Читать книгу «Любовь 24 часа» онлайн полностью📖 — Салавата Вахитова — MyBook.

Любовь 24 часа

Ольга сказала: «Там тебе будет хорошо, там тебе понравится, там круто!»

Я собирался лететь в Питер, чтобы провести неожиданно выдавшийся отпуск в поисках вдохновения, покоя и умиротворения. Меня ничуть не интересовали музеи, выставки и театры культурной столицы – обычные туристические маршруты редко когда трогают душу и не могут взволновать сердце, – я желал других впечатлений и имел маленькую блажь – насладиться неспешными прогулками по аллеям Летнего сада, поразмышлять-пофилософствовать о странностях жизни, посидеть в тени лип и кленов и упорядочить мысли в тетрадке, которую заранее приготовил. А если будет так, что умных мыслей не случится, – то просто почитать книжку любимого автора, которому всецело доверяешь. Или наснимать на Nikon питерских видов, дабы было что показать потом друзьям и знакомым. О чем еще мечтать терапевту ялтинской клиники, не имеющему покоя ни днем, ни ночью, вертящемуся на дежурствах двадцать четыре часа в сутки? Ну, или около того: если я и привираю иногда, то совсем немного.

Ольга сказала: «Антон, тебе уже сорок, и плешь начинает просвечивать, а ты не в состоянии сам собраться. Все я за тебя должна решать. Я тебе не мамка, не жена, смотри сюда!»

Мы сидим за компом, и я улыбаюсь, рассматривая электронную карту Санкт-Петербурга. Люблю, когда Ольга ругается. Безобидная «собачья» ворчливость ее почему-то импонирует мне, и я чувствую, как по сосудам растекается горячая нежность, постепенно заполняя сердце, отчего оно начинает волноваться и биться все сильнее и сильнее. Она искренне заботится обо мне и порой умеет внушить прописные истины настолько убедительно, что они представляются божественным откровением. Да, именно так: искренность и истина – они всегда рядом, они не могут быть врозь. Это положение кажется бесспорной аксиомой, которая, как известно, не требует доказательств. Когда сердце вконец переполняется нежностью, ловлю себя на мысли, что начинаю влюбляться. Увы, и доктора не могут обходиться без глупостей. «Глупости, глупости…» – холодный разум спешит загасить неосторожные чувства.

Ольга мне откровенно завидует: она сама бредит Питером и мечтает там жить. Всегда. То есть постоянно.

– Я забронировала тебе модный хостел на Лиговском проспекте, – говорит она. – Это самый центр, где останавливается творческая молодежь со всего мира – музыканты, художники, писатели…

– Ничего, что я немножко не молодежь?

Она бросает на меня резкий взгляд и насмешливо прищуривается: не любит, когда ее перебивают.

– Не дрейфь, Антониони! Если что, подтянешь животик и сбреешь дурацкую рыжую бородку.

– Угу, – киваю, – подтянусь и побреюсь.

– Запомни, там никому до тебя нет дела, поэтому не комплексуй и веди себя естественно. Я сама останавливалась пару раз в этом хостеле. Помню, иду утром умываться в одной ночнушке, а навстречу из душа китаец полуголый, в шортах. Он мне «монинг», и я ему «монинг», – и дальше себе шлепаем, будто так и надо…

С Ольгой мы снимаем квартиру на двоих. Все плюсы и минусы такого сожительства я давно оценил и решил, что плюсов больше, да и привык к собаке – так я ее называю в хорошем расположении духа. Она работает медсестрой в нашем «гадюшнике», как именуют клинику «благодарные» выздоравливающие. Когда я познакомился с Ольгой, ей было двадцать восемь. Она пахла счастливым детством и маминым яблочным вареньем. Сначала мы перекусывали вместе на работе между делом, как принято, – бутерброды, чай, кофе, – а потом всерьез увлеклись общепитом: она вдруг стала готовить в расчете на меня и порой притаскивала на обед такие умопомрачительные яства, что я был не прочь немедленно на ней жениться. Я, однако, тоже не лыком шит и чтоб в грязь лицом – да никогда! Мне всегда нравилось готовить что-нибудь вкусненькое, если было для кого. Для себя обычно сваришь супчик или поджаришь котлетку по-быстрому, то есть как бог на душу положит, – а вот если представить, что твое блюдо будет тестировать симпатичный тебе человечек или даже, к примеру, собака, то вдохновение приходит моментально и подключаются неизвестно откуда берущиеся кулинарные таланты. В общем, так продолжалось довольно длительное время, пока однажды мы не решили, что наши зарплаты настолько скромны, что снимать две квартиры, когда можно обойтись одной, не только неразумно, но и непростительное расточительство. И втайне от коллег съехались в однокомнатной хрущевке на…

– Антоний, ты меня слушаешь?

