Лавка времени

Бродить по Старому городе в Иерусалиме… Лавки и лавочки с клинописью Авраама, папирусами Моисея, приказами Навуходоносора. Тут же туристы покупают кубометры щепок, тонны святой воды. Можно примерить кипу или куфию. Но стоит только увернуться от толпы туристов за ближайший поворот, потом еще один поворот, и вот ты уже не знаешь – в христианском, еврейском или арабском квартале идешь по мощеным улочкам.

Над входом в лавчонку я разобрал надпись на иврите «зман» – время. «Отдохну, поглазею на часы,» – и шагнул внутрь. Никаких часов – простые деревянные полки на стенах уставлены сосудами и баночками разных форм и цветов – прозрачные с изогнутым горлышком, черные с притертыми крышками, темно-зеленые, коричневые, веселенькие голубые.

– Ай онли хэв э лук… Ани роцэ…

– Так мы можем говорить с вами по-русски! Уверен, что так вам будет удобней!

– О, спасибо, действительно удобней. Я думал, что здесь продаются часы…

– Вы думали! Молодой человек, здесь продается Время!

– Но я не вижу ни одних часов?!

– Я повторю, здесь продается Время!

– Простите?

– Что непонятно? Предположим, вам не хватает времени. Ну, не знаю… не хватает, чтобы закончить важную работу… Вам не хватает времени, чтобы насладить встречей с вашей женщиной… Не хватает времени, чтобы отдохнуть. У нас вы можете купить Время на любой вкус и для самых экзотических надобностей!

– Вы шутите?

– Какие шутки, молодой человек! У меня нет времени для шуток, и я не собираюсь покупать его у самого себя. Бизнес есть бизнес, гешефт – это гешефт. Вот, я могу предложить вам густое, как хорошее масло, время ученого. С его помощью вы, бог даст, получите Нобелевскую премию. Понятно, что это дорого, но поверьте, оно того стоит. А вот в этой голубенькой бутылочке время, которое вы проведете на танцульках. Танцы-шманцы, пара коктейлей, красивая девчонка. Вот черная реторта, здесь время тяжелой работы. Запах, скажу я вам – валит с ног. А что вы хотите – пот, слезы, мозоли на руках?

– И что, берут «тяжелое время»?

– Берут, конечно же. Но не для себя – исключительно в подарок, исключительно для заклятых друзей. Кому хочется слез и пота? Люди совсем обленились, они предпочитают лежать на диване напротив телевизора. Хотите время для культурного досуга? Могу предложить от простого сна по 50 шекелей за час и до прекрасной рыбалки на шиши-шабад по 200 шекелей. Естественно, тоже за час.

– Но как? Как я смогу использовать купленное время?!

– Шо вы морочите мне голову? Не говорите мне, что вы не знаете, как провести время на рыбалке или как провести часок-другой в библиотеке! В библиотеке вы берете книгу и читаете, а на рыбалке все просто – наливай и пей. А может быть, вы хотите убить свое время? Так не делайте глупостей, я лучше куплю его у вас.

– Мне кажется, это вы морочите мне голову!

– Ой, бросьте! Меня не так легко найти, но если вы надумаете купить или продать пару-тройку часов – приходите, старый Ицхак всегда будет рад вам помочь. Всего доброго, лаитраот.

Я вышел из лавки и закурил у входа.

«Чертовщина! Это же развод какой-то! Я читал и Сказку о потерянном времени, и Гайдара с его „горячем камнем“. Но ведь и там, и там сказочная „механика“ была описана подробно и доступно: разбей камень – проживи другую жизнь, минут и годы старят простачков и делают злых волшебников моложе. Черт знает что! Додумался до веры в сказки и волшебников!»

Я решительно отбросил окурок и вошел в лавку.

– Дайте мне пару часов времени для встречи с любимой женщиной! Надеюсь, качество вы гарантируете?!

