Глава вторая
Бай-бай, Кейси

Скарборо. Штат Мэн. 17 сентября 2020 года

– Лесли. Лесли!

– Боже, она цела?!

Кто-то убрал упавшую стремянку. Потом меня подняли. Несколько пар рук трогали и ощупывали руки-ноги. Послышался чей-то смешок. Я принялась слабо отбиваться.

– А крепко её головой приложило, – сказал какой-то парень. – Гляди-ка, она меня оцарапала!

Когда звон в ушах стих, поняла, что это был Энтони.

Болел лоб. Ещё – колено и лодыжка. Нужно же было умудриться и упасть почти с семи футов! Какому светлому уму понадобилось поставить меня на стремянку? Я потёрла кулаком глаза. В них то темнело, то светлело.

– Ты в порядке? – очень медленно, почти по буквам, спросила Дафна, склонившись надо мной.

Я моргнула раз-другой, сфокусировала взгляд на ней и заявила:

– В большем порядке, чем твоя причёска.

Дафна вздохнула, отвела со лба редкую чёлку и объявила:

– Она бредит.

Я осторожно села: с двух сторон меня поддержали. Внимательно посмотрев на поваленную стремянку, спросила:

– Красиво хоть грохнулась?

– Нет, прям камнем. Помнишь? – обрадовалась Дафна.

Энтони нахмурился.

– Не думаю, что помнит. Не стоит к ней сейчас особо с этим приставать.

– Почему? Она должна знать, что опозорилась. А мы поймём, в каком она состоянии. Если даже не покраснеет, всё о’кей. Может, вызвать такси и съездить в больницу?

Больница! Ох, нет. При одном слове всё внутри сжалось. Сердце стало как сплошная рана, но я сделала беспечный вид и отмахнулась:

– Обойдусь.

Энтони и школьный рабочий в оранжевом жилете подхватили меня под локти, я медленно встала и посмотрела по сторонам. Голова была точно колокол.

– Всё в порядке? – спросил немолодой усач в таком же жилете. Он стоял неподалёку и с укором глядел на меня.

– Вполне.

Он покачал головой и сделал знак второму:

– Ты бы, милочка, поосторожнее себя вела. Так и разбиться недолго. Вик, бери лестницу и тащи в фургон. А вы, ребята, – и он неодобрительно осмотрел нас троих, – постарайтесь теперь без травм.

Он побрёл за напарником, который легко поднял стремянку и уложил её в кузов грузовика, припаркованного на школьной стоянке. Мы молчали – все трое, пока рабочие не уехали вместе с проклятой лестницей. Дафна вздохнула:

– Украсили, называется, школу к Хэллоуину. Что скажешь в своё оправдание?

– Что до Хэллоуина времени – больше месяца.

– Мне кажется, ей сейчас не до твоих расспросов, – заметил Энтони. – Не ты полетела вниз головой на асфальт.

– Я думала, у тебя с координацией всё в порядке.

– Вообще-то, никаких проблем. Просто я не ожидала, что ты установишь лестницу неправильно. – Я посмотрела на содранные колени и расстроенно цокнула языком.

– Кто? – возмутилась Дафна. – Я?! Меня решила обвинить, значит?!

– Не шуми. Дай лучше попить.

Небо по-осеннему хмурилось, зелёные кроны уже тронули золотые и оранжевые цвета. Совсем немного, и скоро их переоденут в другие наряды. На лужайке был вкопан высокий столб с табличкой «Старшая школа Скарборо».

– Хочу домой, – пожаловалась я и отпила воды из спортивной бутылки Дафны. – Украсим двор потом?

– Завтра?

– В никогдабре.

Энтони хохотнул, неторопливо поднял с травы мой рюкзак и закинул его на плечо. Он потрепал меня по волосам, а другой рукой обнял Дафну за плечи.

– Пошли, никогдабрь. Я угощу тебя какао.

