5

Я разглядываю золотой французский канделябр эпохи Людовика XV где-то за спиной и сбоку от Вайсберга-старшего, пока обе наши семьи чинно сидят и внимательно слушают юриста, монотонно зачитывающего пункты моего с Анастасом брачного договора. Из полуоткрытого огромного окна доносится вдали ржание лошадей из знаменитой конюшни магната, и я мечтаю оказаться сейчас за тысячи километров от этого места. Видимо, благодаря вёдрам выпитого вчера шампанского вперемешку с волшебным успокоительным уколом доброго доктора, моя голова сейчас словно набита острейшими осколками стекла, и даже три таблетки обезболивающего не смогли мне помочь сегодня.

Я смутно помню, как вчера добралась до дома и свалилась прямо в своём нераспакованном корсете и ботфортах в свою чистую белоснежную постельку, где меня и нашла утром наша скромная Даша, когда пришла будить меня к завтраку. Сейчас я в тёмных очках, что очень бесит мою маму, отпиваю крепкий, как гуталин, эспрессо из чашечки севрского фарфора, и про себя размышляю, что будет, если я разобью её? Ведь это, пожалуй, несколько зарплат продавщицы из продуктового, или одна-две получки менеджера среднего звена? Наверное, мой дорогой Стасик даже глазом не поведёт, а просто попросит домработницу убрать осколки. Я ведь для него представляю намного большую ценность, чем какая-то позолоченная кружка, хоть и безумно дорогая?

Но тут мои странные думы прерывает бубнёж адвоката:

– В разделе о здоровье новобрачных мы чётко прописали все критерии, по которым будем оценивать их здоровье и риски, сопряжённые с возможными заболеваниями. В любом случае, обе стороны добросовестно прошли полное медицинское обследование перед заключением брачного договора, и медицинские организации предоставили нам все документы с выводами и заключениями и далее и далее… Так, здесь есть ещё одно уточнение в приложенной записке, – невнятно бормочет он, вчитываясь в написанное, и затем, прерываясь, недоумённо оглядывает нас всех.

– Что там? – раздражённо спрашивает Вайсберг-старший, и я замечаю, как его нижняя губа, такая притягательно пухлая у его сына, во взрослом возрасте оттопыривается и придаёт ему вечно недовольное и брезгливое выражение лица.

– У меня здесь записка касательно этого пункта, – испуганно лопочет юрист, утирая свой мгновенно вспотевший лоб клетчатым платочком, а я демонстративно громко отхлёбывая свой кофе и со стуком возвращаю чашечку на блюдце, отчего все глаза устремляются на меня.

– Ну хорошо, читайте, не затягивайте, – ещё более заводясь подгоняет своего адвоката Вайсберг, и тот начинает зачитывать записку, явно составленную доктором Тарасовым.

– Тут говорится, хм, что два анализа подряд выявили крайне негативную динамику и мутацию в крови у госпожи Полины Сонис, в виду чего Иван Алексеевич Тарасов не может дать положительного заключения о соблюдении всех обязательных условий договора, а именно…

– Какие ещё на хрен анализы?! – уже подаёт голос Стас, и теперь взмыленный адвокат, словно он сам лично виноват в моём недуге, начинает читать ещё быстрее:

– Здесь говорится, что доктор Тарасов не готов подтвердить условия вступления в брак, описанные в пункте одиннадцать настоящего контракта, поскольку для положительного заключения госпоже Полине Аркадьевне Сонис необходимо пройти более глубокое обследование, а именно, трепанобиопсию костного мозга…

– Что?! – слышу я истеричный возглас своей мамы, которая уже кричит мне, даже не стараясь соблюдать внешние приличия. – Биопсию? Поля, что это за диагноз? Ты об этом знала, и не сказала мне?

