Глава 1
История русской православной миссии в Корее

Архимандрит Феодосий (Перевалов)^[2]
Российская Духовная Миссия в Корее (1900 – 1925 гг.)^[3]

…Идите по всему миру и проповедуйте Евангелие всей твари. Кто будет веровать и креститься, спасен будет, а кто не будет веровать, осужден будет»

(Мк. XVI, 15–16)

Приступая к составлению настоящего очерка, мы имеем в виду две главные цели: с одной стороны, нам хотелось бы отметить такое важное событие в жизни Российской Духовной Миссии в Корее как двадцатипятилетний ее юбилей, а с другой – показать насколько удалось нашим немногочисленным миссионерам исполнить свою задачу в такой языческой стране, как Корея, за вышеозначенный период времени. Т. е. показать, могли ли они исполнить большее, чем исполнили при тех скудных силах и средствах, какие имели и имеют в настоящее время.

Предлагая вниманию читателей настоящий очерк, мы считаем необходимым заметить, что все месяцы и числа, встречающиеся в книге, а также дни праздников и постов обозначены по старому стилю; причем заранее просим милостивого снисхождения к нашему слабому труду, в котором без сомнения найдутся ошибки, погрешности и т. п. Вместе с сим считаем своим непременным долгом принести глубокую признательность бывшему управляющему Российским Генеральным Консульством в Сеуле М. Ф. Гефтлеру, любезно снабдившему нас при составлении этой книги необходимыми данными, почерпнутыми из консульского архива и других соответствующих ему источников.

Автор

Основание Миссии

Российская Православная Духовная Миссия в Корее – одна из самых молодых миссий в Православной Русской Церкви по времени своего существования. Она призвана к своему бытию в 1897 г., но фактически начала просветительскую работу только с 1900 г., т. е. ровно 25 лет тому назад.

Основание Миссии вызвано было развитием русского влияния в Корее^[4], бывшего довольно сильным в 90-х годах прошлого столетия, когда в Сеуле и других, более густо населенных пунктах полуострова, находились значительные русские колонии с многочисленным русским людом.

Впервые мысль об открытии Миссии подал один из чиновников нашей Дипломатической Миссии в Корее Н. А. Шуйский и вслед за ним, несколько времени спустя, З. М. Поляновский. Первый в одном из своих докладов писал еще в 1889 г. следующее (приводим полностью, как документ, имеющий историческое значение):

«Географическое положение Кореи, а равно и политическое состояние ее, придают важное значение этой стране для русских государственных интересов, и таковое значение ее еще будет возрастать вместе с, несомненно, предстоящим усилением двух соседних нам азиатских держав: Китая и Японии. Это должно побуждать нас озаботиться изысканием мер к приобретению там культурного влияния как составляющего фундамента, на котором строится влияние политическое. Культурное влияние слагается главным образом их трех элементов: 1) из влияния торгово-промышленного, путем водворения в стране иностранных предпринимателей и купцов с их капиталами и товарами; 2) из влияния интеллектуального, путем снабжения страны избытком иностранных интеллигентных сил в виде специалистов по разным отраслям знания и, наконец; 3) в некоторых случаях, как например в данном, из религиозного воздействия, путем деятельности миссионеров. Достигнуть желанной цели двумя первыми путями для нас было бы задачей весьма затруднительной, почти невозможной, в виду превосходства над нами в этом отношении западноевропейских держав, располагающих большими средствами, чем те, на какие мы можем опереться. Остается, следовательно, только поприще православной миссионерской деятельности, посредством которой могло бы образоваться со временем тяготение туземного населения к России, тяготение не только в сфере религиозной, но и культурной вообще, так как православие, служа знамением нашей народности, тесно связано со всеми другими сторонами нашей государственной и общественной жизни.

Помимо этого главного основания для устройства в Корее Православной Миссии, имеются еще другие побудительные причины к тому^[5], из коих одна, особенно заслуживающая внимания, заключается в приобретении этим путем средства противодействовать иноверной пропаганде в Корее – католической и протестантской. Первая из них возникла еще во второй половине прошлого столетия^[6], и хотя успехи ее и были задерживаемы строго охранявшейся недоступностью страны для иностранцев, а также преследованиями туземцев христиан, доходившими иногда до массового истребления, но в настоящее время положение дел совершенно изменилось. Изолированности страны положен конец, а против преследований католическая пропаганда получила теперь надежную опору во Франции, которая, заключив недавно договор с Кореей, приняла на себя обязанности содействовать распространению католичества и в этой стране. Положим, что в корейско-французском трактате, так же как и в трактатах, заключенных прочими державами с Кореей, не упоминается о праве иностранцев проповедовать свою религию в стране, но, как выяснила практика, это ограничение сводится только к не разрешению проводить богослужения в специальных, особо для того отведенных, помещениях вне европейских поселений и, следовательно, легко может быть обойдено устройством церквей в виде принадлежности частных домов. Таким образом, католичеству предоставляется полный простор наверстать то, чего не было достигнуто им за прежнее время.

