Джек и Элла разбудили родителей именно так, как это делает большинство детей в рождественское утро, – с безмерным ликованием. Элейн пришлось вынырнуть из глубокого сна, потому что ребенок радостно заскакал по кровати, его коленка уперлась ей в грудь, а маленькие ладошки похлопывали ее по щекам. Она открыла глаза и изо всех сил постаралась сдержать стон. Солнце еще даже не встало, а накануне Элейн легла в два часа ночи, заворачивая подарки после долгого дня работы в пекарне. Но это было утро Рождества, а всем известно, что в это утро дети командуют парадом. И потом, в кухне стоит кофемашина, которая обязательно сварит ей двойной американо. Элейн зевнула и повернулась к мужу.
– День начинается, – прошептала она и улыбнулась.
Они спустились вниз следом за детьми, и Элейн, как это всегда бывало в тихие моменты в семье – за воскресным завтраком, к примеру, или в редкие вечера вторников, когда дети вместе чистят зубы, – подумала о том, какой идеальной выглядит ее жизнь. Они могли бы позировать для фото, изображая идеальную американскую семью из разряда тех, которые можно увидеть в глянцевых журналах. На таких снимках муж всегда одет в рубашку-поло, он обнимает жену, которая выглядит безупречно в платье с запа́хом и туфлях на каблуках, а их детишки улыбаются, словно ангелочки. Вот и теперь Элейн смотрела на своего мужа и ребятишек, спускавшихся по лестнице, и у нее снова возникло ощущение, как будто она смотрит на них со стороны. Словно она превратилась в чужую женщину, которая стоит на трех дюймах только что выпавшего снега, протирает запотевшее стекло перчаткой и заглядывает в окно дома, чтобы полюбоваться жизнью идеальной семьи в идеальном мире. Но Элейн не чувствовала себя идеальной, и это ощущение появилось уже довольно давно.
– Ты идешь, Элейн? – окликнул ее Мэтью.
С нее, застывшей у подножия лестницы, как будто слетели чары. Она кивнула.
– Да, – быстро ответила Элейн. – Пусть дети займутся своими подарками, а я пойду сварю кофе.
Рождественское утро налетело и пронеслось словно торнадо. Часом позже Элейн и Мэтью сидели в окружении смятой оберточной бумаги, а дети разбежались по комнатам играть в игрушки, полученные на Рождество. В доме воцарилась тишина.
Элейн взглянула на свои часы.
– Пожалуй, стоит позвонить Джейн. У нее сегодня день рождения. Как ты думаешь, может, мне стоит настоять, чтобы она пришла к нам пообедать сегодня вечером? Ты уже упоминал об этом вчера, но я знаю, что она боится быть в тягость, поэтому хочу, чтобы она почувствовала себя желанной гостьей. Я…
Мэтью коснулся пальцами губ жены.
– Джейн будет в порядке, – сказал он, его глаза сверкали. – Помнишь день нашей свадьбы?
Элейн и Мэтью поженились в канун Рождества двенадцать лет назад. Венчание состоялось при свечах в пресвитерианской церкви на Пятой авеню. Скамьи были украшены остролистом и ветками кедра, и гости спели вместе с ними «Святая ночь» перед тем, как церемония была завершена.
– Да, – ответила Элейн, вспоминая тот день. На земле лежал снег, и ее белые балетки промокли, пока она поднималась по ступеням церкви. В результате Элейн прошла по центральному проходу босиком.
– Прости, – спохватилась она, – в этом году я забыла о подарке для тебя в честь нашей годовщины.
Мэтью улыбнулся.
– А я не забыл.
Ее муж никогда не забывал о памятных датах. Он помнил чем-то выдающиеся выходные, каждый повод, и отмечал их открыткой, цветами или подарком, не пропустив ни разу.
– Под елкой остался один забытый подарок, – сказал он.
Элейн нахмурилась.