– Успокойся Настя, – кладёт ей на руку свою ладонь мой папа, но всё же я замечаю сквозь свои чёрные непроницаемые очки, как нервно подёргиваются его губы. – Я уверен, это какое-то недоразумение, или шутка, – неуверенно бормочет он, хотя лучше всех здесь собравшихся знает, что наш серьёзный доктор Тарасов не способен на подобные шутки. – Скажи, Поля, ты же знаешь обо всей этой ситуации? – обращается уже ко мне мой самый лучший в мире папа, и я медленно отвечаю под перекрёстным обстрелом шести пар глаз:

– Да, папа, я в курсе этой ситуации. Но я узнала об этом только вчера, и у меня не было времени и сил говорить об этом… Дядя Ваня сказал, что бывают частые ошибки при диагностировании, и я, возможно, поверила, что мне это всё приснилось. Или что это просто баг в системе, понимаете? – обращаюсь я уже ко всем собравшимся, снимая наконец-то свои очки, и вижу, с каким чуть ли не животным ужасом взирает на меня Вайсберг-старший вместе со своей тихой и обычно безмолвной женой, одетой сегодня по такому случаю в элегантный костюм D&G.

– А вот и я, надеюсь, я успел к началу, – неожиданно врывается в нашу сумасшедшую комнату сам дядя Ваня Тарасов собственной персоной, и по выражениям лиц собравшихся сразу же понимает, что он опоздал. И надолго.

– Ваня, мать твою! – орёт на него мой обычно такой взвешенный и спокойный отец, а Тарасов, стараясь оставаться профессионально спокойным, встаёт в центре стола, поднимает обе руки, и жестом призывает всех успокоиться.

– Господа, – торжественно и тихо начинает он свою объяснительную речь. – Никогда не думал, что мы здесь соберёмся по такому поводу, эээ, помимо обсуждения наших свадебных приготовлений, – мягко пытается он обойти острые углы разговора, но, видимо, это невозможно в данном случае, поэтому он решает рубить сразу же и с плеча, чтобы не отрезать кошке хвост по частям: – Итак, у меня очень серьёзные подозрения на рак крови у Полины. Два анализа подряд выявили крайне негативную динамику, и мы не можем ни в коем случае откладывать и затягивать процесс диагностирования и лечения.

– Ясно, – коротко и властно звучит низкий голос хозяина кабинета. – Считаю, что дальнейшие обсуждения контракта неуместны, – заключает он, откидываясь на спинку кресла и разглядывая всех собравшихся из-под тяжёлых полуопущенных век, как каких-то любопытных насекомых.

Я сижу словно под лупой, и дневной свет выжигает мне глаза: я, как двухсотлетний вампир, проспавший в своём склепе, корчусь и таю, покрываюсь пеплом под безжалостными лучами, и представляю, как, должно быть, выгляжу со стороны: с бледным осунувшимся лицом и тёмно-фиолетовыми кругами под глазами я сама сейчас как ходячая иллюстрация из учебника по медицине. Я как будто здесь, и одновременно взираю на весь этот спектакль со стороны. Я всю жизнь была уверена, что когда мне плохо, близкие и тёплые руки бросаются утешать и успокаивать меня, а сейчас я вопросительно смотрю на своего будущего мужа, который клялся мне в любви ещё совсем недавно, и жду, когда же он подойдёт и обнимет, но он лишь сидит и испуганно глядит на меня, как на какое-то заразное существо, к которому опасно даже прикасаться.

– Стасик, я надеюсь, ты был осторожен, – вдруг подаёт голос мадам Вайсберг, и вся наша семёрка вздрагивает от неожиданности: она обычно так редко подаёт голос, что мы даже не помним, как он звучит. Словно кто-то вдруг разбил стакан в звенящей пустоте огромного кабинета в стиле короля-солнце.

– Что?! – тихо, но на пределе своих возможностей шипит мой отец, и я чувствую, что он сейчас может взорваться.

– Моя жена хочет сказать, что это для нас всех стало неприятной неожиданностью, – всё так же тихо и уверенно подаёт со своего места голос Вайсберг-старший. – И мы не готовы пока обсуждать вопросы слияния наших семей и смешения генов. Ничего личного, Аркадий, это всё вопросы рисков, ты же понимаешь, – насмешливо он пытается объяснить моему отцу то, что его дочь имеет дурную кровь, которая, безусловно, никак не может рассматриваться главой благородного семейства как подходящая партия для их сына.

