Глава 4

На следующее утро я уже стояла в полном обмундировании возле здания частного катка. Коньки в сумке, черные леггинсы обтягивали мои ноги, а короткая черная кофта на замке идеально подчеркивала фигуру под белой курткой. Я не могла сдержать волнения. Это был новый этап в моей жизни, и я надеялась, что встреча с Надеждой станет началом чего-то большого.

Войдя в здание, я ощутила знакомый запах снега и льда. Он напоминал мне о мгновениях, когда я, будучи девочкой, каталась на катке с матерью. Но сейчас, когда я вошла внутрь, сердце заколотилось – никого не оказалось. На часах было почти десять утра. «Может, она опаздывает?» – подумала я, садясь на лавку и поглядывая на пустое ледовое поле.

Прошло почти полчаса, а Надежда все не появлялась. Чувство тревоги нарастало, и я не могла просто сидеть и ждать. Я взяла себя в руки и решила разогреться. Достала из сумки свои белоснежные коньки, аккуратно перемотала тейпом ногу и, с трудом, надела их. Мои руки немного дрожали от волнения, но как только я ступила на лед, все это исчезло. Я сделала несколько кругов. Ощущение свежего льда под ногами было незабываемым. Это была моя стихия.

После разминки я решила попробовать свои силы в двойном лутце. Нога назад, ещё шаг, прыжок! Но недочёт момента привел к падению. Я сделала упор на внутреннее ребро, не успела приземлиться, как оказалась на льду. Это была непростительная ошибка и я знала это. Вздыхая, стараясь собраться, я услышала хлопки сзади. Они были полны сарказма.

Обернувшись, я заметила Алекса. На нем не было хоккейной формы, только черный свитер и джинсы. Он стоял за ограждением, ухмыляясь на мое падение. Вот же…

– Где Надежда? – спросила я его, стараясь игнорировать его сарказм. В этот момент мне не хотелось растягивать приветствия, у меня была другая забота.

– Классное падение, не дилетант, – хмыкнул он, будто это было каким-то достижением, которое следовало разделить с ним.

– Где Надежда? – повторила я, сжимая кулаки от злости и обиды.

– Дома, – произнес он с таким спокойствием, словно это была самая обычная новость.

– Почему дома? – мой голос стал более резким. Я уже начала отчаиваться. – Ты не сказал ей?

– Возможно, я забыл, – пожал он плечами. Это движение, казалось, было его любимым, когда он хотел продемонстрировать безразличие. Внутри меня закипало раздражение.

– Козел! – прошептала я, проходя мимо него к лавке, где лежали мои вещи.

Я чувствовала, как его взгляд следит за мной, и раздражение только увеличивалось. Я не хотела, чтобы он наблюдал за тем, как я с трудом надеваю ботинки. Сев на скамейку, я начала снимать коньки, стараясь сосредоточиться на своих действиях. Плоская подошва ботинок казалось мне слишком далекой от мира фигурного катания. Алекс подошел ближе, и я почувствовала его присутствие рядом, как холодный ветер сквозь открытое окно. Волнение меня захлестнуло, и я едва смогла сосредоточиться на коньках.

– Кто ты такая? – спросил он, исследуя меня глазами, как будто я была какой-то загадкой, которую он хотел разгадать.

– В смысле? – не поняла я, глядя на него с недоумением.

– Откуда ты свалилась? – прищурился он, вызывая во мне смешанные чувства: от интереса до раздражения.

– Я из Америки, – ответила я, осознав, что стараюсь говорить увереннее. – Родилась здесь, а потом, после развода родителей, переехала с матерью в Штаты.

Он слушал, но я не могла прочитать его мысли. Его лицо оставалось непроницаемым, словно лед, на котором я собиралась танцевать.

– Понятно, – сказал он, и развернулся к выходу.

Я почувствовала, как внутри меня что-то щелкнуло, и не удержалась. Схватив сумку, я встала и стремглав побежала за ним, немного хромая на свою больную лодыжку.

– Эй, почему ты не сказал Надежде? – крикнула я с надеждой, ожидая, что его упрямство сломится.

Но Алекс не обернулся, уверенно шагая к двери, и я, запыхавшись, усилила шаги.

– Подожди! – закричала я, чувствуя, как сердце стучит быстрее. – Постой же ты!