– Ты лучше меня.
– Возможно. – С лица Мэтью не сходила широкая улыбка. Он протянул руку под наряженные ветки и передал жене маленькую белую коробочку, перевязанную красной лентой.
Элейн развязала ее, лента упала на пол. Неужели? Он помнил? Они не раз говорили об этом на протяжении многих лет, но Элейн всего лишь несколько месяцев назад упомянула о своем желании иметь эту вещь. Браслет с шармами был у нее в детстве, но она потеряла его на карнавале, когда ей было двенадцать лет. Она украшала тот браслет с шармами, напоминавшими о разных моментах ее жизни. Крошечный свадебный торт от ее бабушки, садовая лопатка от отца и половинка разбитого сердца от ее лучшей подруги Анжелы. В 1980-х годах такой браслет был почти у каждой девочки, но Элейн потеряла его на одном из аттракционов. Потом она долго искала его, но земля как будто проглотила эту вещицу, а вместе с ней и все ее детские воспоминания. Всю жизнь Элейн надеялась найти ему замену. Неужели Мэтью наконец нашел такой браслет? Неужели он об этом помнил?
Ее глаза наполнились слезами, когда она подняла крышку коробки, сняла два слоя упаковочной бумаги. И… ее сердце упало.
– Красивые, правда? – самодовольно улыбнулся Мэтью, указывая на две антикварные ручки для бюро. Он приобрел их взамен стеклянных ручек, которые дети случайно разбили несколько лет назад, когда пытались «сделать в доме ремонт» с помощью молотка, найденного в гараже.
– Да… очень, – едва выдохнула Элейн. В ее глазах стояли слезы, но она не позволила себе расплакаться и вынула одну из ручек из коробочки. – Идеально.
Мэтью легко поцеловал ее в губы, потом встал и потянулся.
– Пора выпить кофейку, – с этими словами он направился в кухню.
Элейн ненавидела себя за то, что испытывала в эту минуту. Неблагодарная. Идеалистка. Ведет себя как ребенок. Но в глубине души она понимала: внутри ее идеальной жизни, внутри ее идеального дома, внутри ее идеального брака есть какая-то трещина, которую она не может игнорировать. Она чувствовала ее в разные моменты, в серьезные и не слишком. Посмотрев на стеклянные ручки в красивой коробке, Элейн вновь ощутила ее присутствие.
Звонок в дверь раздался в четыре часа, и в суматохе рождественских хлопот и готовки Элейн почти забыла, что они пригласили гостей к обеду. Она подняла глаза от сладкого картофеля, из которого делала пюре, когда в кухню ворвалась сияющая Элла.
– Мамочка, посмотри, кто пришел! Наши новые соседи!
Элейн слизнула каплю пюре с указательного пальца и посмотрела в прихожую, где у входной двери стояли мужчина и девочка примерно одного возраста с Эллой.
Мужчине было за сорок, он уже начинал лысеть, да и ростом был невысок. Он встретился взглядом с Элейн, она выронила толкушку.
– Позвольте, я подниму, – мужчина бросился к ней.
Они одновременно нагнулись, и их глаза снова встретились.
– Простите. – Мужчина протянул ей толкушку. – Я Чарльз.
– Ах да, вы наш новый сосед. – Элейн улыбнулась. – Добро пожаловать. Как вас называть, Чак или Чарли, или?..
– Просто Чарльз.
– Здравствуйте, просто Чарльз.
Он удивленно покачал головой.
– Забавно.
– Что именно? – спросила Элейн.
– Понимаете… – его голос прервался. – В общем, моя жена сказала то же самое, когда мы с ней познакомились.
В его голосе слышалась печаль.
– О, прошу прощения. Надеюсь, я не…
– Мы были женаты двенадцать лет, а в прошлом году она умерла, – продолжал Чарльз.
Элейн не находила слов для ответа, поэтому она просто промолчала, коснувшись рукой его руки.