Я сижу, оглушённая этой перепалкой, где одни пытаются доказать, что мы дадим фору любой королевской династии, а другие пренебрежительно пытаются слить нас в утиль, и мне становиться даже смешно от одной только мысли, что никто из них так и не поинтересовался, чёрт побери, как же я себя чувствую! Я! Как, на хрен, должен себя чувствовать человек, который узнал, что ему осталось жить совсем чуть-чуть?! Три месяца, да, если верить словам доктора Тарасова?

У меня вибрирует мобильный. Я смотрю на присланное мне в аккаунт сообщение от незнакомца с дурацким ником @zorro: «Приезжай в Электрический переулок, 9, через час. Иначе эти фото будут везде», и во вложении я вижу своё лицо, которое не спутаешь ни с чьим другим, с этой самой родинкой на правой скуле, с чёрными жирными разводами туши под глазами и алым ртом, обхватившим тугим кольцом огромный член. Стоящая на коленях в алом корсете с бантом. И точка.

Чёрт.

Ничего не слыша вокруг, я беру дрожащими пальцами хрупкую чашечку, и выливаю в своё пересохшее горло остатки кофе на донышке. И всё-таки разбиваю этот хренов стакан, нечаянно уронив его на блюдце. Все вдруг замолкают и оборачиваются на меня, а я лепечу:

– Простите, мне нужно выйти, – и выбегаю из комнаты, и только слышу за спиной недоумённый вскрик моего уже бывшего жениха Стасика:

– Поля, ты куда?

Такси везёт меня по переулкам в центре столицы и останавливает в каком-то глухом тупике у здания явно дореволюционной постройки из разноцветного кирпича, похожего на каменный расписной теремок. Я выхожу на абсолютно пустую улицу с одиноко припаркованным у тротуара тонированным мерсом, и достаю свой телефон, у которого я отключила звук. Как я и думала, он забит кучей сообщений и звонков оn родителей и Стасика, но я пока не готова разговаривать или видеться с кем-либо из них после этой ужасной сцены, которую мне только что довелось пережить.

До назначенного времени остаётся еще пять минут, и я размышляю, зачем я вообще приехала на встречу с этим подонком. Я вспоминаю вчерашнюю лихорадку возбуждения, и по моему телу словно снова пробегает рябь того экстаза. С одной стороны мне стыдно, что я вообще смогла пойти на такое: в этом явно стоит винить исключительно какой-то подозрительный транквилизатор, который мне вчера вкололи, и безумное количество алкоголя. Но всё равно, как я могла, девушка из приличной семьи, без пяти минут жена миллиардера и магната, и просто милая девочка-блогер Полли опуститься до такого! И это даже не кусок шоколадного отвратительно вкусного торта от лучшей французской кондитерской Rable на ночь! Лишние миллиард калорий я всегда смогу смыть в бассейне и отработать на тренажёре, но что мне сделать с тем безумно-восхитительным и вкусным наслаждением, которое я вчера испытала, отсасывая у какого-то дешёвого танцора с подведёнными глазами?!

Я стою на прогретой сентябрьским солнцем улице, занимаясь самобичеванием, но не могу забыть его хриплое дыхание, его терпко-солёный вкус на моих губах, и чувствую, что даже несмотря на мою смертельную болезнь, опять начинаю возбуждаться. Чёрт! Я надеюсь, что это всё-таки последствия моей лейкемии или этого как-там-его-рака-крови, мать его!

В переулок заруливает первое за всё это время авто, и останавливается рядом со мной. Окно с пассажирской стороны плавно опускается, и Элвис за рулём командует мне:

– Садись!

Я, помедлив ровно одну сотую доли секунды, и резонно решив, что вообще-то мне в этой жизни терять больше нечего, плюхаюсь на переднее сиденье и захлопываю со всей силы дверь старенького фольца-туарега.

– Ну как ты после вчерашнего? – с кривой усмешкой спрашивает меня мой шантажист, и волна бешеной ярости вдруг начинает закипать где-то глубоко внутри меня.

– Отлично, спасибо, – сухо отвечаю я, и продолжаю, решив взять инициативу в свои руки. – Зачем ты меня сюда позвал? В конце концов, можно просто переводить деньги со счёта на счёт, ты этого не знал? – холодно произношу я, хотя внутри меня всё бурлит и взрывается мелкими шипящими брызгами лавы.