– Да, моя собака, весь внимание…

– Ты прилетаешь 13-го сентября утром, а вечером в «Молодежке» спектакль Спивака. Это сейчас самый модный театр. Запомни: ни в какой другой – только в «Молодежку»!..

Известно, что женщины без мужчин блекнут, а мужчины без женщин глупеют. Вот и я в результате совместного ведения хозяйства не только не поглупел, но и стал собраннее, организованнее, что ли, и если не умнее, то рассудительнее. Ольга этого упорно не замечает, она настоящая женщина, и ей нравится возиться со мной как с ребенком. Я даже влюбился было в нее, но она заявила, что никогда не выйдет замуж за нищего врача, и предложила остаться другом. Печалька! Я любил многих женщин, любили и меня, но счастья взаимной любви испытать так и не довелось, поэтому перестал сопротивляться судьбе и весь отдался врачебной практике. Медицина – моя законная жена, и никаких любовниц!

Я бы мог и соврать. И сказать, что жили мы с Ольгой как брат и сестра. Но я врать не буду: да, мы действительно жили как брат и сестра, только временами оказывались в одной постели. Ничего не поделаешь, животная природа и молодость все равно берут свое. Нет, я, конечно, встречал мужчин, равнодушных к женскому полу, но они были больными. С патологическими отклонениями. Как доктор вам говорю.

– Побывать в Питере и не пойти в театр – это преступление. Билет я тебе забронировала, не забудь выкупить… – Ольга недовольно взглянула на мою задумчивую рожу: – Ку-ку! Ты здесь, Антонио, или уже летишь?

***

Я лечу, хотя летать самолетами глупо: они падают, их взрывают террористы и сбивают военные. Но еще глупее смотреть телевизор, откуда я и черпаю жуткую информацию – сплошной негатив. Телевизор у нас дома вместо фона и почти никогда не выключается. Накануне весь вечер гундела передачка «Давай поженимся», и Василиса на весь экран, мило так улыбаясь: «Близнецы, завтра, 13 сентября, держитесь подальше от технических средств, если у вас назначена поездка, лучше отложите ее». Я прям чуть не описался. Как это – отложите? У меня билет невозвратный. Где я потом денег возьму на другой? Разве можно говорить такое человеку перед полетом, – тому, кто летает максимум раз в полтора года?! Астролог хренов!

А по дороге в аэропорт смотрю – авария: три иномарки догнали друг друга, одна вообще перевернулась, и люди валяются возле столба. «Неплохо так день начинается», – думаю мрачно. Когда на регистрации выдавали посадочные талоны, взял без всякой надежды. Не удивился бы, если б место оказалось тринадцатым, но выпала «девятка». Порой мы играем в странные игры.

Вопреки прогнозам, полет оказался чудесным. Я сидел у окна и при виде фантастических красок залитого солнцем горизонта и причудливых гористых пейзажей, образуемых пронзительно белыми облаками, тревожное настроение быстро сменилось беспечной мечтательностью. Когда пошли на посадку, на какое-то время самолет очутился в своеобразном коридоре среди облаков: внизу они были тяжелые, густые, а верхние, менее плотные, казались их зеркальным отражением. И какое-то время полет длился в бесконечном, ярком и чистом пространстве между реальностью и ее легкомысленной копией.

***

«Прилетишь и первым делом – в хостел. Заселение обычно в час, но мне пообещали, что если комната будет свободна, то тебя заселят раньше», – сказала Ольга. Я был склонен верить ей.

Хостел находился во дворах на Лиговском, и вряд ли бы я его нашел, если б не схема, начерченная заботливой рукой. Снаружи здание выглядело ужасно, словно оставалось без ремонта с самой блокады. В советское время, похоже, в нем размещалось какое-то производство, а сейчас его приспособили под спальные места для непривередливых путешественников. С трудом отыскав вход, я оказался в просторном полуподвальном помещении.