Рабби Гирш бар Гроим из Таллина

Тяжело учиться в минском ешиботе юноше из семьи бедного раввина. Вообще трудно учиться, трудно постигать талмудическую премудрость и не важно, в Одессе ли это, в Минске или где-то еще. У родителей детей много – денег мало, отправить сына учиться – ой-ёй-ёй! Мать ночами плачет-заливается, отец ходит задумчивый. Где-то мальчик должен спать? Хоть иногда мальчик должен съесть тарелку горячего? Надо говорить с общиной: кто-то даст угол для ночлега, а кормить будут ешиботника в еврейских семьях по очереди. Во время обеда стараются нечаянно кусочек курочки не положить, чтобы не привыкал к хорошему, хорошо, когда кусок хлеба не забудут дать.

Ничего, Гирш из штетеля под Гомелем выучился, выпускные испытания прошел так же успешно, как провел годы учебы в талмудторе, хедере, ешиботе. Но разве бывает раввин без ребецн, разве что вдовец (не дай Г-дь!) А мамеле зачем? Она свахе кроме обычного вознаграждения хорошего жирного гуся пообещала, та для Гиршеле такую невесту подобрала – любо-дорого! Такая девушка, такая девушка: и кугл приготовит изменьше. чем ничего, из одной курицы пять блюд соорудит, нрава кроткого (а куда деваться, пять сестер ждут своей очереди из дома уйти) и внешностью… ничего так внешность, с лица воду не пить, а молодых людей в соблазн не вводить. Богатая перина и пять пуховых подушек – отличное приданое, можно и под хупу идти Гиршеле с Малкой.

А куда ехать, где молодые раввины нужны? Понято, что не в Москву, Петербург или в Киев, но ведь даже Черновцы и Бердичев его не зовут. Написал письмо отец Гирша своему знакомому, ребе Йосеф-Ицхак Шнеерсону из Любавичей, реб Шнеерсон написал пару-тройку других писем и поехал Гирш в далекий Ревель принимать дела и устраиваться, потому как хасиды открыли в Ревеле новую синагогу. Синагога новая, а дом, в котором она расположилась – старый. Две комнаты и кухню при синагоге отвели молодому раввину, рядом небольшой дворик с сараем – о чем еще мечтать молодым? Дал бы Б-г много-много детишек, а Гирш и Малка будут стараться.

В талмудторе Гирш учился читать и писать, считать до сотни, до тысячи, до миллиона (дай Б-г ему столько рублей, а пусть даже будет и столько грошиков, не помешают в доме и грошики). В хедере Гирш запоминал тексты из Торы и Талмуда и так хорошо учил, что многие из них знал наизусть. В ешиботе он изучал комментарии Раши, а когда ему в руки попала Книга Зогар, так он и ее не выпускал из рук. Прочитав Книгу Зогар, он долго искал сочинения Симона бар Йохаи и труды рабби Лёва бен Бецалеля и вы знаете – он их таки нашел и внимательно прочитал!

Что-то не получалось у Малки понести, а может это Гиршеле не сильно старался? Уж очень много времени проводил молодой раввин за чтением древних текстов да еще он, освободив сарай во дворе от хлама, натаскал туда глины и лепил. лепил, лепил. Тьфу ты, пропасть, один все свободное время с грязью водится, а другая должна измазанные в глине штаны и рубашки стирать! И ведь добро бы горшок какой-нибудь вылепил, его хоть продать можно. Или вылепил бы, к примеру, лебедя на пруду – высуши, обожги и раскрась, его бы можно было в комнате на комод поставить – йофи! А ведь налепит глиняных уродцев, потом сомнет их в комок глины и снова лепит таких же. А сколько дров зря перевел, протапливая сушильную печь в сарае – Балтийское море можно высушить на огне от этих дров!

Пришла Малка в сарай, чтобы позвать муженька обедать, как раз куриная грудка в черносливе поспела, и встала столбом, как жена Лота. Стоит посредине сарая истукан ростом под три метра – две руки, две ноги и огромная голова, посаженная на туловище без шеи. Три глаза спереди, один глаз сзади, уши маленькие, в огромной дырке, что вместо рта, торчат четыре зуба.

