Она была лгуньей и убийцей. Похоже, ей еще не раз придется лгать и убивать, пока все это не кончится.
Но Манона не сожалела о содеянном. В ее душе не было места сожалению, особенно сейчас, когда время нещадно их подгоняло и слишком тяжкий груз лежал на их плечах.
Все долгие часы, пока ее ведьмы помогали крошанкам восстанавливать лагерь, Манона пристально следила за морозными небесами.
Восемь погибших. Их могло быть гораздо больше. Но и имена этих восьми крошанок она обязательно узнает и запомнит.
Ночь показалась ей необычайно длинной. Манона помогала соратницам перетаскивать тела Желтоногих и туши драконов на другой край. Хоронить их в мерзлой земле – задача невыполнимая. Сжечь тоже нельзя; огни костров заметны издалека. Оставалось одно: засыпать снегом. Манона не решалась просить Дориана, чтобы он помог своей магией.
Она помнила выражение его глаз. Он догадался о ее маневре.
Манона подтащила к обрыву окоченевшее тело разведчицы Желтоногих. Губы убитой успели посинеть, на светлых волосах искрились льдинки. Астерина волокла за ноги другую погибшую: коренастую, плотно сбитую ведьму. Остановившись у края, Астерина развернула тело и буднично, словно мешок, толкнула вниз.
Но Манона вглядывалась в мертвые лица. Она ведь и этих ведьм принесла в жертву.
Крошанки и Железнозубые. Две стороны недавнего столкновения. Две ветви ее родословной.
Кровопролитие ждало всех. А очень многих – и гибель.
Приняла ли Гленнис ее и ведьм отряда Тринадцати? Возможно. Но остальные крошанки не торопились раскрывать им объятия. Манона считала недопустимым тратить время на увещевание крошанок. Она прибегла к единственному знакомому ей способу убеждения – битве. Минувшим днем она поднялась в воздух и отправилась туда, где часто летали разведчицы Железнозубых. Там она намеренно подставила себя мощному северному ветру, и он понес ее запах на юг. Дальше оставалось только ждать. Правда, она думала, что все произойдет несколько позже.
– Они тебе знакомы? – спросила Астерина, удивившись, что Манона пристально всматривается в лица убитых Желтоногих.
Невдалеке драконы отряда Тринадцати неутомимо махали крыльями, заметая снегом туши погибших сородичей.
– Нет. Ни одна.
В крошанский лагерь они вернулись, когда начало светать. Местные ведьмы, еще вчера готовые испепелить их взглядами, сегодня лишь напряженно следили за ними. Тех, чьи руки потянулись к оружию, было совсем мало. Манона с Астериной шли к главному очагу лагеря – большой яме, окаймленной камнями. То был очаг Гленнис.
Старуха стояла возле самой кромки и грела морщинистые руки, с которых не успела смыть кровь. Невдалеке сидел Дорин. Его сапфировые глаза сердито блеснули, встретившись с глазами Маноны.
Не сейчас. Ее разговор с адарланским королем подождет.
Манона остановилась в нескольких шагах от Гленнис. Ведьмы отряда Тринадцати тоже остановились, не решаясь подходить ближе. Вокруг очага стояло пять шатров. На огне кипел котел. Крошанки продолжали восстанавливать лагерь и ухаживать за ранеными, успевая поглядывать на Железнозубых.
– Поешьте, – предложила Гленнис, указывая на котел, из которого пахло вареной козлятиной.
Манона не стала возражать и послушно взяла глиняную миску из стоявших возле каменной кромки. Прекрасный способ выказать доверие: разделить с крошанками трапезу. Принять их еду.
Голод давал о себе знать. Манона быстро проглотила несколько кусков. Дорин тоже принял приглашение и потянулся за миской. Гленнис присела на камень и со вздохом сказала:
– Больше пятисот лет минуло с тех пор, как Железнозубые вместе трапезничали с крошанками. С тех пор, как они мирно беседовали. А потом… Исключением, пожалуй, были только твои родители, Манона.
– Скорее всего, так, – осторожно ответила Манона, прекратив есть.
Удивительно, что после кровопролитного сражения и изнурительной ночи Гленнис еще могла улыбаться.
– Твой отец был моим внуком, – сообщила Гленнис. – А его отец, твой дед, – моим сыном. Он соединился с крошанской королевой. Увы, она умерла в родах, произведя на свет твоего отца.
Еще одна особенность, унаследованная ведьмами от фэйцев: редкие зачатия и частые смерти рожениц. Так Трехликая богиня поддерживала равновесие, уберегая земли от избытка бессмертных детей, способных быстро опустошить эти земли.