Алекс остановился, и я увидела, как его фигура слегка напряглась. Он медленно обернулся, и на его лице промелькнуло выражение, которое трудно было понять; был ли это интерес или просто легкое удивление.

Я остановилась в шаге от него, поставив руку на колено, чтобы восстановить дыхание. Словно в этот момент всё вокруг замерло: лед с его кристаллическими узорами, блестящие стены арен, отголоски музыки, которые дождливыми днями заполняли мои мысли, сливались в одну точку, и в этой тишине я произнесла:

– Как мне поговорить с Надеждой Ньюман?

– Никак, – произнес он, его голос прозвучал как ледяной удар.

– Почему? – опешила я, не веря своим ушам.

– Ее больше нет, – сказал Алекс, в его словах я почувствовала тяжесть, с которой он выдавливал эти звуки. – Она умерла от рака полгода назад.

– Что? – в шоке прошептала я. – Мои соболезнования.

– Не стоит, – хитро усмехнулся он. – Ты все равно ее не знала.

Мои глаза опустились в пол. Чем больше я думала о ней, тем сильнее понимала, что она была для меня как звезда – недосягаемая, но великолепная.

– Она была моим кумиром, – тихо произнесла я.

Алекс пожал плечами и выглядел так, будто каждое слово тянуло его вниз.

– Такова жизнь, – сказал он. – Если хочешь, можешь здесь кататься. Через неделю этот каток закроется.

Досада закралась в мою душу.

– Почему?

– Отец его закрывает, – объяснил он, в его голосе звучало разочарование. – У нас нет набора в команду. Наша команда, если честно, просто полное дерьмо. Нам нужен чемпион, чтобы пробиться хоть куда-то.

– Мне очень жаль, – прошептала я, ощущая, как сочувствие смешивается с моими собственными недовольствами.

– Не стоит, – он резко прервал меня, поворачиваясь и направляясь к выходу, будто горячая печка резко подменила свою теплоту на ледяной мороз.

Я не могла понять, обращается ли он ко мне или самому себе, но в любом случае его слова заставили меня уколоться.

– Ты идешь? – спросил Алекс, оглядываясь на меня.

Я кивнула, но внутри меня угнетение и подавленность оставались, словно тень, охватывающая моё сознание. Внутри меня вспыхнули горькие чувства – растрата времени, уход идолов и разрушение мечт.

– А куда? – неуверенно спросила я.

– На улицу, – бросил он, как будто слово «на улицу» само по себе было наказанием. – Я закрываю каток.

Эмма, ну ты и тупица. Я вышла за ним, соединяясь с невыносимым холодом уличного воздуха. Небо потемнело, а снег под ногами скрипел, пока я наблюдала, как Алекс закрывает двери клуба, охватывая его своим дыханием.

Я не знала, что сказать, и просто начала двигаться обратно к отелю, но в голове все еще кружили мысли о Надежде, о моем падении и о том, как жизнь порой бьёт под дых.

Каждый шаг отзывался эхом в моей душе – по дороге в отель, в унисон с моими разочарованиями, сожалениями и ужасами о будущем. Надежда, та, которая осветила мой путь и давала силы, теперь осталась лишь в воспоминаниях. Но может быть, именно в этих воспоминаниях я могла найти вдохновение покорить лед, вернуть страсть, которая могла бы согреть меня в любую стужу.

Сидя на кровати в номере и попивая горячий чай, я чувствовала, как тепло проникает в мои ладони и заставляет расслабиться. Но в этот момент я совсем не могла сосредоточиться на приятных ощущениях. Я открыла ноутбук, который уютно устроился на моих коленях, и решила заглянуть в социальные сети.

Нахмурившись, я зашла на страницу своей матери. На экране замелькали яркие фотографии ее жизни, полной радости и смеха. Она всегда была такой активной и энергичной, даже сейчас, когда я была вдали от дома. По идее, как дочь, я должна была радоваться ее успехам. Но вместо этого меня охватило нарастающее чувство обиды. Она явно видела оставленную мной записку, но даже ни разу не проявила интереса – ни слова о том, как я добралась к отцу, как я себя чувствую. В очередной раз мне снова было больно.