* * *

Мы прогуливались по осенней улице, пили какао из автомата и наслаждались вязкой тишиной, какая бывает только в маленьких городах вроде этого. После бесконечного гомона и галдежа школьных коридоров это было прекрасно – просто молчать и идти, слушая, как под ногами шуршат листья.

– О чём задумалась? – спросил Энтони.

Я пожала плечами и отпила какао, не торопясь отвечать. На это не было совсем никакого настроения.

– Ну как хочешь, – равнодушно сказал он.

Я поморщилась и посмотрела в сторону:

– Устала от всего. Думала, хоть шею на лестнице сверну, а нет. Вы с Дафной прямо служба спасения.

– Вот дура, – восхитился он. – А я весь день только и думаю о Камминге и Кокс. Обо всех них. Собакам собачья смерть, конечно, но не до такой же степени я их ненавидел.

– О ком?

Он округлил глаза:

– Точно головой стукнулась… – и отдал мне свой смартфон. – Весь день о них сплетничают! Ты в каком мире живёшь?

– В чудесатом. Я очень плохо знала тех ребят. В курсе, что кого-то грохнули, конечно, все только об этом и говорят… Кто они такие?

– Иногда полезно общаться не только с нами. – Почесав в затылке, Энтони щёлкнул пальцами. – О’кей, помнишь рыжую девчонку с биологии? Прямые волосы. Высокая.

– Ты думаешь, я замеряю их ростомером?

– Я думаю, ты язва. Это одна из самых популярных девушек в старшей школе, как ты вообще можешь не знать такого?

– Я мало заинтересована в социальных взаимоотношениях. Дай мне скидку! Я здесь каких-то две недели.

– Это не оправдание. Так и скажи, ты – одиноко одинокий одиночка.

Его правда. Слишком человеколюбивой я никогда не была, хотя изгоем – тоже, так, серединка на половинку, но с Энтони Валорски и Дафной Льюис сошлась очень быстро. Хотя, буду честна, Дафну я знала с детского сада, только потом мы с ней не общались, когда мы с семьёй уехали в Чикаго. Так что это не считается.

– Ладно, что теперь? – лениво спросила я. – Это из их компании кого-то убили?

Энтони загадочно улыбнулся и открыл на телефоне передовицу «Скарборо сегодня».

– Ты хотела сказать, всю их компанию?

Я опустила глаза на экран и прочла:

РЕЗНЯ В ПРИГОРОДЕ СКАРБОРО

КТО СЛЕДУЮЩИЙ?

Ночью с шестнадцатого на семнадцатое сентября в доме семьи Кокс были найдены убитыми пятеро подростков-одноклассников, учащихся Старшей городской школы. Согласно последним данным и свидетельским показаниям, четверо из них были зарезаны. Полиция не разглашает деталей. Тело своей единственной дочери, Кейси, уже опознали её родители, Карл и Рейчел Кокс. Кейси была жестоко выпотрошена. По предварительным данным, опрошенные соседи не были свидетелями ничего подозрительного в тот вечер. Полиция начала расследование по делу…

Я вскинула брови:

– Ничего себе.

– Их всех прирезали, как свиней. Дэрил сказал, кухня и внутренний дворик все в крови. И у них не досчитались языков и много чего другого… а саму Кокс подвесили к забору, вывернув буквально наизнанку, и снесли нижнюю челюсть. Можешь представить себе, какой её положат в гроб?

Меня передёрнуло. Тревога стиснула сердце холодной рукой. Я посмотрела в серое осеннее небо и нахмурилась, словно пытаясь отстраниться от новости, которая потрясла весь город. Она была дурной настолько, что отпускать так сразу не хотела.

– Вот уж некстати матушка сюда переехала, – пробормотала я. Энтони что-то вопросительно промычал. – Нет-нет, я сама с собой.

– Ты с этим завязывай, – усмехнулся он. – Так и свихнуться недолго. Слушай. Хочешь ко мне? Дома братец, но он приезжает только на обед, а потом свалит в участок допоздна… Давай, что ли, посидим, пожуём чего-нибудь. Включим фильм. Да просто отдохнём от всей этой белиберды.

