На почётных местах около сцены стали появляться семьи Знатных Домов, располагаясь в удобных, заранее выставленных креслах. Между ними мельтешили слуги, похожие на дворовых псов, клянчащих кость. Толпу горожан солдаты оттеснили дальше, чтобы не мешались своим видом. Праздник вот-вот начнётся, а Наяда едва сдерживала слёзы, выискивая в толпе кого-нибудь, у кого ещё могла повыпрашивать работу. Гомон толпы раздражал её, привычно голодный желудок готов был съесть сам себя, от досады на всё и сразу девушка пнула камень, тихо рыча. Чтобы выжить, ей приходилось ластиться к тем, кто живёт чуть лучше неё. Вместо этого она предпочла бы оказаться на линии фронта. Солдат хотя бы кормят неплохо.

Чуть пританцовывая на месте, чтобы не замёрзнуть, она пыталась разглядеть сцену, на которую вот-вот должен выйти лорд и рассказать, как всё распрекрасно в Хорте, как радостны его жители и добра знать.

«Мы процветаем и будем процветать!» – любил на всех собраниях говорить Лорд Ивьенто. Наяда плюнула себе под ноги. Теперь она злилась, желая выцарапать лорду глаза. Интересно, как быстро её убьют, если она всё же кинется на него.

Девушка сжала зубы, подавляя гнев, и вытянулась, чтобы увидеть хоть что-то. Лорд явно не спешил появляться. Оно и понятно: в его поместье наверняка тепло, ему незачем морозить задницу на холоде, как его подданным.

– Ещё не окочурилась в своём домишке, гарпия?

Наяда вздрогнула и резко обернулась. Пришлось для начала подавить рвотный позыв перед тем, как ответить Кхеврену.

– Твоими молитвами, слабак.

Заводить ссору, а тем более драку посреди праздника девушка не хотела, поэтому предпочла отойти в сторону, оставив Кхеврена сочиться ядом наедине с самим собой. Она ощутила знакомый прилив адреналина, согревающий и призывающий к действию. При других обстоятельствах Наяда с удовольствием врезала бы маменькину сынку от всей души, вкладывая в удар всю накопившуюся за четыре года обиду и злость. Но детство прошло, она не могла безнаказанно кинуться на юношу, избить его, поправить юбку и пойти дальше. Пять ударов плетей у позорного столба ожидало за драку. Обернувшись, чтобы посмотреть, ушёл ли Кхеврен, Наяда подумала о том, что пять плетей – не так уж много за возможность сломать уродцу пару костей. По детской привычке юноша корчил ей рожи и явно не думал прекращать это занятие.

Укутавшись в накидку плотнее, девушка нашла себе место около фонтана, чуть вдалеке от гудящей толпы. Солдаты пока не спешили прогнать её обратно, и она позволила себе помечтать, пока не появился лорд. Наяда обвела толпу горожан взглядом, особо не задерживая внимание на ком-то конкретном, на секунду представляя себя среди них своей, не одинокой и не отверженной. Её тоже поздравляют и охотно пускают в свою компанию.

Девушка даже заулыбалась, впервые за долгое время искренне. Как хорошо было бы жить среди людей, которые считают тебя такой же. Наяда давно поняла, что для горожан она что-то вроде чужестранки, причём обязательно с территории злейшего врага. На мгновение, лишь на одно, она позволила мечтам унести её подальше. Позволила увидеть себе картину из совершенно другого мира: она идёт под руку с Дамиром, с её и только её Дамиром, он смотрит на неё с небывалой нежностью, наслаждаясь каждым мгновением.

– Брысь отсюда! – солдат грубо подхватил девушку за шиворот и толкнул в сторону площади.

Наяда недовольно фыркнула, ей редко удавалось помечтать, да ещё и так жестоко прерывать сладкий миг, просто бесчеловечное зло со стороны хранителя спокойствия. Всё же солдаты – отвратительные существа. Если для общества Наяда чужая, то для солдат она даже не человек.

Погрустнев, девушка направилась обратно, стараясь пробраться поближе к сцене. Её, небольшую и юркую, едва замечали в толпе. На сцену к тому времени свой неспешный подъём начал управитель города. Цоканье его каблуков в наступившей тишине отдавалось эхом. Тёплый плащ волочится по земле, пачкаясь в растаявшим снегу, смешанным с грязью, под плащом тугой кафтан из выкрашенной шерсти с красивой вышивкой, доходящей лорду до выпуклого пуза.

– Я рад видеть всех вас! – начал Лорд Ивьенто, прижимая одну руку к сердцу. – Поистине прекрасен и священен для нас этот день. И мой взор радуется, видя ваши счастливые лица.

Наяда с трудом сдержалась от презрительной усмешки. Она неотрывно смотрела на лорда, замерев, словно хищник перед охотой.

– За сезон все мы много работали без отдыха, настало время безмятежного затишья. Этот день знаменует собой не только приход зимы, но и появление на свет принца Айдера – нашего будущего короля и действующего главнокомандующего нашей доблестной армии.

Главнокомандующий, по слухам, ни разу не бывавший в сражении. Наяда крепче сжала челюсть. Покорность и смирение. Покорность и смирение.

– Так возмолимся же вместе благосклонным Богам за жизнь и долгое счастливое правление нашего принца!

И горожане, и Знатные Дома, и солдаты – каждый на площади приложил правую руку, сжатую в кулак, к сердцу, чуть склонив голову в молчаливом поклоне. Наяда сделала тоже самое, в тайне ото всех ненавидя короля и его наследника, да и всё его чёртово семейство.

Я Наяда, слуга Лорда Ивьенто и его сыновей: Дамира и Мардара. Я принадлежу Залесу и верна королю Сайвасу и его семье.

Глубокий вдох. Выдох. Девушка опустила голову, зажмурила глаза. С каждым днём ей становилось всё сложнее верить в эту клятву. Четыре года назад, привезя её к хижине, Дамир обмолвился о том, что через пару дней ей предстоит дать клятву правящей династии. Так она станет своей. Ложь. Своей она так и не стала.

Но то многолюдное собрание запомнила навсегда. Её вывели на площадь, сопровождаемую двумя солдатами в парадной форме, заставили подняться по помосту на сколоченную под торжество сцену, встать на колени перед Лордом Ивьенто и его сыновьями и произнести заранее заученные слова. Согнанные по случаю горожане смотрели на неё во все глаза, кто с откровенной злобой, кто с недоверием. Но не было ни одного доброжелательного взгляда. Она клялась в верности государству, о котором почти ничего не знала, и людям, которых никогда не видела. Всё это сопровождалось гробовым молчанием и недовольным сопением лорда. По его мнению, она была слишком медлительна, а могла бы и побыстрее избавить его от необходимости находиться среди грязной челяди.

Наяда не заметила, как речь лорда сменил всеобщий нарастающий гул. Люди начали расходиться в стороны, чтобы дать простор для большого общего костра, который солдаты собирали прямо перед людьми. Всем хотелось согреться. Всем без исключения. Дочери Омура, Кэтта и Брида, уже начали разносить оплаченное лордом вино по толпе. Люди опрокидывали кружки залпом, предвкушая разливающееся по телу тепло опьянения. Наяда отважилась поднять голову и посмотреть на сцену. Она надеялась хоть бы мельком увидеть Дамира. Вместо этого увидела музыкантов, готовящихся снова заиграть знакомые всему городу мелодии. Прямо перед её носом резко полыхнул огонь, угрожая опалить лицо. Чья-то сильная рука оттянула её назад. Девушка широко распахнула глаза, тихо пискнув от неожиданности.

– Не припомню, чтобы в сегодняшних планах было кого-то сжигать, – Мардар изо всех сил пытался чётко выговаривать слова, затуманенный вином мозг явно мешал.

Наяде показалось, что мозг господина в принципе часто ему мешает. Он пьян и довольно сильно, мутные глаза выдавали его с лихвой. Пока Наяда думала, что ответить, господин успел раствориться в толпе. Она пожала плечами, но от костра решила держаться на приличном расстоянии. Пара тройка пьяных горожан не преминут в шутку окрестить её ведьмой и подкинуть в костёр вместо дров.

Остаток дня до наступления темноты она шаталась по площади из угла в угол, наблюдая за беснующимися людьми. Изрядно подвыпив и обогревшись, горожане раскрепощались, многие пустились в пляс, кто-то подпевал музыкантам. Теперь все её попытки найти работу обречены на провал. Даже если кто-то на пьяную голову согласится её нанять, к утру подобный договор потеряет силу. Талри давно оставила мужа в стороне и дёргала телесами вокруг костра в общем танце. Скорее всего, через пару дней Фолвик сложит об этом обидную песенку. Торговцы обосновались около сцены, распивая пиво и медовуху за разговорами. Дуса упорно старался не замечать сотрясания жены, называемые танцем. Базафа и Кабун вообще ничего не замечали, увлеченные музыкой и выпивкой.

Охотники, будто по сговору, решили остаться в стороне от празднества. Только Анкерива, мужчина похожий на медведя, предводитель гильдии охотников, накидывался медовухой и лапал дочерей Омура и Утаги. Сами держатели таверны ничего не имели против, если потом в их кармашке звякнет пара монет.

Наяда заметила Холгара, лесника, горланящего что-то нечленораздельное, и чуть поодаль в компании других женщин его жену Лиоверу с дочерью Региттой. Остальных отпрысков лесника Наяда не видела и, в принципе, была этому рада.

Около фонтана кто-то склонился над телом мертвецки пьяного Кхеврена. Гадёныш даже не смог нормально помереть, перебрав медовухи, просто свалился и заснул. Завтра его ждёт порка от тучной мамаши и тихое порицание отца.

Сыновья кузнеца, Фего и Эрарт, обычно сдержанные в своих действиях и улыбчивые, старались держаться друг друга и ухлестывали за красавицей Эбетой – дочерью торговцев фруктами.

Даже старая торговка трав Тада тенью шаталась по площади, улыбаясь беззубым ртом. В её седую косу сегодня вплетена красная лента.

Знатные Дома разошлись сразу после речи лорда, считая себя слишком благородными, чтобы праздновать с чернью. Лорд Ивьенто исчез сразу после речи, как и Дамир. Пару раз где-то в тени Наяда замечала Мардара и Элишку, семенящую за ним хвостом.

Наяда наблюдала за горожанами и хмурилась, пока не поняла, что солдаты больше не станут силком удерживать её на празднике, значит, можно отправиться домой. Она выскользнула с площади, пятясь. Ей хотелось убраться как можно быстрее, добраться до кровати и провалиться в блаженный сон.

Прошмыгивая между домами, девушка несколько раз оглянулась на пустынную улицу. Вдали от площади тихо, звуки празднества почти не слышны. Девушка замедлила шаг и перевела дыхание. Как назло, впереди замаячил мужской силуэт, вынырнув из-за соседних домов. Наяда готова была привычно опустить голову и пройти мимо. Ровно до тех пор, пока в темноте не различила того, кто перед ней.

Хеуд.

Он сложил руки за спиной, глядя прямо на девушку и ждал. Наяда снова попятилась, обдумывая пути отступления. Она вспомнила об отцовском кинжале, который сейчас пришёлся бы весьма кстати. Но отсутствие оружия редко её пугало, девушка подобралась, в любой момент готовая к драке, пусть даже с человеком, который обладал чем-то странным и непонятным. Про себя Наяда отметила, что Хеуд достаточно худой, хоть и широкоплечий. Если она сможет подобраться к нему достаточно близко, то успеет ударить в кадык. Невольно вспомнились ручные молнии господина, ползающие по его ладони. Но леди Эванлин выжила после прямого удара, значит, не настолько его сила страшна, как кажется на первый взгляд. Наяда сжала кулаки, чуть согнув колени, готовясь к драке, платье несомненно будет помехой, но терпимой. Неожиданно гул в её голове заглушил абсолютно все звуки, в глазах потемнело, боль в затылке угрожала расколоть череп надвое.

Удар, ещё один. Она развернулась боком, чтобы иметь место для маневра и оскалилась. Из перепачканного кровью рта медленно стекала бордовая струйка, спускаясь по подбородку. Девушка поднесла руку, сжатую в кулак к ребрам, защищая важные органы, вторую чуть выставила вперёд на уровне собственной головы, одновременно защищаясь и готовясь к удару. Ей страшно хотелось упасть и не шевелиться, чтобы хоть как-то восполнить силы, вместо этого она закричала и двинулась на врага. Серия ударов; она била неустанно, почти не чувствуя боли от прилива адреналина. Удары противника, если и достигали её торса, то оставались незамеченными. Наконец, он рухнул на выжженную, всё ещё дымящуюся землю, стирая кровь с лица. Над бровью человека в необычной военной форме пару мгновений виднелось белое мясо, а после – кровь из раны хлынула, как под напором. Девушка позволила себе чуть расслабиться, опустить руки, наблюдая за врагом. Из последних сил он достал из отсека на поясе что-то непонятное, похожее на железную палку.

Она наклонила голову, изучая противника; из маленькой чёрной палки он явно целился в неё, считая это чем-то смертоносным. Девушка усмехнулась, присаживаясь перед врагом.

– Что ты такое? – глухо спросил он, сплёвывая кровь.

Девушка не ответила, она вытянула одну руку вперёд, только сейчас ощущая ноющую боль в двух сломанных пальцах и выбитый локоть.

Противник закашлялся, уже не сплёвывая кровавые сгустки, а срыгивая их. Спустя пару секунд он задрожал всем телом и закричал, теряя остатки своей жизни. Он умер быстро, так и не получив ответа.

Девушка поднялась с земли, оглядывая простирающееся перед ней поле брани. Всего пару часов назад здесь гремела битва, теперь земля усеяна трупами. Она посмотрела на свои руки, затянутые в тёмно-синюю жёсткую форменную ткань, пошитую специально для таких, как она. На плече вышитый серебряными нитями знак: расколотая на две части корона. Чтобы никогда не забывала, кто она, и для чего создана.

– Не думай пытаться сбежать.

Сначала Наяда решила, что ей послышалось, так тихо говорил господин. Она встряхнула головой, отгоняя страшное видение, и постаралась устоять на ногах.

– Доброй ночи, господин, – девушка чуть присела, кланяясь и попыталась проскочить мимо. Сейчас ей было не до него.

Хеуд поймал её за локоть и заставил остановиться. Наяда поморщилась от боли, скорее всего, от его хватки на коже останется синяк.

– Я слышал, тебе нужна работа.

Не припомню, что Вас было видно на празднике.

Наяда сглотнула, открыв рот, чтобы ответить, но впервые слова застряли где-то в глотке, отказываясь выходить наружу. Она снова встряхнула головой, на этот раз, чтобы привести себя в порядок.

– Благодарю Вас за беспокойство, господин. К счастью, работу я всё же нашла.

Она изо всех сил старалась делать вид, что ничего не произошло в том злоклятом лесу осенью, но нервное подёргивание верхнего века на правом глазу её явно выдавало.

– Мне кажется, ты врёшь, девчонка. На первый раз я тебя прощаю. Но впредь – не смей.

Хеуд сильнее сжал девушке руку.

– Хочу тебя осчастливить: моей супруге нужна служанка. С завтрашнего дня ты переезжаешь в наш дом. Эта работа постоянная, в свой сарай ты больше не вернёшься.

– Простите, господин, но я не достойна Вашего предложения. Госпожа Эванлин заслуживает более усердную служанку, – Наяда постаралась выдавить улыбку.

Хеуд осмотрел её с ног до головы, будто увидел впервые, и чуть оттолкнул от себя, наконец, выпустив девушку.

– Это не предложение. Завтра утром явишься в мой дом. Эванлин… госпожа Эванлин тебя встретит и объяснит твои новые обязанности. А если вздумаешь ослушаться…

На руке Лилового потрескивали искры, угрожая перерасти в шар и перепрыгнуть на девушку. Наяда сразу вспомнила вопль леди, отчаянный, полный боли и мольбы.

– А если об этом случайно узнает господин Дамир? – Наяда кивком указала на руку Хеуда.

Он засмеялся, прогоняя ручные искрящиеся молнии и медленно надвигаясь на девушку.

– Это будет последнее, что ты, возможно, успеешь сделать. Возможно, девчонка, такой маленький процент на удачу. Подумай.

Процент и удача, два неприятных слова для Наяды. Какой процент был того, что она окажется именно на том лугу около Хорты? Вероятно, небольшой. Быть может, процент того, что она выжила, был ещё меньше. В обоих случаях девушка не была уверена, что это удача. Хорт определённо нельзя было назвать удачей.

– Я буду рада служить леди Эванлин, угождать её нуждам и защищать, если придётся.

Наяда вздёрнула подбородок, давая господину явственный намек.

– Вот и чудно. Не задерживайся.

С этими словами господин Хеуд пожелал удалиться в ночь, оставив девушку осмысливать произошедшее.

Наяда кое-как добрела до ближайшего здания и скатилась по стене на землю, подогнув ноги к груди и обхватив голову руками. Она не обращала внимания на холод. Голова всё ещё неприятно гудела, заставляя её морщиться и терять из виду очевидное. Она нашла работу, пусть и не совсем удачно, но постоянную, и, вероятно, хорошо оплачиваемую. Не будет же Хеуд швырять ей пару медяков и ждать, что она останется. Хотя, конечно же, останется. Во-первых, лучше ничего не представится; во-вторых, так проще всего, не привлекая внимания, наблюдать за Хеудом. А ещё, естественно, жить в тепле и не думать, как не замёрзнуть насмерть в своей жалкой лачужке.

Девушка просидела на земле какое-то время, снова и снова прокручивая картины из видения. Что это было? А главное: кто? Наяда ощущала и видела всё перед собой так, будто этим бесстрашным созданием была она. Но это невозможно. Если бы она была на войне, что вряд ли, об этом бы стало известно властям, после того, как информацию о ней внесли в общий список жителей Хорта. Всё в этом видении было странным, размышлять об этом на холоде, означало превратиться в ледышку. Девушка медленно встала, ощущая слабость и пошатываясь, будто не пропустила мимо себя пару кружек медовухи, пошла домой.

Дом. Какое странное слово, чуть сладкое на вкус с примесью некой горечи, с привкусом грусти и послевкусием тепла и сожаления. Она считала своим домом старую хижину, в которой не прожила детство, не родилась и не была счастливой. В её понятии, дом должен был обладать всеми тремя качествами, чтобы считаться домом. Но самое главное, это не дом, в котором всё напоминает о родителях. Это лишь пустая оболочка, наполненная разваливающейся мебелью. Наяда даже не была до конца уверена, были ли у неё вообще родители. Иногда она с затаённой завистью смотрела на тех, кто рос в семьях, имел радость каждый день обнимать родных.

У неё был только Робин. Отец не по праву её рождения, а по стечению обстоятельств, при жизни он в самом деле старался. Старался показать ей, что такое родительская любовь и забота, старался заменить ей и мать, и отца, которых возможно, никогда и не существовало. Она могла родиться где угодно, от женщины, которая её не желала и даже не удосужилась взглянуть на лицо новорождённой дочери, прежде чем отдать её. Могла родиться на фронте и потерять мать за секунду, убитую вражеским солдатом. Правда ей не известна и никогда не будет известна. Она до конца жизни обречена нести это бремя, не зная истины.

Как-то Наяда задумалась, а что если эта самая правда очень горькая и причинит ей много душевной боли? Через пару дней после этой мысли, она поняла, что какой бы ужасной ни была правда, она хотела бы её знать, хотя бы ради того, чтобы понимать себя, свои чувства. Она чувствовала, что правда может принести ей исцеление и покой, о которых девушка так мечтала. Что бы ни скрывалось за её появлением на свет, она смогла бы это принять.

Вместо того чтобы завалиться спать, Наяда ещё долго просидела у остывшего очага. Она не помнила, как добралась до дома, а когда пришла в себя, то уже подходила к своей хижине. Домой…

Тяжело вздохнув, девушка сдвинула кровать немного в сторону и отодвинула две половицы. Она улыбнулась, смотря на завёрнутый в ткань меч. Её наследие, оставленное Робином. Интересно, хотел бы он, чтобы она его забрала? Ещё одно, о чём она никогда не узнает; старый воин умер неожиданно и быстро, его сердце отказалось биться в одну из ночей. Большой и сильный Робин рухнул перед девчушкой на дощатый пол с оглушительным грохотом и замер. Наяда кричала, долго, пискляво, как самый настоящий ребёнок, увидевший нечто ужасное; она ползала рядом с телом воина, скребла пальцами доски пола, топала ногами и заливалась горячими слезами. Её крик вполне могли услышать в городе, однако никто не пришёл, хранители спокойствия оставили без внимания её личную трагедию. До самого утра она скулила и трясла тело приёмного отца, не веря, что этот могучий мужчина может так просто взять и умереть.

Взяв оружие в левую руку, девушка встала и выпрямилась. Ей нравилось, как меч тяжелил руку, отсекал страхи и сомнения. По-настоящему девушка до сих пор не знала, что такое страх. У неё ни разу не возникло чувство, заставляющее её бежать, спасаться, прятаться или плакать и умолять о пощаде. Всякий раз сталкиваясь с проблемами, её внутренний инстинкт требовал собраться и готовиться к бою, а не бежать. Либо выжидать и наблюдать, подмечать мелочи и внимательно слушать.