II
Начало осады

Восстание продолжается. – Коммуникации отрезаны. – Побег заключенного. – Предупреждения о нападении. – Бегство жителей. – Без одежды. – Меры предосторожности. – Дезертирство. – Все в церковь. – Первый бой. – Осажденные.

События, уже упоминавшиеся в связи с убийством учителя, эти слухи о новом и гораздо более энергичном мятеже, которые зашли так далеко, что июнь считали месяцем его вспышки, распространялись с пугающей быстротой, как раскаты грома в небесах, отзывавшиеся эхом среди пиков и пропастей горного хребта.

В апреле 1898 года я узнал, что в Карранглане, Пантабангане и Бонгабоне идет призыв на встречу, которую собирались провести в Сан-Хосе-де-Лупао. Я пытался тайно выяснить, имел ли этот слух какие-либо основания на самом деле и через некоторых жителей самого Балера, которые ходили закупать рис в названных городках, мне удалось это проверить. «Они также пытались завербовать нас,» – сказали мои информаторы, -« и они предлагали нам хорошие деньги». Я немедленно сообщил об этом военно-политическому губернатору и командующему войсками, первый из которых сообщил мне, что он проинформирует Капитан-Генерала, а второй, что напишет командиру поста Пантабанган, чтобы тот мог принять соответствующие меры.

Во второй половине мая ситуация продолжала становиться все более и более тревожной (в последней почте, полученной по суше из Манилы, мы получили Gazette, из которой узнали о разрыве с Соединенными Штатами и катастрофе при Кавите). Силы, о которых только что говорилось, теперь стали достаточно многочисленными, чтобы выйти на поле сражения и они это сделали. Они завладели названными городами, в которых завербовали своих сторонников и отрезали нас от любой связи с остальной частью острова.

Вскоре мы выяснили, насколько бдительными были силы, используемые для того, чтобы блокировать нас. 1 июня мы отправили в Манилу отчет за май. Почта была перехвачена, а курьеры попали в руки противника, но через несколько дней им удалось бежать и вернуться к нам, предупредив о новых опасностях, угрожающих Балеру

Несомненно, что наш маленький отряд постоянно возбуждал алчность и тревогу у врага. Воодушевленные легкой победой в октябре, которая принесла им добычу в виде винтовок Маузера, победой во время высадки с «Манилы» и блокадой роты Ролдана; зная о нашей ситуации и ресурсах в деталях, о нашей практическую изоляции от морского побережья и стремясь получить известность победой над нами, было бы логично, по моему мнению, чтобы они с жадностью смотрели на Балер.

Они были уверены в соучастии и помощи жителей города. Они верили в свои способности и надеялись, что смогут захватить полсотни винтовок и множество боеприпасов. И прежде всего, это было желание отрезать наш отряд, желание, которое им не удалось полностью осуществить ранее и которое, как следствие, должно было чрезвычайно стимулировать их тщеславие; кроме того, они расчитывали, что это желание можно очень легко реализовать, потому что на их стороне было подавляющяя численность, а с нашей стороны – чрезмерное уныние и беспомощность.

Видя невозможность передачи информации о ситуации непосредственно Капитан-Генералу, Лас Моренас послал за жителем города и его бывшей главой Теодорико Новисио Луна, родственника знаменитого автора “Spoliarium” Луна Новисио, которого Испания удостоила почетной награды на выставке изящных искусств в Мадриде в 1884 году.

Лас Моренас спросил Луну, есть ли надежный человек, который передаст послание губернатору Сан-Исидро, чтобы переслать его в Манилу. Он ответил утвердительно и представил некого Рамильо, за которого, по его словам, он может поручиться. Этот человек получил сообщение в зашифрованном виде, которое закрепили на его бедре, чтобы предотвратить его обнаружение в случае захвата. Вскоре он вернулся и заявил, что враги задержали его, раздели и нашли сообщение, которое не смогли прочитать, а его происхождение он им не сообщил, после чего они порвали бумагу в клочья и не позволили ему идти дальше. Только он и Бог знают, было ли все это правдой или ложью. С моей точки зрения, эта идея привязать послание к ноге, что вероятнее всего и вызвало подозрения при обыске, была очень глупой.