– Все в порядке, – пробормотал Чарльз. – Я хорошо справляюсь.
– И я замужем двенадцать лет, – решилась признаться Элейн.
Чарльз кивнул.
– Последняя годовщина была тяжелой. Мы всегда придумывали что-то неожиданное, чтобы отпраздновать этот день. Однажды я устроил для нас прогулку на воздушном шаре. За год до ее смерти я нанял струнный квартет, чтобы он исполнил серенаду под окнами офиса, где работала жена.
– Как красиво, – вздохнула Элейн. – Вы так об этом рассказываете, что я представляю себе облака и слышу музыку.
Она почувствовала зависть, вспомнив о том, что Мэтью все эти годы обычно отмечал памятные даты коробкой шоколада и красивой открыткой.
Чарльз посмотрел на миску, стоявшую перед Элейн.
– Моя бабушка обычно готовила сладкий картофель на каждое Рождество, – с улыбкой произнес он.
– С зефиром? – уточнила Элейн.
– Без зефира это было бы преступлением. – Чарльз продолжал улыбаться.
В кухню вошел Мэтью.
– Отлично, что вы уже познакомились. Теперь мы можем открыть вино. Элейн, я говорил Чарли, что он полюбит эту улицу. Мы все здесь не прочь пропустить по стаканчику.
Элейн и Чарльз произнесли одновременно:
– Просто Чарльз.
Мэтью похлопал мужчину по спине.
– Хорошо, Чарльз, – он улыбнулся Элейн. – Она опять читала проповедь о сладком картофеле?
– Ну, я…
Мэтью усмехнулся.
– Я больше люблю пюре из обычного картофеля, – сказал он. – Но ты же знаешь поговорку: счастливая жена, счастливая жизнь, – Мэтью снова похлопал Чарльза по спине. – Так что же заставило тебя переехать в Сиэтл из Хьюстона?
Чарльз хмыкнул.
– «Майкрософт», – ответил он. – В Сиэтле много таких эмигрантов, верно?
– Точно, – согласился Мэтью. – Тогда ты выбрал нужную улицу. Отсюда тебе будет быстро и удобно добираться до работы.
Чарльз кивнул.
– Мне повезло, что я нашел этот дом. Мой риелтор сказал, что пришлось поучаствовать в аукционе.
– А нам повезло в том, что этот дом принадлежал еще дедушке моей жены, – с гордостью заявил Мэтью, обнимая Элейн за талию.
Чарльз улыбнулся.
– Наверное, приятно жить в доме с таким количеством воспоминаний.
– Полагаю, да, – несколько неуверенно согласилась с ним Элейн. – И Мэтью прав, улица у нас превосходная.
Она протянула лопатку с капелькой пюре, чтобы Элла попробовала.
– Но я была бы рада пожить в плавучем доме. – Элейн вспомнила очаровательный плавучий дом ее подруги Ло на озере Юнион.
У Чарльза загорелись глаза.
– Знаете, я всегда об этом мечтал. Люди говорят, что такой дом не подходит для детей, но я с этим не согласен.
– Спасательные жилеты, – снова в унисон произнесли Чарльз и Элейн.
В кухне повисла неловкая тишина, потом Мэтью заговорил снова:
– Чарльз, позволь мне показать тебе, как мы отделали камин прошлой осенью. Думаю, у наших домов одинаковая планировка. Ты тоже сможешь благоустроить свой дом.
Мужчины ушли в гостиную, Элла осталась стоять возле матери, потихоньку таская кусочки зефира.
– Я разрешила Хлое поиграть с моей новой куклой, – сказала она.
– Ты молодец, дорогая, – похвалила ее Элейн.
– Они милые, – продолжала Элла. – Я рада, что они сюда переехали.
Элейн посмотрела в сторону гостиной и вздохнула.
– Я тоже рада.
О проекте
О подписке