Принимая во внимание, с одной стороны, крайнюю неустойчивость политического положения страны, а с другой – исконное стремление католических вероисповедников к приобретению политического влияния, легко допустимо предположение, что наличное число корейских политических партий впоследствии увеличится еще за счет новой, которая, несомненно, будет враждебна нам уже по одному тому, что она католическая. Как всякая политическая партия, она, конечно, будет стремиться к захвату власти и, руководимая такими опытными мастерами интриги, каковыми являются иезуиты, может даже добиться видного положения, что, несомненно, будет сопровождаться такими осложнениями международного характера, в которых мы вовсе не заинтересованы.

Что касается протестантской пропаганды, то представители ее, члены разных американских обществ, появились в Корее с 1884 г. И пока еще не приступили серьезно к осуществлению цели своего прибытия, будучи отвлекаемы от нее представлявшимися им возможностями извлекать из страны, под разными предлогами, денежные средства в свою пользу. Но такое положение не может сохраниться слишком долго, и протестантские миссионеры обратятся, наконец, к своим прямым обязанностям, исполняя которые они вряд ли будут иметь в виду выгоды России. Наконец, еще одним основанием для появления в стране наших миссионеров служит то обстоятельство, что по самому роду своей деятельности, стоя близко к населению и имея вследствие того больше средств для изучения страны, чем люди другой профессии, они могли бы снабжать правительство необходимыми с точки зрения наших государственных интересов сведениями, без которых делается иногда затруднительным правильная постановка вопросов чисто политических.

Обращаясь к рассмотрению местных условий, при которых пришлось бы трудиться нашей Духовной Миссии в Корее, а именно к нынешнему положению страны в религиозном отношении, нельзя не назвать условия эти весьма благоприятными для успеха православной проповеди там. Духовные потребности населения удовлетворяются в Корее тремя религиями: конфуцианством, буддизмом и шаманством, из которых первая, едва ли, впрочем, может быть названа религией, потому что представляет собою только кодекс нравственных правил, отчасти поднимающихся даже до высоты христианской морали, отчасти же проповедующих узкий обиходный эгоизм и ничего не говорящих живому религиозному чувству; последнее даже и не имеется в виду конфуцианством, так как оно тщательно обходит вопросы, вводящие человека в мир сверхчувственный. Тем не менее, как представляющая собой цельное определенное мировоззрение, предрасполагающее своих последователей к рационализму, система конфуцианства могла бы оказать, хотя бы пассивное сопротивление мировоззрению иного характера, если бы находилась в тех же условиях, как в Китае, где благодаря обилию школ, она распространена довольно равномерно в массе населения. В Корее же ее значение много слабее, так как конфуцианские идеи знакомы лишь обособленному от остального населения высшему сословию, составляя для него официальную религию – нравственный кодекс, в среду же народа почти не проникает, за отсутствием путей для того.

Большою силою сопротивления обладает буддизм с его универсальным характером, грандиозностью миросозерцания, тонкой диалектикой и, наконец, боевой организацией, напоминающей отчасти католическую. С такой силой не легко было бы не считаться, если бы буддизм в Корее был в полном расцвете своих сил, но на самом деле этого не только нет, но можно утверждать, что ни в одной из стран, исповедующих теперь эту веру, последняя не находится в состоянии такого глубокого упадка, как именно в Корее. Появившись в ней еще в IV веке по Р.Х. буддизм пулто (по местному произношению) успел не только сделаться господствующей религией, но благодаря умственному богатству, принесенному им с собой, приобрел видное политическое значение, усилившись до такой степени, что буддийские монахи занимали высокие административные должности и даже командовали армиями. Но, увлекшись политической ролью, добившись власти, буддийское духовенство стало уже пренебрегать теми средствами, какие обеспечили им успех, перестало учиться и учить, отвернулось от народа, и вместо того чтобы облегчить ему бремя жизни, само легло на его плечи бременем. Покинутая своими духовными вождями народная масса обратилась к своей прежней забытой вере: шаманство, казалось, искорененное усердием буддийских миссионеров, снова ожило и сделалось для значительной части населения тем, чем раньше была религия Будды. Потеряв опору в народе и спустившись в умственном и нравственном отношениях даже ниже общего уровня, буддизм мог продолжать играть свою роль только при поддержке случайно сложившихся благоприятных для него обстоятельств, и потому, когда последние изменились в связи с заменой династии, покровительствовавшей буддизму, в 1392 г. – буддийское духовенство потеряло всякий престиж и сделалось в глазах населения предметом презрения, символом невежества, тунеядства и распущенности. Попытка Дя-инь-куна (Тэ-вон-гуна), отца нынешнего короля, в бытность его регентом воскресить былое значение буддизма в стране, чтобы воспользоваться им для противодействия начавшемуся распространяться христианству, а также и для того, чтобы найти в нем опору для продления своей ускользавшей у него из рук власти, окончилась неудачей не потому только, что была кратковременна, но главным образом потому, что буддизм в Корее уже был осужден историей на гибель. Только в южной части полуострова он сохранил еще искру жизни, но и ей, без сомнения, суждено было потухнуть.