– Лучше домой. Прости, Тони. Правда устала.

Остаток пути мы молчали, погружённые каждый в свои мысли. Тони активно с кем-то переписывался, а я в который раз с удовольствием разглядывала Скарборо. Такой типичный небольшой американский городок. Место тихого ужаса. Здесь, часом, нет своей улицы Вязов? Антураж и небольшие атмосферные магазинчики наталкивали на мысль, что есть. Большинство частных, похожих друг на друга домов располагались в специально отстроенном жилом районе, сначала на небольшом расстоянии друг от друга, затем – всё дальше и дальше. Люди при деньгах предпочитали жить в пригороде, как те же Коксы. Земли там было больше, соседи не мешали. В центре были отстроены пятиэтажные дома с квартирами. На западе Скарборо высились недостроенные высотки, которые должны были сначала стать офисным комплексом, затем – жилыми домами, первыми в новом квартале, а после – торговым центром. Ни то, ни другое, ни третье не помогло строительству завершиться. Долгострой так им и остался и переходил от одной компании к другой, словно эстафетная палочка.

Между старых тополей и вязов наконец показался мой дом. Каре зелёной лужайки, заросшие кусты, корявые тёмные вязы по обе стороны дороги. Серая крыша и светлые стены с краской, которая успела кое-где облупиться из-за времени и сырой скарборской погоды. Тони вздохнул:

– Мы на месте, босс. Ты точно в порядке?

– Да. Конечно.

– Приложи дома лёд к голове, – посоветовал он.

– Я не ударилась головой.

– По твоей реакции так не скажешь.

– Да иди ты!

Тони с довольной улыбкой бросил «пока» на прощание и поплёлся по дорожке между деревьев к себе домой, а я зашла за наш низенький, некогда белый, а теперь посеревший от времени и непогоды штакетник. Сунула руку в карман джинсовки и нашла ключи. Домой не хотелось, но нужно было идти. Я разочарованно посмотрела на дорогу, уходящую лентой за холмы, вдаль, к горизонту.

Медленно гаснущий закат уже начал разливаться персиковым и алым. Смеркалось. Я поднялась на террасу и провернула ключ в замочной скважине. Тихо открыла дверь.

Как толчок в грудь, меня оглушил громкий мамин голос:

– Господи боже, Лесли! Ты видела, который час?..

Час расплаты?

* * *

Наказание всегда должно быть соразмерным преступлению.

Так писали в учебниках социологии, так говорили во всех правовых передачах. Очевидно, мама никогда в жизни не была знакома с этой простой истиной, потому что я опоздала всего на полтора часа, но распекали меня так, словно домой не явилась вовсе.

Я смотрела ей в лицо, в усталые тёмные глаза. И ещё – на плотно сжатые челюсти и скрещенные на груди руки. Она осунулась за эти четыре месяца. Странно, но даже когда отец уже неизлечимо болел, она была этакой живой весёлой пышкой. Когда он ушёл, жизнь начала стремительно слезать с костей вместе с мясом. Но разве не должна была она пережить пик своего горя за полтора года рабского ада – ада, где все живые и здоровые члены семьи поклоняются своему умирающему идолу?

И вот теперь она стояла на верхней ступеньке лестницы и смотрела на меня драматично – сверху вниз. Лицо было заткано закатными тенями из узеньких окон по обе стороны двери, волосы – в полном порядке, убранные в небольшой пучок, но что-то в выражении глаз придавало Натали Клайд странной жёсткости. Юбка воланом, как агрессивный росчерк, шла выше щиколоток. Каждая черта была знакома как собственное отражение. Даже больше. Но я покрылась холодом, когда она покачала головой:

– Эта безответственность…

Узнаю тон. Мне от него дурно. Кажется, я в одном из своих кошмаров, но только этот – наяву. И вроде бы она ничего ужасного не говорит и не делает, но хочется сбежать. Или чтобы это скорее кончилось. От собственного безволия меня передёрнуло. Я знала: иногда проще и лучше сказать не то, что думаешь, а то, что от тебя ждут:

– Прости, мам. Этого больше не повторится.

