Кумушек звали Анюта и Дарья. Сколько на них ни смотри, невозможно было понять, сколько им лет и кем они приходятся друг другу. Обе светловолосые, так что не разобрать, седые они или молодые. С утра они были быстры и проворны, как девицы, а к вечеру еле двигались, как застигнутые ночным холодом ящерицы, и горбились, как вековые старухи. В глаза Святославу они не смотрели, а если замечали его взгляд, то отворачивались, делая вид, что юноши и вовсе нет. Но он чувствовал, как их блестящие глаза глядят за ним, следят за каждым его шагом, стоит лишь пошевелиться. И Дана чуть что являлась, чтоб в очередной раз пожурить его за отданную крестьянам еду. Вот и теперь за едва освещенными окнами мелькнули два силуэта, замерли, глядя на княжича и его спутников, как совы, и тут же принялись мельтешить, разыскивать княгиню.

– Встречают, – хмыкнула Олеся.

– Я на конюшню пойду, – сказал Влас. Святослав кивнул, отпуская друга подальше от разъяренных женщин.

– Хорош друг, – проговорила старуха, когда конюх скрылся в темноте, пропитанной запахом прелого сена.

– Он мне как брат, – коротко ответил юноша и направился в сени.

Там их уже поджидала Дана, а из-за ее спины то и дело выглядывали кумушки. Княгиня была в ярости. Белая, как раскаленное железо, она сжимала кулаки, и пылающий взгляд ее глаз метался от пасынка к незваной гостье. Она словно не могла выбрать, на кого направить свой гнев.

Олеся заговорила первой:

– Ну, здравствуй, сестрица названая, – хмыкнула она. – Смотрю, все такая же красавица.

– Зачем явилась?

– А что, навестить уже нельзя старую знакомицу? – невинно захлопала ресницами старушка. – Я, может, соскучилась, вот и решила справиться, как ты живешь. Тяжела, наверное, вдовья доля?

– Убирайся.

– Ну, не гони меня. Избу мою водой затопило, ночь на дворе. Приюти хоть до утра, а там я уже в путь отправлюсь.

Княгиня поджала губы и выглянула в окно. Затянутое тяжелыми облаками небо темнело. Казалось, будь это в ее силах, Дана бы вытащила солнце обратно на небосвод, лишь бы гостья убралась прочь.

– Нельзя путнику отказывать, Дана, – прошелестела одна из кумушек.

– Просьба-то простая, – поддакнула вторая.

Дана скрестила руки на груди и закатила глаза.

– Оставайся, хорошо. Но ночевать будешь на конюшне. Хлеба и соли я тебе не предложу, первого почти не осталось, а второй и в помине не было.

– И за крышу над головой благодарю, – расплылась в улыбке Олеся и обернулась к Святославу. – Отведешь меня, княжич?

Юноша кивнул и собрался было проводить гостью, как раздалось шушуканье, а следом – требовательный голос княгини:

– Святослав, не задерживайся. Мне нужно с тобой поговорить.

Свят снова кивнул, и, резко развернувшись, княгиня порывисто вышла вон. Вскоре ее шаги растаяли в коридоре.

– Как мы ее, а? – радовалась Олеся. Они вышли на улицу. После душных сеней, в которых воздух вскипел от невысказанного недовольства, в вечерней прохладе стало легко дышать, как будто с груди сняли огромный камень.

Старуха остановилась, глядя на зыбко мерцающую поверхность воды и пляшущие на ней отблески из окон. Она цокнула языком и покачала головой.

– Надо разбираться с этой напастью. А то дальше хуже будет. Вода застоится и протухнет, поналетит болотное комарье, принесет хворь, а там глядишь – и полкняжества как не бывало.

– Надо увести воду, – сказал Святослав.

Олеся посмотрела на него с улыбкой.

– Эта вода человеческим рукам неподвластна. Чтоб ее увести, нужно добраться до тех, кто ее послал.

– А кто это сделал?

– Не кто, а из-за кого, – вздохнула старуха. – Из-за рода твоего, семьи твоей.

– О чем ты?

Старуха раздраженно замотала головой и, стиснув челюсти, злобно зыркнула на юношу.