Вы думаете, что вылепив это чудовище, Гирш успокоился? Так вы ошибаетесь. Он читал и читал, раскручивая свиток Торы с скручивая его снова. Он листал Книгу Зогар вперед и назад, назад и вперед. Он складывал буквы на страницах так и этак, превращал их в цифры и снова из цифр делал буквы. А сколько чернил он перевел, черкая листы бумаги, комкая эти листы и сжигая их в печке – вы не поверите. Чиркает и одно твердит: «Нохамул! Нохамул!» (Еще раз, еще раз.) Да и не надо бы этого знать, потому как узнай хасиды, чем занимается их раввин – пригласят на службу другого раввина, сколько цадиков бродят по дорогам от ярмарки к ярмарке, творя молитвы и читая проповеди по придорожным харчевням и трактирам. Ну, так Гиршеле объявил, что отныне надо звать его не Гирш Нармантович, а Гирш бар Гроим, чем только ему родительская фамилия не угодила?!

Что там творится в мире, Гиршеле интересовало мало. Это ведь Малка должна позаботиться, чтобы купить кусок мяса и овощи на базаре. А что купишь, если после начала войны с немцами базар стал таким дорогим – не подступиться. Рененнкампф и Самсонов наступали и отступали, побеждали так, что потом были разбиты. А когда война надоела матросам и солдатам, те нацепили себе на шапки красные ленты и поднимали офицеров на штыки. Скверная это манера – нанизывать человека на штык, словно бабочку на булавку. И при чём тут евреи? Кого это волнует, но на всякий случай парочку-другую можно и застрелить.

Ну, была Российская империя с Ревельской губернией – стала эстонская республика со столицей в Таллине. Только жизнь Гирша и Малки не изменилась нисколько, по-прежнему зажигались субботние свечи, как прежде Гирш ломал халу и передавал жене кусочек. И когда пришли в Таллин Советы, ничего не изменилось. Какие-то строгие люди в военной форме приехали в синагогу, забрали Гирша с собой. но через два дня вернули его домой чуть-чуть побитого и худого. Не мог же он кушать у них в заведении, неизвестно ведь, проверяет ли кто-то у них пищу, кашируют ли они свои кастрюли и миски.

И снова «здравствуйте» – бомбят, стреляют, как будто нет у людей другого занятия, как сделать дырку в руке или, не приведи Г-дь, в голове. Постреляли-побомбили, не то, чтобы успокоились, но в городе стали ходить солдаты совсем в другой форме и разговаривать по-немецки. ну что ж, евреям так даже удобнее, ведь немецкий – это просто исковерканный идиш, догадаться о чем идет речь, можно.

Только когда собрали толпу таллинских евреев на городской площади у ратуши, когда вместо слов (а что, будто евреи не понимают слова?) стали бить их прикладами и рвать злющими собаками, когда плачущая Малка прижалась к своему Гиршеле, обнял рабби Гирш бар Гроим свою жену:

– Не успел я, Малка, сделать своего Голема, рабби Лёв смог, и у меня получился бы. Вот он защитил бы и нас с тобой и других евреев, даже если они всего лишь митнагдим или даже коммунисты. Знай Малка, что любил я тебя, хоть и не говорил тебе об этом…

– Гиршеле мой, только об одном мечтаю – быть мне скамеечкой под твоими ногами, когда будешь ты сидеть в кресле среди праведников!

«Уважаемый Иосиф!

Я считаю своим долгом написать Вам о смерти Вашего брата, реб Гирша. После оккупации Эстонии немцами евреем Таллина были собраны на площади у ратуши, потом их вывели на опушку леса и расстреляны из пулемета, автоматов и забросали гранатами. Пленных красноармейцев заставили вырыть большую могилу, в которую были сброшены все тела. После освобождения Эстонии войсками Советской Армии я собрал все адреса родных, погибших в сентябре 1941 года, и пишу Вам это письмо. Присылаю вам фотографию братской могилы, в которой…»