случаи безнравственного поведения наблюдаются не только в частной жизни наших сограждан, где контроль над ними со стороны общества сведен к минимуму, но и в их публичной активности, причем и в активности членов общества, которая наиболее публична, будучи связанной с органами государственной власти, средствами массовой информации и т. п. Развлекательные поездки за рубеж депутатов различных уровней, оплачиваемые из кармана избирателя, «крышевание» подпольных казино прокурорским начальством, всевозможные «кущевки» и т. п. (этот ряд можно продолжить) – примеры полного отсутствия морального контроля там, где он, казалось бы, должен носить очень строгие формы, переходя в правовой контроль. А рефлексируя над подобными случаями, которыми сейчас переполнена вся наша жизнь, трудно не заметить, во-первых, их полную публичность – подобное происходит у всех на виду, во-вторых, то, что они являются нормой, а не исключением, т. е. нормой нашей жизни стало отсутствие нравственного контроля даже в абсолютно публичных ситуациях и даже там, куда достает око центральной власти, не говоря уж о гораздо более значительном пласте нашей жизни, скрытом от этого ока.

Ослабление внешнего контроля не было бы разрушительным для общества, если бы компенсировалось внутриличностным контролем – в соответствии с обрисованной выше либеральной схемой. Однако ослабление социального контроля не только не компенсируется самоконтролем граждан, напротив, сопровождается его ослаблением, возведенным в некоторых, особенно молодежных, социальных слоях в культ «отвязности» от социальных норм и правил. Как пишет А. С. Ципко, «наши обвальные реформы убили тот внутренний страх, то чувство внутреннего самоконтроля, на котором держится современная цивилизация» (Ципко, 2008, с. 117). Характерный пример ослабления нравственного самоконтроля – бытовая развязность в форме, например, попрания вроде бы не слишком существенных нравственных норм (мат в общественных местах, плевки и бросание окурков на тротуар, вызывающие позы в общественном транспорте, демонстрирующие неуважение к окружающим, демонстративное неуступание мест старшим по возрасту и т. п.).

К сожалению, ощущается явный дефицит исследований, раскрывающих психологический смысл и психологические функции подобного поведения. А в таких случаях, как нашумевшая история с Пусси Райот, явно не хватает психологических интерпретаций реальной мотивации подобных поступков, скрытой под декларируемой мотивацией.

Тем не менее можно предположить, что среди главных мотивов демонстративного попирания нравственных норм – самоутверждение посредством демонстрации безразличия к окружающим, повышение самооценки, демонстрация своей «свободы» – опять же в ее описанном выше понимании (как свободы от любых запретов и ограничений), стремление доказать себе и другим, что в мире нет ничего святого, а, значит, позволительно все, и это еще больше укрепляет ощущение свободы, и т. п. А ощущение «вы мне ничего не можете сделать», создаваемое молчаливой реакцией окружающих на подчеркнуто развязное поведение, возможно, укрепляет ощущение психологической безопасности, а также своей «крутизны», что очень важно для личностей развязно-агрессивного типа (Юревич, 2010), ставшего очень характерным для современной России.

В результате в современном российском общества кризис «моралей» и механизма их трансляции с социального на индивидуальный уровень дополняется кризисом социального и внутриличностного контроля над выполнением членами общества основополагающих нравственных принципов, что означает кризис всех основных элементов поддержания нравственности.

Литература

Александров Ю. И., Знаков В. В., Арутюнова К. А. Мораль и нравственность. Обоснование эмпирического исследования разных групп современного российского общества // Психология нравственности / Под ред. А. Л. Журавлева, А. В. Юревича. М.: Институт психологии РАН, 2010. С. 338–357.

Анализ положения детей в РФ. М.: ЮНИСЕФ, 2007.

Аргументы и факты. 2010, № 21 (1542). 26 мая-1 июня.

Богомолов О. Т. Культурно-нравственные устои развития // Экономика и общественная среда: неосознанное взаимовлияние / Под ред. О. Т Богомолова. М.: ИНЭС, 2008. С. 359–371.

Бондырева С. К., Безюлева Г. В., Сочивко Д. В. Российская молодежь в рискогенном пространстве современной действительности // Психология нравственности / Под ред. А. Л. Журавлева, А. В. Юревича. М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2010. С. 261–300.

Вайнштейн Г. Между полной свободой и полным хаосом // Pro et Contra. 1998. № 3. С. 40–56.

Вехи. Интеллигенция в России. М.: Молодая гвардия, 1991.

Воловикова М. И. К проблеме психологического исследования совести // Психология нравственности / Под ред. А. Л. Журавлева, А. В. Юревича. М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2010. С. 261–300.