И даже сейчас я ощущаю его запах. Запах мужчины: немного с оттенками кедровой стружки, лесного мха, можжевеловых, растёртых между пальцами, ягод и кошачьей наглой метки. Которую неизменно приносит первый ещё холодный мартовский ветер из городских промёрзлых подворотен.

– А ты сегодня не при параде, я смотрю, – игнорирует он мою полную презрения фразу, и продолжает уже по-деловому, словно я просто какой-то его знакомый, задолжавший денег. – Мне нужно, чтобы ты сняла двадцать тысяч долларов наличными, и передали мне их сегодня же вечером там, где я тебе скажу. Иначе твоей свадьбы завтра может и не быть, ведь правда? Я уверен, это просто мизерная сумма для тебя, я бы даже сказал, мелкое одолжение, о котором я тебя могу попросить после вчерашней услуги, которую я тебе оказал, – он смотрит прямо на меня, и нагло улыбается, и я тону в его тёмно-синих глазах с иссиня-чёрными ресницами, и вдруг понимаю, что, скорее всего, он не подводил их вчера. Он просто так чертовски красив сам по себе.

И меня это безумно бесит! Я злюсь сама на себя за то, что вместо того, чтобы вцепиться ему ногтями в лицо, чувствую, как мне хочется его ещё и ещё, не смотря на то, что он сейчас делает со мной.

Как дикий зверь, почуявший запах добычи, он растягивает свои порочно сладкие губы в усмешке и продолжает:

– Ты сегодня не носишь духи, правда? Но зато я могу ощущать твой собственный запах ещё ярче, и он мне нравится намного больше, как я тебе и говорил вчера, – и он проводит своим пальцем линию от уголка моего рта вверх по скуле, словно пробует свежесть товара на ощупь.

Я резко одёргиваю свою голову, не давая ему снова взять меня в адский плен своих прикосновений, и, гордо задрав подбородок, полным достоинства голосом, произношу:

– Да, ты прав, для меня двадцать тысяч баксов сущие копейки. Это как стоимость одной кофточки и туфель на мне. Может, возьмёшь шмотками? – уже я с издёвкой смотрю на него, и начинаю расстёгивать ряд жемчужных пуговичек на своей блузке из расписанного вручную натурального шёлка. А туфли не нужны? – продолжаю я уже в расстёгнутом до талии топике снимать свои дорогущие босоножки. – Маноло Бланик, последняя коллекция, между прочим! – и задираю свои ноги на панель авто, с жемчужно-нежным педикюром и золотым колечком с сапфиром на пальчике ступни. – Можешь и колечко взять, – продолжаю издеваться я, – хотя нет, это уже превысит сумму. Тем более, подарок жениха.

– Думаешь, самая умная, Сонниполли? – кладёт он свою руку прямо на внутреннюю сторону моего бедра, и я чувствую ожог на своей тонкой коже. – Я отлично знаю, сколько стоят твои тряпки. Кольцо можешь оставить себе. Полная безвкусица, – презрительно бросает он в адрес моего дорогущего выполненного по индивидуальному заказу украшения. С тонкой вязью надписи на ободке «хочу тебя», которую, конечно же, выгравировал Стасик.

При мысли о моём женихе, свадьбе и родителях у меня снова всё внутри сжимается, и я, стряхнув с себя загорелую сильную руку, командую:

– Поехали!

– Куда? – удивлённо переспрашивает Элвис, и я отвечаю:

– За деньгами. Ты же сам захотел. Зачем ждать вечера. У меня много дел. Подготовка к свадьбе, ты же помнишь?

– Как скажешь, – спокойно отвечает он, и кладёт руку на руль, – диктуй адрес.

– Едем в Москва-Сити! – бросаю я ему, и смотрю на экран телефона, на которое пришло новое уведомление о письме.

«Полина, пожалуйста, проверь все фото и утверди макет в печать. Саша». И во вложении развороты журнала Glossy – самого гламурного издания страны, которое уже через несколько дней напечатает нашу эксклюзивную свадебную фотосессию светской львицы и просто хорошей девочки Полины Сонис и могущественного и богатого Анастаса Вайсберга.

Я нажимаю кнопку «ответить» и пишу «ОК». Назад пути нет. Пусть это будет воспоминанием о моей прекрасной так и не случившейся свадьбе…