Примерно в это же время из Бинангонана прибыли две pontines, которые привезли палай (неочищенный рис) для продажи нам в Балере. Возможность передачи донесения мы постарались не упустить и воспользовались ею, доверив бумаги человеку, ответственному за эти суда, с целью доставки его командиру гарнизона в Бинангоне. Они очень любезно приняли поручение и ушли, оставляя нас с приятной надеждой, что наше донесение достигнет Манилы.

Но наши надежды очень скоро закончились горьким разочарованием; поскольку как только суда ушли, завершив продажу своих товаров (и выполнив секретную миссию, которая, несомненно, была причиной их прибытия), появилась новость, основанная на информации, представленной экипажами, о том, что Бинангонан уже восстал.

Это было еще одним доказательством того, каким малым доверием могло пользоваться местное население, настолько сдержанными, когда они могли бы дать нам нужную информацию и таким общительным впоследствии, когда они возжелали раздражать нас новостями. В день Святого Иоанна (San Juán) у нас было еще одно плохое предзнаменование. Незадолго до этого в местной тюрьме сидели двое мужчин. Она была сожжена во время октябрских событий и их пришлось поместить в Tribunal, как здесь величалось одно из муниципальных зданий, где они и оставались, отбывая наказание или ожидая результатов суда. Я не знаю, какими были преступления, за которые они были заключены – возможно, не очень серьезными, но оба были местными жителями и были задержаны нами и, несмотря на представленные возможности, их «сограждане» не освободили их. Этот факт заслуживал тщательного рассмотрения.

Тем не менее, капитан взял одного из них, который назвался Алехо, в качестве своего слуги. Военно-политический губернатор не имел права брать одного из бойцов войскового подразделенияа для выполнения таких обязанностей. Поскольку поведение Алехо не вызывало подозрений, ему разрешалось ходить повсюду и, само собой разумеется, у него было много возможностей для наблюдения. И он оказался тем, кто дал нам сигнал о бегстве из города, сбежав 24 июня и прихватив с собой саблю, принадлежавшую нашему доктору сеньору Вигиль.

Лас Моренас поручил задержать Алехо некоему Моизесу, лидеру предыдущего восстания, который вскоре вернулся, сообщив, что Алехо присоединился к повстанцам в Пантабангане и 27-го числа к нам направился их большой отряд, чтобы казнить Новисио Луна, потому что тот отказался присоединиться к восстанию.

Можно предположить, что Новисио не знал об этих новостях, но, тем не менее, захватить его врасплох не удалось и дома его не нашли. «Он ушел в поле», – сказала его семья – «Он не вернется несколько дней». Теодорико Новисио Луна был, по сути, главнокомандующим всех сил мятежников в округе Эль-Принсипе и он направлялся, чтобы закупать оружие для группы, которая по его приказу совместно с повстанцами от Пантабангана должна была выступить против поста в Балере.

Теперь все стало ясным. 26-го наблюдалось бегство из города, что указывало на приближающее нападение, так же, как отлет некоторых птиц часто указывает на близость торнадо. Нужно было принять энергичные меры и в кратчайшие сроки.

Мы поняли это, наблюдая поведение населения на следующее утро, хотя мы все еще сомневались. На рассвете в городе больше не осталось ни одного жителя, было тихо и пустынно.

Но это было не самом худшим в конце концов, для нас лучше было видеть город оставленным, чем иметь плохих соседей; Нашими наибольшими и самыми чувствительными потерями являлись украденный сундук монаха Карреньо, содержавший триста пятьдесят песо, и, самое важное, что они похители всю униформу и нижнее белье, которые наши солдаты отдали в стирку.