В этот момент мне захотелось, чтоб заиграла тихая музыка. Инди-поп был бы совершенно в тему. К примеру, «An Easy Life» Broken Bells. Там есть одна строчка – «when I can’t get settled down». Яндекс переводит ее как «когда я не могу получить поселились», гугл – «когда я не могу устроиться вниз», а рамблер – «когда я не могу разобраться вниз». Короче, пока в голове играла музыка, я пребывал в некоторой растерянности и никак не мог «разобраться вниз». То, что я увидел, политики называют «управляемый хаос»: в огромной комнате в произвольном порядке были разбросаны новенькие кожаные диваны и видавшие виды потертые театральные кресла, рядом с ними огромные деревянные катушки для кабелей, чуть подкрашенные, с вылезшими гвоздями, изображали импровизированные столы, по углам торчали уродливые манекены, посреди комнаты находилось нечто, напоминающее барную стойку, с кофейным аппаратом и чайником. Описание можно было бы продолжить, но и так понятно, что креативщики здесь поработали на славу. Люди в помещении тоже были. Одни, за баром, готовили себе завтрак, другие, за столиками, о чем-то не торопясь беседовали, третьи просто валялись на диванах. Никому до меня не было дела.

– Где здесь рецепшен? – спросил я парня в потертых кроссовках, мечтательно задравшего ноги на спинку дивана.

Тот вскочил, спешно протирая глаза, и, состроив серьезное лицо, невозмутимо ответил:

– Здесь. Рецепшен – это я.

Я решил ничему не удивляться. Так и так, говорю, мне забронировали у вас номер, хотелось бы заселиться. Парень задумчиво почесал в затылке:

– А вы могли бы подождать с часик. Придет Настя и разберется, я здесь новенький и ничего не знаю.

– Хорошо, – говорю, – я никуда не тороплюсь. Можно у вас хотя бы чаю попить?

– Да, конечно. Заварка, сахар, кипяток – все в вашем распоряжении.

Заварив пакетик «Липтона», я устроился в потертом кресле рядом с огромным зеркалом, прислоненным к бетонной колонне. В него можно было ненавязчиво наблюдать за обитателями полуподвала – парнями и девушками, явно творческого склада. «Скорее всего – музыканты и художники», – подумал я, вглядываясь в их нелепые прически, манеру одеваться и приставленные к стенам гитары. Лица – симпатичные и приветливые. Разговоры – о выставках и выступлениях. Несмотря на то, что молодежь располагалась небольшими островками в разных углах, создалось впечатление, что все они знакомы друг с другом.

«Художники – самые беззащитные особи в животном мире, – подумалось мне, – они не носят камуфляжа. Чтобы выжить в диком мире, нужно приспособиться под него, слиться с его фоном, с рельефом, а они ярки, беззащитны и, пока юны, не ведают страха». По сравнению с ними я одет неприметно и ничем особо не выделяюсь из уличной толпы, я в своеобразном камуфляже и чувствую себя защищенным. Но здесь, в подвале, все по-другому: обыденная серость и неприметность не свойственна среде ярких индивидуальностей, и мне становится не совсем уютно. На меня оглядываются, на меня обращают внимание. Это все равно что белому зайти в бар для черных.

Все же нахожу в себе мужество, чтоб не сбежать, спешно глотнув кипятку, и продолжаю изучать жизнь утреннего хостела, как доктор наблюдает за пациентами. Любопытство не порок, а способ скрасить одиночество.

– Здрасьте!

Вздрагиваю от неожиданности: напротив меня подсаживается плотненький парнишка в очках и тут же ставит на стол-катушку ноутбук нехилых, прямо скажем, размеров. Не лень таскать такое?

– Здравствуйте!

Глупо пялюсь на лохматые, выкрашенные рыжим волосы моего визави. Рыжие у рыжих вызывают симпатию – киваю ему дружелюбно. Где-то я его уже видел. Ну да, конечно, это же Элтон Джон! А вот если он сейчас вытаращит глаза и улыбнется во все свои 24 зуба – то вылитый Тим Минчин. Хотя больше похож на откормленного кота. Я когда-то мечтал завести себе толстого рыжего кота и назвать его Тим. Или даже по-китайски или по-корейски – Тим Мин Чин.

Я радуюсь возможности пообщаться, но вдруг понимаю, что беседы не будет, поскольку ноутбук моментально распахивается, огромные металлического цвета наушники взлетают на голову и, захлопнувшись на ушах, отрезают барабанные перепонки рыжего от внешнего мира. Быстрые пальчики начинают наигрывать на клавиатуре тихую мелодию, взгляд упирается в экран и становится неподвижным – все, человека больше нет, какое-то время рядом со мной будет находиться растение, фикус или кактус, его можно полить, неосторожно пораниться об его колючки, можно даже поговорить с ним, как говорят, например, с котом или собакой, вовсе не рассчитывая на ответ, – просто так, для самого себя, чтобы не испытывать одиночества.