И вот я опять оправдываюсь. Она посмотрела на меня с презрительным выражением лица, как на моль, на муху, на ничтожество, на пыль, – и сложенные в замок руки знаменовали жест «я так недовольна тобой». От него одного у меня вся спина была в мурашках. Не знаю почему. Какой-то странный священный ужас ребёнка перед родителем.

– И это всё? – Голос звучал эхом былого гнева, сейчас в нём было лишь разочарование. – Хэлен должна была поехать с тобой в церковь на хоровое пение, но ты опоздала, и теперь я повезу её на машине. Вместо того чтобы работать.

Говорилось с укором и в упрёк. Я попыталась всё исправить:

– Я отвезу её на такси. Никаких проблем.

– Ты всегда создаёшь проблемы. – Как она так умудряется? Говорит спокойно, а лучше бы, кажется, кричала. – Из-за твоей безответственности вечно всё так.

– Прости, я правда не хотела. Мисс Хилл оставила меня после уроков. Я вообще-то сказала, что занята…

Она брякнула ключами в руке и начала спускаться. Когда последняя ступенька тихо скрипнула под её ногами, мама, совершенно игнорируя меня, прошла мимо, сняла с крючка пальто и неторопливо оделась, крикнув в тёмную гостиную:

– Хэлен! Сколько раз ещё повторять? Я выхожу через две минуты. Ты к тому времени уже должна была собраться.

– Сейчас!

Я стояла с рюкзаком на плече и виноватым лицом, не смея раздеться.

– Хэлен! – снова позвала мама. Меня в прихожей словно не было. – Долго будешь копаться?

Хэлен вышла из гостиной полностью одетой. В одной руке у неё был внушительного размера красный рюкзак, в другой – концертный костюм в чехле. Она отдувалась и недовольно косилась на маму, но, когда встала напротив меня, голубые глаза метали молнии уже в мой адрес.

– Ты, – говорит и тычет в меня пальцем, как в предательницу, – ты опоздала!

– Я случайно, малышка.

Вряд ли это её убедило. Мама поджала губы:

– Садись в машину. И быстро.

Сестра прошмыгнула мимо нас в дверь, впуская в тёмный коридор остатки последнего закатного света. Мама неодобрительно покачала головой:

– Ну и вид у тебя…

– Я упала со стремянки, – пришлось сознаться.

– Что ж, ничего другого я от тебя не ожидала. – Она посмотрелась в зеркало и набросила на шею платок. – Всё потому, что ты жуткая растяпа. Ты неорганизованная. Однажды сломаешь шею из-за своей невнимательности. Ладно, всё равно… – она поправила волосы и оценивающе повернулась боком в зеркале, – это бесполезно. Тебя уже не перекроишь. Так. На кухне размораживается курица, приготовь её к ужину. И наведи порядок в своей комнате. Вещи так и остались неразобранными. Неужели тебе нравится жить в таком свинарнике?

– Мам.

Она осеклась и сузила глаза.

– Ты в курсе, какой в шкафу бардак? Поэтому ты всегда ходишь такой помятой…

Я небрежно бросила:

– Ма. Ты вроде как на хоровое пение опаздывала. Может, поторопишься?

– Что ж. – Взгляд её был ледяным, тон – бритвенно-острым. – Оставайся. – Она резко взялась за дверную ручку и потянула на себя. – Раз тебе всё равно, как ты живёшь, так мне тем более плевать. Это твоя жизнь. Только твоя.

– Ма, я всё сделаю. Просто давай не будем ругаться. Знаешь, я…

Но она уже вышла за дверь и хлопнула ею. И пусть на языке оставался противный кислый привкус ссоры, всё равно стало легче. Как и всегда – одной.

* * *