Манона смотрела на полуразрушенный лагерь. Прочтя в ее глазах вопрос, старуха пояснила:
– Наши мужчины остаются дома, где им ничего не угрожает. Лагерь – наше временное пристанище, пока мы занимаемся своими делами.
У крошанок всегда рождалось больше мальчиков, чем у Железнозубых. Они переняли у фэйцев привычку подбирать себе пары. Конечно, не то, что фэйцы называли своей истинной парой, но связь по духу у крошанок ценилась. Манона всегда считала это странным, нелепым и совершенно излишним.
– Твоя мать долго не возвращалась. Мы не знали, вернется ли она вообще. И тогда твоего отца попросили зачать ребенка с другой молодой ведьмой. Пойми: он был единственным носителем крошанской королевской крови, и в случае если твоя мать умерла в родах и ты тоже не выжила, это угрожало прекращением рода. Твой отец действительно не знал, живы ли вы обе. Он согласился исполнить свой долг и помочь вымирающим соплеменникам. – Гленнис печально улыбнулась. – Трастэна любили все.
Значит, Трастэн. Интересно, бабушка хоть удосужилась спросить его имя, прежде чем убила?
– Для него выбрали достойную молодую ведьму. Но он не любил ее так, как твою мать – свою настоящую спутницу жизни, песню его души. Однако Трастэн честно исполнил долг, и на свет появилась Рианнона.
Манона напряглась. Если мать Рианноны тоже находилась в лагере… И вновь Гленнис сумела прочесть вопрос в ее глазах.
– Мать Рианноны погибла в Мелисанде, на речных равнинах. Давно. Ее убила ведьма клана Желтоногих.
Манона внутренне устыдилась своего облегчения. Получалось, вчерашнее сражение было запоздалой местью Желтоногим. А то ведь она собиралась просить прощения за случившееся.
Дорин отложил ложку. Изящно, непринужденно, словно за обедом во дворце. Маноне сразу вспомнилось, как вчера он насквозь прожег дракона.
– Как удалось сохранить королевскую линию крошанок? – спросил он. – Легенды утверждают, что их вообще истребили.
Еще одна печальная улыбка.
– За это надо благодарить мою мать, – сказала Гленнис. – Во время осады Ведьминого города младшая дочь Рианноны Крошанской родила девочку. Наши армии были разгромлены, и только городские стены еще сдерживали натиск легионов Железнозубых. Многие дети и внуки Рианноны погибли. Железнозубые убили ее мужа и вывесили тело на городской стене. Рианнона велела глашатаям возвестить, что ребенок родился мертвым. Пусть Железнозубые знают, что королевский род крошанок прервался. Ночью, накануне трехдневной битвы Рианноны против верховных ведьм Железнозубых, моя мать улетела из города на метле, забрав с собой и новорожденную принцессу.
У Гленнис дрогнуло горло.
– Рианнона была очень близкой подругой моей матери. Можно сказать, сестрой. Моя мать хотела остаться и сражаться до конца. Но Рианнона попросила ее увезти ребенка в надежное место… ради всех нас, крошанских ведьм. До самой своей смерти мать считала, что сражение, затеянное Рианноной против верховных ведьм, было отвлекающим маневром. Железнозубые неистовствовали, даже не подозревая, что наследница крошанок жива и находится вне их досягаемости.
Манона не представляла, можно ли выразить словами то, что творилось на душе.
– Кстати, в этом лагере есть несколько твоих родственниц по отцовской линии, – добавила Гленнис.
От слов старухи Астерина мгновенно напряглась. Эдда и Бриара, сидевшие почти у самого очага, – тоже. Все трое были родственницами Маноны по линии Черноклювых и во что бы то ни стало хотели сохранить эту привилегию.
– Кстати, Бронвена тоже моя правнучка, – сказала Гленнис, махнув в сторону предводительницы шабаша. Та сидела поодаль, опираясь на свою метлу с золотыми прутьями, и внимательно следила за Маноной и остальными Железнозубыми. – Получается, ближайшая твоя родственница.
Бронвена, конечно же, слышала слова прабабушки. Ее лицо осталось каменным. Манона решила, что тоже обойдется без улыбок.
– Они с Рианноной были как сестры, – тихо произнесла Гленнис.
Манону отчаянно потянуло дотронуться до красного лоскута, вплетенного в косу. Она едва удержалась.
И тут Дорин, чтоб ему сгинуть во тьме, открыл рот и заявил:
– Мы искали вас с определенной целью.