Поскольку теперь нам пришлось признать и следовать неизбежному, мы получили приказ подготовиться к обороне в церкви. В течение дня (27-го) мы перенесли туда часть продовольствия, которые хранились в Комендатуре из-за лучшей вентиляции этого здания; а также около семидесяти каванов (каван содержит семьдесят пять литров) палая, которые священник купил с лодок, пришедших из Бинангонана, с целью продажи его с прибылью, не запрещенной законом.

В тот день мы обнаружили исчезновение местных служащих госпиталя, капрала Альфонсо Сус Фохаса и рядового Томаса Паладио Паредеса, а также моего слуги Вильядиего и рядового -испанца Фелипе Эрреро Лопеса. Той ночью мы заперлись в церкви с Вигилем, монахом Гомесом Карреньо и военно-политическим губернатором, чья власть исчезала, как дым.

То же самое происходило и с нашим энтузиазмом. Неоспоримым стал тот факт, что ситуация стала критической, враг был уверен и многочисленен, эти стены слабы, возможности обороны сомнительны, измена возможна, а помощь маловероятна. Короче говоря, наступил момент, всегда мучительный, когда голос чести громче звучит, побуждая к самопожертвованию и когда смерть кажется неизбежной, без другой славы, чем наша собственная совесть.

Пустынный океан, река – непроходимый ров, город пустынный и безмолвный, лес и горы, которые отрезали нас и заброшенность, которая стала для нас очевидной, – это безусловно, не те обстоятельства, которые внушали нам мужество и стойкость.

Утром 28-го я провел разведку с четырнадцатью бойцами без происшествий и в течение дня те из нас, которые были в этом не задействованы, занимались доставкой воды в церковь, наполняя двадцать tinajas (глиняных сосудов), которые мы притащили из разных городских домов.

29-го числа командир отряда мой товарищ Алонсо провел разведку с таким же количеством людей и все обошлось без потерь, кроме дезертирства солдата Феликса Гарсиа Торреса, который, похоже, бежал от «крушения», как крысы от падающих руин. В конце концов, это было не первое дезертирство и не последнее.

Затем мы занялись сносом так называемого женского монастыря, расположенного рядом с церковью, который на самом деле был только резиденцией приходского священника. Мы сложили в подвале всю древесину, полученную при сносе; намереваясь соорудить из нее corral (загон для животных) и подняли одну из стен подвала, чтобы она служила забором. Эта стена была каменная, высотой около двух метров.

Мы также поймали трех или четырех лошадей, чтобы в случае необходимости убить съесть их мясо. Но некоторые из солдат запротестовали, говоря, что они не будут есть это и Алонсо говорил то же самое, да и другим не очень понравилась эта идея, мне ничего не оставалось, кроме как подчиниться приказу капитана и освободить лошадей.

На то была воля Бога, чтобы дата 30 июня 1898 года была отмечена кровью. До той поры нам приходилось отмечать только угрозы, предчувствия и страхи, в уныние приводили предательство и злобные насмешки, но в то утро облако накрыло нас (я говорю об этом без преувеличения) и мы почувствовали желаемое облегчением, хотя и с некоторым страхом. Облака сгустились и мы вздохнули с облегчением.

В ежедневную разведку я вышел только с четырнадцатью соддатами, как и в прежние дни. Везде стояла тишина. Мы шли с обычными мерами предосторожности и не замечали ничего, что могло бы вызвать беспокойство, когда, достигнув Моста Испании, расположенного в западной части города, внезапно попали под сильный огонь врага, расположившегося на берегу потока, протекающего под мостом, а затем они бросились на нас, пытаясь окружить.

Поняв их замысел и не видя другого выхода, мы начали отступать в церковь. Нам было необходимо срочно добраться до укрытия и мы с некоторым трудом добились этого, унося с собой капрала Хесуса Гарсия Кихано, тяжело раненного в ногу.

Мне выпало ответить на эти первые выстрелы и мне довелось ответить и на последние.

Мы оказались в осаде.