Последнее обстоятельство указывает на то основание, которого было бы желательно держаться при устройстве там нашей Духовной Миссии. Так как она тем успешнее будет действовать, чем меньше встретит сопротивления, что важно в особенности в начале, то и наиболее благоприятным поприщем для нее была бы северная Корея, где буддизм никогда не был силен, шаманство же его заменяющее и там, как и везде, не обладает силой для сколько-нибудь серьезного сопротивления. Первыми миссионерскими станциями всего удобнее было бы выбрать одну в районе наших торговых сухопутных сношений с Кореей, а другую – в самой столице, чтобы таким образом наши правительственные агенты в Корее могли оказывать большее содействие делу, конечно, в пределах, предписываемых благоразумием.

При дальнейшем развитии православной проповеди существенною поддержкою для нее могло бы послужить образование с этой целью миссионерской школы во Владивостоке, в котором подготовлялись бы к миссионерскому служению молодые корейцы из числа переселившихся в Россию. Воспитанные в России и русской обстановке, они могли бы сделаться прекрасными помощниками миссионеров чисто русского происхождения и значительно содействовали бы упрочению симпатий к России своих соплеменников, находившихся под корейской властью. Кроме того, эта школа могла бы удовлетворить ощутимую потребность (которая с развитием нашего общения с Кореей, еще будет увеличиваться) в добросовестных и знающих переводчиках при работе наших властей с корейцами как в пределах Кореи, так и в самой России, где корейских переселенцев имеется уже значительное количество. Осуществление всех этих мероприятий не сопровождалось бы сколько-нибудь значительным отягощением государственного бюджета, если обратить на это дело часть сумм, доселе отпускаемых на содержание нашей Духовной Миссии в Пекине. Миссия эта, некогда исполнявшая двоякие обязанности и дипломатические и религиозные, была в то время необходимой и даже заслуживала несравненно большей поддержки, чем та, которая ей оказывалась. Но в настоящее время, с учреждением в Пекине нашего дипломатического представительства, за ней остаются только обязанности религиозного характера, и в этом отношении ее организация несоразмерна с целями ее существования. Если имеется в виду не пропаганда, а только поддержание с помощью означенной Миссии православия в среде уже принявших его туземцев, что, насколько я могу судить, действительно так, то для этого средства ее слишком велики, потому что так называемые албазинцы образуют лишь незначительный приход, для удовлетворения нужд которого было бы вполне достаточно одного или двух иеромонахов. И, казалось бы, нет достаточных оснований иметь таковых лиц в количестве четырех и еще архимандрита. Таким образом, оставшиеся за сокращением штата Духовной Миссии в Пекине свободные суммы могли бы быть обращены на устройство более важной для нас в государственном отношении Духовной Миссии в Корее, а если к этим суммам потребуются впоследствии дополнительные из государственного казначейства, то в размере незначительном»^[7].

Второй чиновник Дипломатической Миссии в Корее (З. М. Поляновский) направляет своему начальству письмо, касающееся вышеизложенных вопросов (от 3 января 1897 г.). В нем говорится:

«По долгу службы и по обязанности православного христианина беру смелость представить на благоусмотрение Вашего Превосходительства^[8] нижеследующие соображения:

В настоящее время православное население г. Сеула состоит, кроме членов Миссии, из: 1) четырех офицеров и 14 нижних чинов, занимающихся обучением охранной гвардии Его Величества Короля Кореи – 18 человек; 2) военного агента, его помощника и 3 нижних чинов, состоящих при нем – 5 человек; 3) 2 офицеров десанта, состоящих при Миссии и приблизительно 90 человек нижних чинов – 92 человека; 4) учителя русской школы и 5) около 30 человек русских подданных православных корейцев, служащих по найму переводчиками в разных сеульских министерствах. В общей сумме все православное население г. Сеула доходит, таким образом, в настоящее время до полутораста (150) человек. Ввиду отсутствия в г. Сеуле православной церкви и священника православное население терпит неисчислимые лишения, не имея возможности удовлетворять свои духовно-религиозные потребности. Для примера укажу на возможность умереть без покаяния, угрожающую каждому из православных жителей Сеула и составляющую для христианина одно из самых ужасных несчастий.