4 января 1960 года, Альбер Камю погиб в автокатастрофе вместе со своим издателем Мишелем Галлимаром, который был за рулем. Машина врезалась в дерево, корпус и двигатель смяло вдребезги, а Камю выбросило через стекло.
Год спустя, 3 мая 1961 года, пятидесятитрехлетний Мерло-Понти, как всегда стройный и подтянутый, умер от сердечного приступа. Он был с друзьями в семейной квартире на бульваре Сен-Мишель. Они немного поболтали, затем Мерло-Понти оставил их беседовать в гостиной, а сам пошел в кабинет, чтобы закончить записи для завтрашней лекции по Декарту, но так и не вышел оттуда.
К сожалению, такова наша участь. Мы можем вкусить феноменологию только потому, что однажды ее у нас отнимут. Мы расчищаем свое пространство, а затем лес снова его отвоевывает.
Таким образом, пишет Воллхейм, «она лишает нас феноменологии, и, однажды попробовав феноменологию, мы испытываем по ней тоску, от которой не можем отказаться».
Она еще и отнимает у нас способность испытывать что-либо вообще когда-либо. Она прекращает наше существование в качестве хайдеггеровского просвета для наблюдаемых вещей.
Британский философ Ричард Воллхайм сформулировал это по-другому. Смерть, писал он, является великим врагом не только потому, что она лишает нас всех будущих дел, которые мы могли бы сделать, и всех удовольствий, которые мы могли бы испытать.
Как он писал в «Бытии и ничто», смерть – это возмущение, которое приходит ко мне извне и уничтожает все, что я мог бы сделать. К смерти нельзя подготовиться или сделать ее своей; это не то, что можно решительно принять, не то, что можно включить в себя и приручить. Это не одна из моих возможностей, а «возможность того, что для меня больше не существует возможностей».
Эта идея о том, что бытие или человеческое существование имеют «срок годности», никогда не нравилась Сартру. Он принимал ее в принципе, но все в его личности восставало против того, чтобы быть ограниченным чем бы то ни было, и в первую очередь смертью.