Глазьев С. Ю. Нравственные начала в экономическом поведении и развитии – важнейший ресурс возрождения России // Экономика и общественная среда: неосознанное взаимовлияние / Под ред. О. Т Богомолова. М.: ИНЭС, 2008. С. 406–421.

Гулевич О. А. Основные стадии моральной социализации // Психология нравственности / Под ред. А. Л. Журавлева, А. В. Юревича. М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2010. С. 52–66.

Доклад о развитии человека 2009. Опубликовано для Программы развития ООН (ПРООН). Пер. с англ. М.: Весь Мир, 2009.

Знаков В. В. Моральные и нравственные основания понимания эвтаназии // Психологические исследования духовно-нравственных проблем / Под ред. А. Л. Журавлева, А. В. Юревича. М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2011. С. 413–434.

Кацура А. В. Бегство в свободу // На пути к открытому обществу: Идеи Карла Поппера и современная Россия. М.: Весь Мир, 1998. С. 125–155.

Кортунов С. В. Национальная идентичность: постижение смыла. М.: Аспект пресс, 2009.

Померанц Г. С. Опыт философии солидарности // Вопросы философии. 1991. № 3. С. 57–66.

Поппер К. Открытое общество и его враги. М.: Феникс, 1992. Т. 1, 2. Российский статистический ежегодник – 2009. М.: Росстат, 2009.

Семенов В. Е. Духовно-нравственные ценности и воспитание как важнейшие условия развития России // Психологические исследования духовно-нравственных проблем / Под ред. А. Л. Журавлева, А. В. Юревича. М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2011. С. 60–70.

Соснин В. А. Содержание, основные функции и особенности воспитания патриотизма в современных российских условиях // Психология нравственности / Под ред. А. Л. Журавлева, А. В. Юревича. М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2010. С. 318–337.

Ципко А. С. Драма перестройки: кризис национального самосознания // Экономика и общественная среда: неосознанное взаимовлияние / Под ред. О. Т. Богомолова. М.: ИНЭС, 2008. С. 84117.

Юревич А. В. Дар данайцев: феномен свободы в современной России // Вопросы философии. 2010. № 10. С. 17–26.

Юревич А. В., Ушаков Д. В. Нравственное состояние современного российского общества // Психология нравственности / Под ред. А. Л. Журавлева, А. В. Юревича. М.: Изд-во «Институт психологи РАН», 2010. С. 177–208.

Al-Ansari E. M. Effects of gender and education on the moral reasoning of Kuwait university students // Social Behavior and Personality. 2002. V. 30. P. 75–82.

Gilligan C. In a different voice: psychological theory and women’s development. Cambridge: Harvard University Press, 1982.

Jaffee S., Hyde J. S. Gender differences in moral orientation: a meta-ana-lysis // Psychological Bulletin. 2000. V. 126. P. 703–726.

Keller M., Edelstein W., Krettenauer T., Fu-xi F., Ge F. Reasoning about moral obligations and interpersonal responsibilities in different cultural contexts // W. Edelstein, G. Nunner-Winkler (Eds). Morality in context. Advances in psychology. Amsterdam: Elsevier, 2005. V. 137. Р 315–337.

Kohlberg L. Essays on moral development. N. Y.-Toronto: Harper & Row, 1984.

Miller J. G. Is community compatible with autonomy? Cultural ideals versus empirical realities // W. Edelstein, G. Nunner-Winkler (Eds). Morality in context. Advances in psychology. Amsterdam: ELSEVIER, 2005. V. 137. Р. 293–311.

MacIntyre A. After virtue. London: Duckworth, 1985.

Miller J. G., Bersoff D. N. The role of liking in perception of the moral responsibility to help: a cultural perspective // Journal of Experimental Social Psychology. 1998. V. 34. P. 443–469.

Nunner-Winkler G., Edelstein W. Introduction // W. Edelstein, G. Nunner-Winkler (Eds). Morality in context. Advances in psychology. Amsterdam: ELSEVIER, 2005. V. 137. Р. 1–24.

Patenaude J., Niyonsenga T., Fafard D. Changes in the components of suggestion on the transmission and evaluation of hearsay // Psychology. Public Policy and Law. 1999. V. 5. P. 372–387.

Piaget J. The moral judgment of the child. London: Routledge & Kegan Paul, 1932.

Political Action. London, 1979.

Political Action: Mass Participation in Five Western Democracies / S. H. Barnes, M. Kaase, K. R. Allerbeck et al. (Eds). London: Sage, 1979.

Rest J. R., Narvaez D., Thoma S. J., Bebeau M. J. A Neo-Kohlbergian approach to morality research // Journal of Moral Education. 2000. V. 29. P. 381–395.

Transparency International Corruption Perceptions Index 2009. URL: http://www.transparency.org/policy_research/surveys_indices/cpi/ 2009 (дата обращения: 15.07.2013).