– Не могу сказать, говорила же! Какой ты… – она махнула рукой и взглянула на приблизившуюся конюшню. – Ладно, выполним наказ хозяйки. Я останусь тут, а ты возвращайся к ней. Только дам я тебе один совет: ничего из ее рук не ешь и не пей. Понял?

Бесчисленные вопросы сплелись в голове Святослава в один большой клубок. Все казалось очень странным, но в последнее время все и так шло вкривь и вкось, поэтому юноша просто кивнул.

– Я принесу поесть чуть позже, когда все уйдут спать.

– Хорошо, – кивнула Олеся. – Прихвати побольше хлеба да мяса. Но ничего соленого не бери. Чтоб ни крупинки. Понял? Заверни в платочек и спрячь за пазуху.

Юноша кивнул. Он прошел с Олесей еще немного, заглянул в конюшню, поискал глазами Власа, но его там не оказалось. Постелив гостье оставшийся с еще незапамятных времен отцовский зипун на самой сухой куче соломы и попрощавшись, княжич вернулся в терем.

На выходе из сеней его уже поджидала Анюта. Про себя Святослав называл ее «младшенькой» – самая бойкая и смешливая из двух кумушек, своей кожей и белыми одеждами она напоминала снежный вихрь. Смеялась женщина не крикливо, а мелодично, как заливающаяся птичка, и иногда позволяла себе обернуться и не глядя бросить что-то Святославу. Вот как сейчас. Она остановилась и, уткнувшись взглядом в резной узор на лавке, тихо заговорила:

– А ты знаешь, что все вынутое из воды нужно огнем лечить?

– О чем это ты?

– Вода смерть несет. Болезни. Разве сам не видишь? – она чуть улыбнулась. – Но Олеси это не касается. Она хорошая.

– Ты ее знаешь?

– У нас ее все знают. Она за речкой, в лесочке живет.

– А кто она такая?

– Сама тебе скажет, как время будет, – улыбнулась еще шире Анюта и сорвалась с места. – Ты, главное, слушай ее внимательно и запоминай. И никому не говори, чему она тебя учит.

– Да она мне не…

Но Анюта уже прибавила шагу и вскоре оказалась в другом конце коридора, приоткрывая дверь в светлицу, где ужинали княгиня и Дарья. Вторая кумушка была угрюма и неразговорчива, в ее тонких поджатых губах читалось недовольство и постоянное невысказанное осуждение. Она подняла злобно сверкнувшие глаза на севшую рядом с ней Анюту. Святослав устроился на краю стола, напротив мачехи.

– Скажи мне, разве я не просила тебя перестать сбегать в город? – холодно проговорила княгиня, посмотрев на пасынка, а жестами, как радушная хозяйка, указала на стол. Там оказались и каша, и мясо, и хлеб.

– Просила, – кивнул Святослав, чувствуя, как от голода сворачивается желудок. За весь день сам он так и не поел.

– А он все равно не слушает, – покачала головой Дарья. – Никого и ничего.

– Тихо! – шикнула княгиня. Кумушки переглянулись и уткнулись в тарелки. Дана потянулась было к горшку с кашей, но Святослав опередил ее и принялся накладывать себе сам. – Тогда почему ты продолжаешь разворовывать наши запасы и бегать к этим людям?

– Потому что у них нет запасов, – вскинул подбородок Свят. Аппетит тут же испарился. – И это немногое, чем я могу им помочь как будущий князь.

– Как будущий князь ты должен жениться и обзавестись наследниками, чтобы эти люди воспринимали тебя всерьез, – с нажимом проговорила Дана. Кумушки тут же поддакнули.

– Женится – будет ему счастье. Не женится – горя выпьет целое море.

– Да хватит уже! – обернулся к ним юноша. Те тут же спрятали глаза. – Или говорите со мной, или не говорите вовсе.

Ему даже показалось, что кумушки прижались друг к другу, словно он не прикрикнул на них, а замахнулся. Дана ласково улыбнулась.

– Можете идти к себе. Дальше мы сами.

Те закивали и покинули светлицу, оставляя Дану со Святославом наедине. Стоило им выйти, как на лице княгини снова появилась умиротворенная нежность.

– Как ты их, а? – вскинула она бровь.

– Кто они такие?

– Кто?

– Анюта и Дарья. И откуда они знают Олесю? Откуда ты знаешь старуху?

