ГЛАВА 2: ПЕСНЯ БЕЗМОЛВНЫХ

Ночь пришла незаметно, окутывая Зеркальный город в плотную, тяжёлую пелену тумана. Это был не просто туман – это была сама тьма, которая медленно вползала в каждый уголок, заполняя город своей вязкой пустотой. Узкие улицы, знакомые и привычные днём, сейчас утратили свои очертания, превращаясь в зыбкие, неуловимые дорожки, которые терялись в белом море, где свет фонарей едва мог пробиться сквозь плотную вуаль. Лучи света, едва касаясь земли, рассеивались, создавая мозаичное полотно, на котором звёзды и тени перемешивались, будто невидимые руки мастера, рисующего картину, готовую исчезнуть при первом же взгляде.

Кайя шла, не замечая того, как её медленные шаги становятся всё более неуверенными. Она держала руку на кармане своего фартука, как будто сам по себе этот жест мог бы избавить её от ужасов, скрытых в тумане. В кармане лежал амулет Эмрика – его единственное наследие, тот простой, но столь важный талисман, что сам по себе казался каким-то символом защиты. Но защита ли это? Или это просто притворство, попытка вернуть к жизни то, что невозможно? Талисман был холоден, как и всё вокруг неё, а её пальцы, сжимавшие его, казались чужими. Слова старейшины эхом звучали в её голове, и этот повторяющийся шёпот становился всё более настойчивым, как если бы сама тень города пыталась произнести их вместо неё: "Ты можешь открыть дверь."

Она не могла поверить в это. Открыть дверь для Теней – это казалось полным безумием. Это было как нелепая угроза, что произносится в старинной сказке, с которой давно забыли, как бороться. Но чем дальше она шла, тем более отчётливо ощущала, что что-то глубоко внутри неё уже знало эти слова. Это не было страхом, не было и сомнением – это было нечто большее. Чувство, что эта истина появилась не из уст старейшины. Нет, она была с ней всегда, скрытая, но неизбежная, как туман, что постепенно скрывает всё на своём пути.

Тени… они уже не были чем-то чуждым, чем-то невидимым, затмённым в мифах и легендах. Они были частью этого города, частью её жизни. И сейчас Кайя ощущала, как их холодное дыхание почти физически касается её спины, скользя по ней, словно невидимые руки. Она чувствовала их в каждом шаге, в каждом звуке, что пробивался сквозь туман – в шорохе, который был не только шумом, но и предвестием. Это был мир, в котором давно перестали разделять реальность и отражение, а сами зеркала стали вратами, которые ждут, чтобы их открыли.

И теперь, в эту бессонную ночь, Кайя поняла, что её страх не связан с тем, что ей предстоит. Это был страх перед тем, что она уже давно знала, но не хотела признавать. Это было её предначертанное испытание, её выбор, от которого не было пути назад. В тумане, в котором её собственные шаги глохли, казалось, что весь город исчез, оставив только её и тот магический след, который она должна была найти, прежде чем станет слишком поздно.

Утро наступило быстро и безрадостно, словно ночь не хотела расставаться с городом, удерживая его в своих ледяных руках. Зеркальный город просыпался, но его пробуждение было странным, как будто сама жизнь оставила это место. Всё вокруг казалось пустым и забытым, как если бы город на мгновение забыл свою собственную суть. Люди двигались по улицам, но их движения были механическими, без радости, без прежней лёгкости. Они избегали взгляда в зеркала, что украшали дома, мосты и даже уличные фонари. Стёкла отражали не только образы, но и неясную угрозу, как будто каждое отражение в них теперь стало чем-то чуждым и опасным. Тени, танцевавшие в этих зеркалах, были не просто отражениями, но и зловещими предвестиями. Люди, которые раньше наслаждались своими отражениями в витринах или гладкой поверхности канала, теперь поднимали глаза лишь на мгновение и тут же отворачивались, будто сами зеркала могли бы заговорить с ними, и эти слова несли в себе смерть.

Кайя шла по улицам с ощущением того, что город стал чем-то иным. Он был как забытая картина, которая всё больше тускнела и расплывалась, теряя смысл и форму. Но её шаги были твёрдыми, несмотря на всю тревогу, что скрывалась в её душе. Она знала, куда ей нужно идти, куда ведёт её судьба. Старейшина мельком упоминала о тех, кто мог "слышать" отражения. Эти слова звучали невероятно, как что-то из мифов, что не имеет права существовать в реальном мире. Но воспоминания о том, как зеркало в её доме тихо шептало, заставляли её сердце биться быстрее, как будто каждый этот звук был не просто эхом прошлого, а реальной угрозой, готовой выйти из отражения и забрать её в другой мир. Если такие люди действительно существовали, то она должна была их найти – найти, чтобы разобраться в том, что происходило, и, возможно, найти способ вернуть брату его жизнь, прежде чем тени поглотят всё.

Она направилась к рынку – старому, шумному месту, где встречались самые разные люди: от простых торговцев, предлагающих свой товар, до тех, кто владел тайнами магии. Здесь, среди многоголосого гомона, в ритмичном мерцании красочных тканей и ароматов специй, всегда витала едва уловимая тень чего-то необычного, не поддающегося простому объяснению.

Сначала она просто брела вдоль прилавков, прислушиваясь к переговорам, замечая мелькающие взгляды. В них не было ни осуждения, ни особого интереса – лишь мгновенные проблески любопытства, столь привычные для этого места. Но вдруг её внимание приковал странный звук – звонкий, чистый, прорезавший суету рынка, словно осколок хрусталя, упавший в тишину.

Звук был похож на треск стекла, но в нём не чувствовалось хаоса разрушения – напротив, он звучал размеренно, слаженно, как мелодия, исполненная на невидимом инструменте. В нём была тревога, но и завораживающая красота, ритм и гармония, сплетающиеся в странную, магическую песнь, наполненную силой, чья природа оставалась загадкой.

Кайя осторожно двинулась к источнику странного звука, который, казалось, проникал прямо в её сознание, вызывая лёгкое, но настойчивое беспокойство. Туман по-прежнему стлался над рынком, цепляясь за мостовую холодными, влажными пальцами, но теперь он казался лишь декорацией к таинству, происходящему на самом его краю.

Там, в затенённом уголке, куда не проникал солнечный свет, она заметила её. Женщина стояла у подножия массивной башни, словно сама была вырезана из её камня – недвижимая, сливаясь с обрушенным, рассеянным светом, что едва касался земли. Длинные седые волосы, спутавшись с ветром, напоминали волны, неспешно расходящиеся по глади воды, а в её руках покоилась стеклянная флейта – не просто инструмент, а чистый, осязаемый звук, словно запечатлённый в хрупкой материи мира.

Звуки, рождаемые флейтой, не были просто мелодией – они казались живыми, чуждыми человеческому слуху, будто сами ноты рассекали воздух, оставляя за собой тонкие, невидимые трещины в самой ткани реальности. Их невидимые нити обвивали Кайю, ускользали сквозь пальцы её разума, затягивая в неведомую глубину.

С каждым шагом в сторону женщины мир вокруг становился всё более странным, будто терял привычные очертания и подчинялся иным, непостижимым законам. В этом звучании, в зыбкой игре света и тени таилось нечто пугающее, но сама женщина, стоявшая в самом его центре, не внушала страх. Напротив – её присутствие, словно тихий глаз бури, поглощало хаос, оставляя Кайю на границе света и безмолвия.

– Ты слышишь, да? – её голос, низкий и глубокий, прозвучал раньше, чем Кайя успела сделать шаг вперёд. Это было не просто обращение, а вызов, излучавший ту же странную гармонию, что и музыка флейты.

– Что? – Кайя замерла, почти не осознавая, что она уже подошла к женщине, чувствуя, как её дыхание стало быстрым и нервным, а внутри всё сжалось. Этот момент казался бесконечным. Она мельком оглянулась на проходящих мимо людей, но никто не обратил внимания на эту странную женщину. Все двигались, словно не замечая её, как если бы она была частью воздуха, прозрачной и несуществующей. Взгляд Кайи вернулся к женщине, и она почувствовала, как тишина вокруг её фигуры становится ещё плотнее, как будто весь мир только для неё и для этой встречи.

– Песню. Зеркала всегда поют, если знать, как слушать, – ответила женщина, её голос теперь был лишён эмоций, как будто она сама не была частью этого мира. Глаза её были пустыми, белыми, как безжизненные стёкла, с которых давно исчезло отражение, но это не мешало ей смотреть на Кайю с какой-то странной, мистической точностью. Эта женщина была слепой, но её слепота не была недостатком, это была черта, которая, казалось, давала ей нечто большее – прозорливость, особое восприятие.