Час назад она выложила фото, на котором обнимает Кимберли, с широкой улыбкой и золотой медалью в руках. Это была та самая Кимберли, которая безжалостно увела у меня мать. Я почувствовала, как в душе закипает злость. Рыжая стерва! Она не только забрала маму, но и оставила меня одну с этой бездной одиночества и предательства. Я с ненавистью отодвинула компьютер и отбросила его на край кровати.

Подошла к окну и прижалась лбом к холодному стеклу. На улице тихо падал снег, и я наблюдала, как снежинки кружатся в воздухе, оседая на тротуаре, но это зрелище не приносило мне радости. В душе и на сердце была стужа. Я вспомнила свой последний день дома, последние слова, сказанные отцом, и то, как он закрыл за мной дверь, будто бы ставил точку в нашем совместном предложении. Даже после моего ухода он не звонил, не писал – ни разу не поинтересовался, как у меня дела. Что за родители у меня такие? Они просто плюют мне в душу.

Я поставила кружку на стол, при этом чувствуя, как руки слегка дрожат от волнения. Убрав ноутбук в чемодан, я легла на свою кровать, не зная, как же будет выглядеть мой следующей день. Словно в тумане моих мыслей мечты о будущих соревнованиях просто завяли. Я знала, что должна тренироваться изо всех сил, для себя и ради своей мечты, но на сердце оставался тяжелый камень, который не давал мне покоя.

Закрыв глаза, я хотела, чтобы эта ночь принесла мне хотя бы каплю умиротворения. Но мысли о предательстве, о непринятии и об отсутствии поддержки крутились в голове, как упрямые снежинки, хотя я уже знала, что им не удастся растопить меня.

Глава 5

Я не могла нормально уснуть. Ночь затягивалась, как старая стрела, и мысли барахтались в голове, словно осенние листья на ветру. Под утро, уже не в силах терпеть, я встала в шесть, быстро привела себя в порядок и схватила коньки. Тяжелое чувство недостатка сна гнало меня к катку, в надежде, что он уже открыт.

Я шла по пустынным улицам, где еще даже первые лучи солнца не думали пробиваться сквозь утренний туман. Воздух свежий и резкий, но это было именно то, что мне нужно. Через пятнадцать минут я дошла до большого белоснежного здания, о котором мечтала, но остановилась, потоптавшись у двери. Дернув за ручку, я с облегчением поняла, что каток открыт. Войдя внутрь, я уже чувствовала, как радость нахлынула на меня, но вдруг мою уверенность охватила тревога.

Когда я подошла к катку, моё сердце замерло. Он был занят – две девушки и парень тренировались под руководством тренера. Особенно я запомнила одну фигуру, которую узнала сразу. Когда тренер обернулся, я увидела, что это была Надежда Ньюман! Что за черт? Алекс сказал, что она умерла. Вот же засранец! Он мне соврал! От шока я не удержала свои коньки, они глухо стукнули о бетонный пол.

– Девушка, здесь частная территория, – обратилась ко мне Надежда, глядя на меня с лёгким недоумением. – У нас тренировка.

– Простите, – вымолвила я, подбирая свою челюсть и резко наклонилась, чтобы притянуть к себе коньки. – Я не хотела мешать. Я Эмма Розенберг, я хотела с вами поговорить.

– Так, продолжаем разминаться, – сказала она своим ученикам, а затем подъехала ко мне, выйдя со льда за арену.

В этот момент меня охватило одновременно и волнение, и восхищение. Она была такой же, как на фото: черные волнистые волосы, пронзительные карие глаза, гордая осанка и добрая улыбка. Я чувствовала, как внутри меня всё сжалось от мощного потока эмоций. Она – мой кумир.

– Та самая Эмма Розенберг? – спросила она, нахмурившись.

Я кивнула. Никакие слова не могли передать ту бурю эмоций, что накрыла меня. Вот она, рядом. Я чувствую, как захватывает дыхание от волнения и восхищения.

– Дочь Тины Розенберг? – уже более мягко продолжила она.

– Да, – ответила я почти шёпотом, уставившись на нее как на воскресшего призрака.

– Я видела твое последнее выступление, – сказала она, и в моём сердце зазвучал тревожный звонок. – Тройной аксель был ужасен.

Словно ледяной водопад обрушился на меня, резко осадив решимость. Как будто все вокруг только и делали, что обсуждали моё фиаско. Я невольно опустила глаза, теряя уверенность. Но в тот же миг, в конце концов, во мне вспыхнул огонь. Я не могла просто так сдаться, я хотела, чтобы она поверила в меня.

