Глава 19

– Пошевеливайтесь, девицы! – проревел Гортензий, просунув голову в палатку центуриона Шестой.

Макрон повернулся в своей походной койке и вновь огласил воздух заливистым храпом. Катон остался лежать, как лежал, уронив голову на руки и навалившись на письменный стол. Сон сморил его при попытке составить описание героических свершений легионеров Шестой центурии, только что возвратившейся из патрульного рейда. Все уцелевшие участники этого рейда тоже сейчас крепко спали в своих утепленных палатках. Из всей основательно потрепанной Четвертой когорты не спал один лишь старший центурион. По возвращении в лагерь он в первую голову проследил за обустройством раненых, потом позаботился о том, чтобы все его люди перед отдыхом приняли хотя бы по глотку горячей пищи, и наконец побывал у легата.

Старого воина несколько удивило то, что в шатре оказался не только командир легиона, но и командующий всей римской армией. Едва держась на ногах от усталости, он, однако, вытянулся по стойке «смирно» и кратко отрапортовал о ходе и результатах боевой экспедиции, приводя одни факты и ничего в них не приукрашивая. На дополнительные вопросы центурион отвечал столь же сухо и лаконично, мало-помалу проникаясь сознанием, что от него хотят большего, чем он может дать. С особой дотошностью Плавт расспрашивал о друидах и пришел в ужас, узнав о резне, учиненной над пленными Диомедом.

– Он убил всех?

– Так точно, генерал.

– Что вы сделали с телами? – спросил Веспасиан.

– Бросили среди тел погибших в бою дикарей. Не стоило давать их приятелям лишний повод для зверств.

– Полагаю, что да, не стоило, – ответил Веспасиан и покосился на генерала.

Прозвучало еще несколько вопросов, после чего Плавт смягчился и молча указал старшему центуриону на выход. Веспасиана, однако, покоробило столь бесцеремонное обращение с заслуженным воином.

– И последнее, Гортензий, – окликнул легат.

Центурион остановился и повернулся:

– Командир?

– Ты превосходно справился со своей задачей. Думаю, в столь сложных обстоятельствах это мало кому удалось бы.

Центурион слегка склонил голову, принимая похвалу. Но Веспасиан на том не остановился.

– Полагаю, твое усердие будет отмечено соответствующей наградой, – произнес он с нажимом.

Плавт поднял глаза:

– Э-э, да. Разумеется… Непременно.

– Благодарю, генерал, – ответил Гортензий, по-прежнему глядя лишь на легата.

– Ты это заслужил, – твердо заявил Веспасиан и, помолчав, добавил: – И вот еще что. Будь добр, пришли сюда центуриона и оптиона Шестой. Они срочно нужны мне.

Чтобы хоть как-то взбодриться перед визитом к легату, Катон окунул голову в бадью с ледяной водой, так что вид у него теперь был довольно жалкий. Мокрые темные волосы липли к черепу, вода капала даже с кончика носа. Макрон хмуро косился на несколько одуревшего со сна юнца, хотя сам выглядел ничуть не лучше. Добравшись до лагеря, оба приятеля успели снять с себя только ремни и доспехи, но рваные, окровавленные, пропитанные потом туники, в каких они трое суток дрались и маршировали, все еще оставались на них. Многочисленные синяки, порезы и ссадины на руках и ногах, сплошь покрытых запекшейся кровью, отнюдь не вносили какого-то диссонанса в общую неприглядность картины.

В приемном отделении штабного шатра было пусто. