– Откуда этот шелк? – спрашивала она мелодичным голосом.
– Из Китая, драгоценная госпожа, – отвечал приказчик.
– Неужели из самого Китая? Может быть, где-нибудь в Персии ткут, а выдают за китайский товар.
– Что вы, что вы. Ни в коем случае, – клялся продавец.
Девушка выбрала ткань и попросила отрезать несколько локтей. Получив отрез, она передала его спутнице и сказала:
– Отнеси Бахраму и жди меня там, я сейчас приду, я еще кое-что посмотрю.
Когда служанка вышла, она, улучив момент, повернулась к Али и открыла лицо. В окне она показалась красивей, но все же была недурна собой. Затем она сказала продавцу:
– Запишите на мой счет. Муж в отъезде, вернется и заплатит.
– Конечно, – согласился продавец.
Он достал книжечку и сделал в ней запись. Пока он корпел над письменами, девушка еще раз повернулась в Али и открыла лицо.
Она была замужем. Это упрощало отношения, поскольку второй раз Али не собирался жениться. Но усложняло ситуацию, насыщая ее риском и лишними проблемами. Она вопросительно подняла брови. Али кивнул и увидел легкую улыбку на ее лице.
В полночь он был у ее дома. Окно отворилось, словно его ждали, и оттуда выползла веревка с завязанными узлами. Али так удивился, что не сразу воспользовался этим средством подъема. А когда поднялся, спросил:
– И часто ты пользуешься этим средством подъема?
– Сегодня связала, – ответила девушка и добавила, – по-твоему – это удачное начало разговора.
– Она неглупа, – подумал Али и вслух сказал, – начало неудачное, прости.
От девушки пахло ароматом, в котором Али уловил оттенки мускуса и еще чего-то знакомого. Его волновал этот запах. Он привлек к себе девушку, но не тут-то было. Она уперлась в его грудь руками и высвободилась.
– Ты хочешь сразу сорвать запретный плод? – с некоторой злостью в голосе сказала девушка.
– А разве не за этим я здесь? – удивился Али. Он решил обойтись без обиняков. Все- таки риск был велик.
– Нет, не за этим.
– Тогда за чем же? Просвети мой разум!
– Не за чем, а для чего.
– Хорошо, пусть будет для чего.
– Для общения.
– Может быть, я вылезу обратно.
– Ты сердишься?
– Не то, чтобы я сержусь, – сказал Али, покривив душой из вежливости, – но, как юрист, должен тебя просветить – это несколько странно, кто поверит, что я забрался ночью в чужой дом к чужой жене ради невинного общения. Мы здорово рискуем своими жизнями. Обряд побивания камнями из шариата еще не удален.
– Почему же ради невинного общения?
– Женская логика и последовательность – это что-то особенное, – сказал Али.
– Ты схватил меня, даже не спросив, как меня зовут.
– Как тебя зовут?
– Зульфия.
– А меня…
– А тебя зовут Али.
– Ты знаешь, как меня зовут? – удивился Али.
– Да, ты ходил возле нашего дома, ты мне понравился. И я навела о тебе справки.
Как ни странно, но Али почувствовал облегчение, когда понял, что плотских утех не будет. Все- таки он испытывал некоторые угрызения совести перед памятью жены.
– Ты умен и хорош собой, – продолжала Зульфия, – в тебе чувствуется порода. Ты загадочен. Мударрис духовной академии. Живешь в богатом доме один. Ты распалил мое любопытство. Расскажи мне о себе.
– Кажется, ты сказала, что навела обо мне справки. Вообще, должен сказать, что у тебя основательный подход.
– Меня интересует твоя жизнь до появления в Дамаске.
– Это займет много времени, – усмехнулся Али, – боюсь, что ночи нам не хватит.
– Тогда ты придешь ко мне еще.
Али почему-то испытал радостное волнение от этих слов. Даже бродячей собаке приятно, когда ее подзывают. А он был все же больше, чем собака. То есть, совсем не собака. Тем не менее, он сказал:
– С чего ты взяла, что я еще раз приду к тебе?
– Ты хочешь сказать, что если не получишь меня, не придешь?
– Я бы предпочел, чтобы ты сама ответила на этот вопрос.
– Знаешь, мне нравится твоя учтивость, – сказала Зульфия, – у тебя хорошие манеры. Ты уходишь от ответа, чтобы не быть невежливым. Это не свойственно простолюдинам. Ты не из их числа. Ты принадлежишь к знати, возможно?
– Ты даже не представляешь насколько, – улыбнулся Али, думая сказать ей о том, что он принц или не стоит, – но ты не ответила на мой вопрос.
– Я думаю, что именно поэтому ты и придешь ко мне, – ответила Зульфия.
Али, было, засмеялся, но девушка схватила его за руку.
– Тихо, муж услышит. И не смейся, я обижусь. Его спальня находится прямо подо мной, только окна – во двор.
– Значит, на пол ничего ронять нельзя, – заметил Али.
– Лучше не надо.
– А, если у нас все же дойдет до страсти, и это произойдет на полу? А как он тебя вызывает? Стучит в потолок палкой?
– Ну вот, стоило мне похвалить твои манеры, как все изменилось, ты стал груб.
– Пожалуй, я все-таки пойду, – сказал Али, делая шаг по направлению к окну, но девушка схватил его за руку.
– Не сердись, прошу тебя, – в ее голосе была искренняя мольба. – Я так одинока, если бы ты только знал. Давай поговорим о чем-нибудь, пожалуйста.
– Ладно, – сказал Али, тронутый ее страстной просьбой.
– Расскажи мне о себе.
– Хорошо, – согласился Али, давно уже нуждающийся в наперснике, – но только ты сначала.
– Мой рассказ будет коротким, – сказала Зульфия, – я дочь разорившегося купца, он выдал меня замуж за богатого купца, чтобы поправить свое материальное положение. Мой муж, кроме меня, имеет еще трех жен. К счастью, они живут отдельно. Но это не мешает им строить против меня козни. Потому что я моложе их и красивее.
– Что же он со своими деньгами не женился на красивых девушках.
– Он не всегда был богат.
– Это объяснение достаточное, – сказал Али, – но не полное. Не все в жизни можно получить за деньги.
– Неужели, – насмешливо сказала Зульфия, – что, например, нельзя получить?
– Ты любишь своего мужа? – спросил Али, и поскольку она долго не отвечала, сказал: – наверное, нет, иначе меня здесь не было.
– С тобой трудно спорить, – с вздохом сказал девушка, – расскажи мне о себе.
– Хорошо, только запасись платками, ибо судьба моя драматична. И еще, несмотря на то, что я до неприличия бескорыстен, хочу узнать, какая награда меня ждет. Я не могу, рискуя жизнью, находиться здесь лишь для того, чтобы поведать тебе о своей жизни. Бескорыстие от глупости отделяет лишь один шаг. А я хочу удержаться от этого шага.
– Не понимаю.
– Если я кому-нибудь скажу, что залезал в окно к чужой жене для невинных бесед, меня сочтут глупцом или безумцем.
– Поняла. Я тебя поцелую.
Али вздохнул и приступил к рассказу. Вопреки длинному предисловию, он уложился в одну ночь. Возможно, из соображений личной безопасности. Когда небосклон посветлел, он вылез в окно, оставив девушку, потрясенной, с глазами на мокром месте. От расстройства она даже забыла об обещанном поцелуе. Али из деликатности не стал напоминать. После этого он не появлялся у ее дома в течение месяца. Пока почтальон не принес ему посылку, прочно упакованный ларец, полный яблок. Сейчас он держал путь к этому дому. Подойдя к нему. Али подобрал камешек с земли и бросил в одно из окон. Через короткое время он увидел, как в окне мелькнула тень. Али вышел под лунный свет. После этого створка окна открылась, и оттуда спустилась толстая веревка с завязанными не ней узлами. Али подошел к дому и по этой веревке влез в окно. Первое, что он услышал – был жаркий шепот:
– Ты с ума сошел. Муж был дома.
Али прервал эти слова жарким поцелуем.
– Поэтому ты бросила мне спасительный канат, – сказал он, оторвавшись от уст молодой женщины.
– Безумец, – услышал он в ответ, – муж спит, а я решила, что у тебя беда случилась. Ты пришел без моего зова. Тихо, кто-то идет. Стой здесь, не шевелись. Если я громко заговорю, сразу прыгай в окно.
Женщина вырвалась из его объятий. Али стоял в кромешной темноте, слушая ее шаги. Затем негромкий говор в коридоре. Зульфия, так звали девушку, с кем-то объяснялась. И Али пытался понять, громко ли звучит ее голос. Но в интонациях ее не было тревоги, лишь раздражение.
Зульфия вернулась в комнату, закрыла дверь и обвила его шею руками. После страстного поцелуя, Али услышал:
– От тебя пахнет вином, ты пьян.
– Я пил вино, но я не пьян, – сказал Али. – С кем ты разговаривала?
– Служанка, дрянь, следит за мной. Только не могу понять по чьему поручению. Мужа или его старых кошелок.
– Одно другого не исключает.
– Ты прав.
– Почему ты решила, что она шпионит.
– Ее днем не заставишь убираться, а она среди ночи веник ищет. Выгоню я ее. У тебя что-то случилось? Почему ты выпил?
– Вообще-то я пью иногда, при тебе этого не было. Пока ничего не случилось, но возможно, мне придется уехать. Я пришел проститься на всякий случай.
– Нет, – взмолилась Зульфия, – не разбивай мое сердце! Куда ты хочешь уехать, зачем?
– Куда, я еще не знаю. Улемы выдвинули против меня обвинение в вольнодумстве. Собственно, ехать мне некуда, но с ними шутки плохи.
– Не уезжай, прошу тебя. Что я буду делать без тебя? Я не вынесу этой разлуки.
– Ты будешь жить как жила до встречи со мной. В конце концов, у тебя есть муж.
– Сегодня ты жесток, – заметила Зульфия.
– Нет, не жесток, – возразил Али, – я выпил, поэтому говорю то, что думаю. Я говорю о положении вещей, называю их своими именами. Может быть, все обойдется, но по-прежнему уже не будет.
– Конечно, – с обидой в голосе сказала Зульфия, – зачем я тебе, если ты холост. А вокруг так много свободных девиц.
– Как ни странно, но это не так, – возразил Али, – я не ищу себе девиц, потому что не собираюсь жениться во второй раз. Видишь ли, я верен своей умершей жене.
– Отрадно мне слышать это, – прошептала Зульфия и приникла к нему.
Али вдруг обнаружил, что она лишилась одежды и стоит перед ним совершенно нагая. Она влекла его в сторону ложа, и он повиновался….
После, когда он боролся со сном, девушка прошептала ему чуть слышно.
– Если ты уедешь, возьми меня с собой.
Сонливость как рукой сняло, и он сказал:
– Ты сейчас нетрезво мыслишь, а я не могу предложить тебе ничего, кроме неизвестности.
– Я согласна на все, лишь бы быть рядом с тобой. Лишь бы ты любил меня.
Али долго сомневался, говорить ей об этом или нет. Но затем все же сказал:
– Насчет последнего. Я люблю только одного человека, свою умершую жену.
Он тут же пожалел о сказанном. Физически чувствуя, возникающее отчуждение. Зульфия отстранилась, а через некоторое время сказала:
– Убирайся.
Али тяжело вздохнул и стал одеваться. Злость и обида – верные спутники женщины, они помогут ей пережить расставание. Правда, он в этой ситуации выставлял себя подлецом. Но чего не сделаешь из человеколюбия. Он хотел обнять ее на прощание, но Зульфия вытянула руку, отстраняясь. Хорошо все-таки иметь дело с гордой женщиной.
– Прости, – сказал Али.
Он подошел к окну и посмотрел на улицу. Ему ничего не удалось разглядеть. Ночь была безлунной. Али осторожно открыл окно, спустил узловатую веревку и стал вылезать. Как только ноги его коснулись земли, чьи-то мощные руки заключили его в объятия, и он услышал громким шепот.
– Попался, голубок, сейчас ты узнаешь, как шастать к чужим женам в окна.
– Почему же во множественном числе, – лихорадочно мелькнуло в голове. Он попробовал вырваться, но не тут-то было. Человек, схвативший его, был силен.
– Не трепыхайся, птенчик, – сказали ему в ухо, – это бесполезно.
Блюститель нравов, видимо, питал слабость к пернатым. Али, наклонив голову, что есть силы ударил противника затылком в лицо. Тот охнул, ослабив захват, но руки не разжал. Тогда Али поджал ноги, повиснув всей тяжестью. Этого было достаточно, чтобы выскользнуть из объятий. Он перекатился в сторону и вскочил, повернувшись к противнику. Это был крупный мужчина. Одной рукой он утирал нос, из которого обильно шла кровь. А другой изготовлялся к новому захвату. Верзила был когда-то борцом. Али понял это по профессиональной стойке, которую занял его противник. Расставив ноги, согнутые в коленях, разведя руки, набычившись. Все происходило в полной тишине. Гласность не была нужна никому. Шансы Али против этого верзилы в честном поединке были малы. К тому же на кону стояла репутация Зульфии. Иначе говоря, за измену, доказанную измену, в шариате существовало одно наказание – побивание камнями. Поэтому Али, сделав ложный выпад, ударил противника между ног. Громила удивленно выдохнул стон и опустился на колени. А в этот момент из окна Зульфии что-то упало. Али нагнулся и поднял узловатую веревку. Он поднял голову. Зульфия показала на раба и провела пальцем по горлу. Это означало – убей его, иначе мне не жить. Она была права, но Али не мог этого сделать. Он ударил противника по голове кулаком что было силы, и лишил его чувств. После этого узловатой веревкой связал его, взвалил на себя и, качаясь под тяжестью, скрылся в ночи.
На следующее утро он отпер комнату без окон, где ночью запер своего пленника. Связанный человек лежал на боку и храпел. Кляп каким-то образом выпал, и он свободно вдыхал воздух и выдыхал через носоглотку.
– Каков молодец, – восхитился Али, – а я глаз не сомкнул до рассвета.
Он обнажил кинжал, присел и потряс пленника. Тот не сразу проснулся, перестав храпеть. В его глазах, сонных поначалу мелькнул испуг, как только он обнаружил перед носом стальной клинок.
– Господин, – взмолился он, – пощадите. Я всего лишь несчастный слуга, действовал по приказу. Простите, если причинил вам боль, не убивайте меня.
Али, взяв его за шиворот, усадил спиной к стене, проверил путы на руках и ногах.
– Как тебя зовут? – спросил Али.
– Сархан, господин.
– Ты сириец?
– Что вы, зачем бы я пошел в слуги. Я несчастный раб.
– Откуда ты?
– Я черкес.
– Вот что Сархан. Я, то есть, мы с тобой, находимся в трудном положении. Я не знаю, что мне с тобой делать. То есть, знаю, я должен лишить тебя жизни, но мне этого не хочется. Отпустить я тебя тоже не могу. Пострадает другой человек. Мало того, что это женщина, но она еще и чужая жена. Пока я буду думать над этим, ты посидишь здесь связанный. Я тебя запру. Если ты попытаешься сломать дверь, бежать, то тебя убьет охранник. Он вооружен, и жалости у него, в отличие от меня, нет. Но я сохраню тебе жизнь в любом случае, поэтому из страха смерти, не делай глупостей. Ты понял? Вот, я оставляю тебе воду, хлеб и курицу.
– Век буду вам благодарен, – сказал раб, – только как я буду есть, руки у меня связаны.
– Ничего, как-нибудь зубами. Еще есть пожелания?
– Мне бы во двор выйти.
– Хорошо, я тебя выведу, только без глупостей.
После этого Али отправился в медресе и провел занятия. На урок пришел ректор, сел в стороне и внимательно выслушал всю лекцию. На последних минутах разгорелся спор, по различию налогов с земель, ушра и хараджа, и разнице между военными трофеями фай[7] и ганима. Али видел, как ректор едва удерживается, чтобы не принять в нем участия. Когда прозвучал колокол, означающий конец занятий, ректор сидел неподвижно, пока аудитория не опустела. Оставшись наедине с Али, он сказал:
– События развиваются в нежелательном направлении. Я надеялся, что-как- то все рассосется. Но, увы… Духовенство в последние несколько лет задвинуто на задворки политической жизни. А для них это как-то унизительно. Им нужен повод, чтобы заставить говорить о себе. Вольнодумец из столичной духовной академии, в их понимании, это то, что нужно. Это хороший повод, чтобы напомнить о себе. Мне жаль с тобой расставаться. Но я должен позаботиться также и о себе, чтобы они не могли сказать, что я проявил преступную близорукость и пригрел змею на груди. Не обижайся. Мне будет не хватать тебя, Али, но ты уволен. Причем со вчерашнего дня. Войди в мое положение.
– Конечно, – сказал Али, – я понимаю.
– Это меньшее зло, что может случиться с тобой. Если тебе будет грозить арест, я дам тебе знать.
– Арест? – удивился Али. – Из-за чего?
– Открой дверь, – попросил ректор.
Али распахнул двери. В коридоре было пусто. Но в конце его маячила фигура администратора.
– Он здесь неподалеку, – сказал Али, – но я думаю, что он ничего не слышал.
– Я дам тебе знать, – сказал ректор. – Это твое жалование.
Он отсчитал несколько монет и выложил на стол стопкой. Выйдя в коридор, громко сказал, обращаясь к администратору:
– Этот человек уволен, отныне для него вход сюда закрыт.
Не то, чтобы Али был не готов к такому повороту событий. Но до последнего момента надеялся, что обойдется, забыв о жизненном непреложном правиле – всегда происходит самое худшее. Люди при этом забывают, то хорошее, что с ними происходило до того, считая, что хорошее в порядке вещей. А плохое – это несправедливость по отношению к ним. Хотя на самом деле в природе все находится в равновесии. К хорошему быстро привыкаешь. А помнится всегда самое плохое. Только счастливец способен вычеркивать из памяти неудачи. Но тот, кто подвергал Али сейчас этому испытанию, этого не знал, и, вероятно, думал, что он неблагодарная скотина. Получить образование, выйти живым из передряг. Без роду, без племени и без денег – жениться на дочери вазира. Затем опять попасть в переплет. Выйти из него без единой царапины и жить в хорошем доме, преподавать в самой престижной академии Дамаска. Да еще и спутаться с чужой женой. Ах, вот в чем дело – мысленно воскликнул Али, ударяя себя по лбу. Запретный плод бывает сладок, но горечь проявляется позже. От этого открытия ему стало легче, но ненамного, как это бывает у неглупых людей, выискавших причину плохого настроения. Али не был готов к перемене мест. Он окликнул ректора и спросил вполголоса:
– Если я улажу дело с имамами, возьмете меня обратно?
– Конечно, – бросил ректор, и, торопясь, ушел.
Жалование у Али было маленькое, и Али работал не ради денег, но ради времяпровождения. Негласным правилом было обирание учеников, естественное для мусульманских школ. Но Али никогда этого не делал. Может быть, поэтому ученики и любили его, хотя он тешил себя надеждой, что они любили его лекции. И в этой ситуации его больше всего расстраивало то, что он должен уйти от них, то есть бросить их на произвол судьбы. После такого обвинения в адрес учителя, класс неминуемо расформируют.
О проекте
О подписке