– Догадываюсь с какой, – ответила Гленнис, снова протягивая руки к огню. – Хотели позвать нас примкнуть к этой войне.
Даже сейчас взгляд Маноны не смягчился.
– Именно так. Ваш шабаш и всех крошанок, рассеянных по пространству Эрилеи.
Кто-то из местных ведьм засмеялся:
– До чего ж заманчиво!
Остальные подхватили смех. В синих глазах Гленнис ничего не изменилось.
– Мы не собирались для войны с тех самых пор, как Железнозубые напали на наше королевство. Созвать всех – задача не такая простая, как тебе кажется.
– А если крошанская королева позвала бы их на войну? – спросил Дорин.
Бронвена подскочила к старухе. Ее карие глаза сердито пылали.
– Гленнис, не соглашайся!
«Как она разговаривает с прабабушкой? – подумала Манона. – Будто сверстницу себе нашла».
Гневные глаза Бронвены переместились на Манону.
– Ты – не наша королева, о чем бы ни говорила твоя родословная. Твоя помощь во вчерашней стычке – не основание подчиняться тебе. И мы этого не сделаем ни сейчас, ни в будущем.
– Силы Мората вас нашли, – спокойно ответила ей Манона, предполагавшая такой отклик. – На этот раз вы сравнительно дешево отделались. Но они найдут вас снова. Через несколько месяцев или через год. И тогда вам уже будет от них не отбиться.
Руки Маноне пришлось держать прижатыми к бокам. Железные ногти так и норовили вылезти наружу.
– Нынче армии многих королевств собираются в Террасене, – сказала она, игнорируя слова Бронвены. – Присоединяйтесь к ним.
– Пятьсот лет назад Террасен не пришел нам на помощь, – послышался голос другой крошанки, шедшей к костру.
Манона узнала смазливую ведьмочку с каштановыми волосами. Похоже, она тоже была предводительницей шабаша, только рангом пониже. Прутья ее метлы были оправлены не в золото, как у Бронвены, а в серебро.
– Не понимаю, с чего нам теперь беспокоиться о судьбе Террасена.
– Я считала вашу породу исполненной праведности, – сказала Манона, придав голосу язвительно-сладкие интонации. – Думала, вы мгновенно откликнитесь.
Смазливая ведьмочка вспыхнула, но Гленнис утихомирила ее, подняв иссохшую руку.
Усмирить Бронвену было сложнее.
– Ты – не наша королева, – прорычала она, как и вчера, смерив Манону взглядом. – Мы никогда не полетим с тобой.
Обе молодые ведьмы гневно удалились, почти растолкав соплеменниц, охранявших Гленнис. Манона заметила, как старуха поморщилась.
– Скоро сама убедишься: горячность – спутница крошанок. Наша семья, увы, не исключение.
Она просто безжалостна. Оценивая вчерашний маневр Маноны, спровоцировавшей налет Желтоногих на лагерь крошанок, Дорин не находил иного слова.
Оставив Манону с прабабушкой и ведьмами ее отряда, он пошел искать паучиху. Впрочем, долго искать Кирену не потребовалось. Она все так же пряталась в тени одного из дальних шатров.
Она вернула себе человеческое обличье. Темные волосы висели спутанными клочьями. Паучиха куталась в крошанский плащ. Видимо, кто-то из местных ведьм ее пожалел, не догадываясь, что голод в глазах Кирены вызван отнюдь не запахом похлебки с козьим мясом.
– Откуда начинается твое превращение? – спросил Дорин, останавливаясь перед нею. – Изнутри?
Его рука инстинктивно легла на эфес Дамариса. Кирена заморгала, словно не поняла вопроса, затем встала. Крошанские ведьмы дали ей не только плащ, но и поношенный коричневый камзол, штаны и сапоги.
– Я восхищена твоей громадной магической силой, – сказала паучиха и улыбнулась, показав мелкие острые зубы. – Представляю, каким королем она могла бы тебя сделать. Непобедимым. Непревзойденным.
Дорин не собирался излагать паучихе свои мысли на этот счет. Да у него их и не было. Нужно еще дожить до той поры, когда он вернет себе трон. А тогда… Для начала – стать полной противоположностью всему, кем и чем был его отец.
– Откуда начинается твое превращение? – снова спросил он, сохраняя непринужденность позы, дабы не пугать Кирену.
Кирена наклонила голову, будто прислушиваясь.