– Я хочу, чтобы вы были моим тренером, – дерзко произнесла я, поднимая взгляд.

Она поморщилась, и это меня ударило, как холодный ветер.

– Прости, но я не могу тебя тренировать, – произнесла она с явным сожалением.

– Почему? – в голосе зазвучал крик моей души. Я почувствовала, что падаю на самое дно.

– Я тренирую только студентов академии Хилстроу, – объяснила она на этот раз с лёгким упреком. – И мне нужны сильные фигуристы.

Слёзы подступили к глазам, но я сжала кулаки, не желая показывать свою слабость. Это моя жизнь, моя мечта. Я никогда не была такой сильной, но сейчас готова была все изменить.

– Я могу доказать вам, что я достойный кандидат, – проговорила я с настойчивостью, будто это было единственное, что имеет значение.

Она посмотрела на меня с недоверием и, наконец, кивнула.

– Хорошо, – ответила Надежда. – Покажи мне, что ты можешь.

Внутри раздался всплеск решимости. Я кивнула, словно это был заветный шанс. Надежда вернулась на лед, и я, прикрывая себя от страха и стыда, быстро натянула свои коньки, несмотря на прострел в лодыжке, внезапно давший о себе знать в неподходящий момент. Я вошла на лед, четко понимая, что это лучший шанс, который у меня когда-либо был. Лед был холодным и жестким, но меня это не останавливало. Я чувствовала себя живой, моя кровь закипала от адреналина.

Остальные фигуристы остановились и обратили на меня внимание, недоумевая, что же я собираюсь продемонстрировать. В моих ушах гремела тишина, но сейчас я могла слышать только себя. Так, Эмма, не опозорься, это твой шанс.

Я сделала пару кругов для разогрева, скользя по льду с легкостью, словно птица в свободном полете. Сердце стучало в унисон с ритмом моего катания. В голове крутились мысли о том, как должен выглядеть идеальный двойной лутц. Главное снова не допустить ошибку и делать упор на внешнее ребро. Для меня это было нечто большее, чем просто движение; это был момент истины.

Собрав все свои силы, я решила. Двойной лутц… сейчас или никогда. Я набрала скорость, почувствовав свежий ветер в волосах. Впереди маячил мой исполин – ледяной экран, не знающий прощения. Я взмыла в воздух, ведь мгновение – ускользающее! Лед замер, ожидая окончания спектакля.

Два оборота, и… приземление.

Фигуристы Надежды застыли на льду, а мое сердце колотилось в груди. Я приземлилась без упора, едва успев удержать равновесие. Но я сделала это! Я подняла глаза и увидела, как лицо Надежды осветилось, и в привычной строгости на мгновение исчезла улыбка.

– Еще раз, – бросила она, на этот раз покачнув головой, и я почувствовала, как в груди разгорается огонь смелости.

Я не собиралась сдаваться. С каждым падением и подъемом я ощущала, как ближе к своей мечте, к своей цели. Я снова сделала несколько прогонов для разгона. Лед под коньками мягко трещал, как будто приветствовал меня своей холодной гладкостью. Каждое движение приносило легкость, словно я была частью этого синего мира. Я хочу попробовать сделать тройной лутц. Я собрала свои мысли, закрыла глаза на мгновение и представила, как мой идеальный тройной лутц взмывает ввысь. Я чувствовала, как энергия зарождается во мне, как волнение наполняет каждую частичку моего тела. Звуки арены, привычный запах холодного льда – всё это смывалось в одно целое с несущей меня мечтой.

Я наклонилась, взяла разгон и оттолкнулась от льда. В воздухе я прочувствовала, как все окружающее замерло. Я взмыла, как перо, зафиксировав взгляд на одной точке. Три оборота. Чудо! Я почувствовала, как кровь бьется в висках, а сердце колотится в ритме танца. Ноги были предметом свободы, и в моем сознании мелькнула мысль: «Я справлюсь!»

Но в момент приземления всё изменилось. Лед, казавшийся нежным, стал беспощадным. Я не успела понять, что что-то пошло не так. В голове мелькнула тень сомнения, и внезапно я ощутила мгновение потери контроля. Правой ногой я перетянула лед, а затем… Упала.