– Ах, ты об этом, – повела плечом мачеха. – Да так. Ты же знаешь, я выросла вдали от княжеского двора. Так и получается: когда растешь в деревеньке и работаешь в поле, со всеми знакомишься. Ешь же.

Она с удовольствием принялась за ужин, а Святослав смотрел на полные до краев блюда и думал о старухе, которой мачеха даже сухаря не предложила. И о людях, которым ей было жалко хлеба. Под кожей медленно закипала ярость.

– Злишься? – взгляд зеленых глаз словно пробрался под кожу, пустив по ней волну мурашек. Святослав не стал отвечать, глядя мимо мачехи. Княгиня улыбнулась, принимая вызов: – О чем думаешь?

– О том, что ты права. И надо бы мне завтра же, с утра, отправиться на поиски невесты.

– Вот как, – губы Даны дрогнули в азартной улыбке. – И далеко ли ты отправишься?

– Начну близко. А потом, ежели что, поеду дальше.

Она согласно кивнула и поднялась из-за стола.

– Тогда как хорошая хозяйка я должна угостить тебя перед дорогой. Я как раз припасла кое-что особенное.

И, не дожидаясь ответа, княгиня подошла к полке в углу. Пока она не видела, Святослав достал из-за пазухи платок и принялся сметать со стола отрезанный хлеб, сушеное мясо, сыр. Завязав свой нехитрый улов в узел, он спрятал его под рубаху. И как раз вовремя – тут же послышался мелодичный звон. Мачеха вернулась с маленьким кувшинчиком.

– Ты пробовал зеленое вино?

– Ясное дело, – кивнул Святослав. Не сказать, чтобы ему оно нравилось, очень уж хмеленое, а от полыни и душистых трав кружилась голова.

– Такого ты еще не пробовал, – улыбнулась княгиня и, перегнувшись через стол, принялась наполнять кружку пасынка.

От запаха трав кожа покрылась мурашками. Пахло мятой, душицей, полынью и чем-то еще, незнакомым, но удивительно манким. А цвет зелья – чистый изумруд. В мыслях сразу стало легко, так захотелось распробовать эту изумрудную горечь. Святослав уже мог представить, как она на выдохе сменяется пьянящей сладостью. Он дождался, когда княгиня отклонит кувшин, когда осядет зеленая пенка на поверхности, и взял кружку обеими руками, как держал бы сокровище.

– Ну, за добрую дорогу и хорошую невесту, – улыбнулась княгиня, наполнив свою кружку, но Святослав ее уже не слышал. В мыслях был только горько-сладкий дурман, обещавший все удовольствия, стоит лишь ощутить его на языке.

– Будем, – пробормотал он и поднес напиток к губам, как вдруг в коридоре раздался грохот и звон.

Вино выплеснулось на стол, когда Святослав вскочил, напряженно оглядываясь.

– Да что там происходит? – процедила княгиня и, подобрав юбки, направилась к двери.

Та распахнулась ей навстречу, впуская Власа, взмыленного и растрепанного. Он ввалился в светлицу и уперся о стол, переводя дыхание.

– Что случилось? – хором спросили Дана и Свят.

– Там это… – он тяжело дышал. – Старуха. Плохо ей стало. Завалилась, скулит. Ох, дайте что-нибудь…

И, не дожидаясь разрешения, конюх схватил Святову кружку, осушив ее одним махом, закашлялся.

– Крепкое какое, – хмыкнул он и покачнулся. Взгляд его остекленел. По лицу растекся румянец, как от лихорадки.

– Влас, – шагнул к нему Святослав. Конюх дернулся, приходя в себя.

– Все хорошо. Нужно это… что-нибудь, позвать кого-нибудь, чтоб проверить, не помирает ли, – заговорил он, тяжело переводя дыхание между каждым словом. Он стиснул кулак на рубахе и шумно сглотнул. – Не в то горло, видать, пошло. Можно мне водицы?

– Во дворе попьешь, – процедила княгиня. Влас обернулся к ней, уставился во все глаза, будто раньше и не видал. Губы его зашевелились, но ни звука не сорвалось. Речистый и говорливый, Влас впервые на памяти Святослава с трудом подбирал слова.

– Пойдем скорее. Позовем кого-нибудь, – бросил Свят, утягивая друга вперед, а тот все оборачивался на застывшую словно статуя княгиню и не мог наглядеться.