– Скажу тебе, смертный король, с возвращением магии я обнаружила внутри себя новое место. Меня это удивило. Представляешь? Обнаружить, как нечто новое в тебе пустило корни.
Ее маленькая, почти детская ручка опустилась вниз и застыла над пупком.
– Там находится маленькое семя силы. Я желаю совершить превращение, думаю о том, в кого хочу превратиться, и превращение начинается. Сначала там. Оттуда всегда исходит тепло. – Паучиха пристально смотрела на него. – Если ты, король-без-короны, желаешь кем-то быть, так будь. В этом – секрет превращения. Будь тем, кем пожелаешь.
Дорин едва не выпучил глаза, хотя эфес Дамариса был теплым. «Будь тем, кем пожелаешь». Это легче сказать, чем сделать. Особенно когда корона давит тебе на голову.
Он приложил ладонь к животу. Только крепкие мышцы, которые ощущались даже сквозь несколько слоев одежды.
– Значит, вначале ты думаешь, кем хочешь стать, и это вызывает превращение?
– Есть и ограничения. У меня в мозгу должен быть четкий образ, иначе превращение вообще не произойдет.
– Получается, ты не можешь превратиться в того, кого никогда не видела.
– Кое-что я могу придумать: цвет глаз, строение тела, волосы. Но если я не видела какого-то зверя, полного сходства мне не достичь. – Паучиха ядовито улыбнулась. – Призови на помощь свою удивительную магию, – подзадорила она короля. – Попробуй изменить цвет твоих чудесных глаз.
Будь проклята его беспечность, но Дорин попробовал. Он подумал о карих глазах. Представил бронзовые глаза Шаола, возбужденно сверкающие после их учебного поединка. Когда Шаол отплывал на Южный континент, глаза его были совсем другими.
Удалось ли искусным целительницам вернуть ему способность ходить? Как повел себя хаган, слушая доводы Шаола и Несарины? Согласился отправить помощь на воюющий север? Эта война разбросала их по разным уголкам. Шаол даже не знает, где сейчас его король и друг детства.
– Ты слишком много думаешь, молодой король.
– Это лучше, чем думать слишком мало, – возразил Дорин.
Эфес Дамариса вновь потеплел. Честное слово, древний меч изумляли его ответы.
– А ты не столько думай о цвете глаз, сколько требуй, чтобы они изменили цвет на выбранный тобой, – усмехнулась Кирена.
– Как ты все это узнала, не имея учителя?
– Внутри меня есть магическая сила, – без обиняков ответила паучиха. – Я прислушиваюсь к ней.
Дорин направил на Кирену щупальце своей магии. Паучиха напряглась. Но магия короля была мягкой и любопытной, как кошка, трущаяся о ноги. Первозданная магия, готовая принять любую желаемую им форму.
Дорин захотел найти внутри Кирены то самое зерно силы и узнать, что оно собой представляет.
– Что ты делаешь? – забеспокоилась Кирена, переминаясь с ноги на ногу.
Магия Дорина обволакивала ее, и он ощущал каждый жуткий, отвратительный год существования паучихи.
Каждый…
У него пересохло во рту. Горло наполнилось желчью от запаха, обнаруженного магией. Этот запах, эту гнусность он запомнил навсегда. Подтверждение тому – отметина на шее.
Запах валга. Паучиха оказалась валгом. Она не стала такой в результате одержания. Она такой родилась.
Лицо Дорина оставалось равнодушным, словно он не нашел для себя ничего интересного. Но это было результатом его волевого усилия. Нашел! Его магия обнаружила «зерно» Кирены – сверкающую, прекрасную частицу магии.
Украденной магии. Так валги крали все, что понравится.
Уши Дорина наполнились негромким гулом пульсирующей крови.
Он смотрел на тщедушную фигуру Кирены и ее заурядное лицо.
– Желание отомстить погнало тебя чуть ли не через весь континент. А посмотришь на тебя – тише воды ниже травы.
Черные глаза Кирены превратились в бездонные ямы.
– Ошибаешься, молодой король. Я ничего не забыла. Ни одной мелочи.
Дамарис оставался теплым. Ждущим.
Невидимые руки магии Дорина коснулись семени магической силы, плененной в черном аду паучихиного тела.
Он не спешил узнать, как и почему стигианские пауки оказались валгами, откуда их занесло в этот мир и ради чего они здесь остались.
Они питались мечтами, радостью, жизнью. Пировали на этом.
Семечко силы оборотня трепетало и вспыхивало в невидимых руках Дорина, словно благодарило за доброе человеческое прикосновение.
О проекте
О подписке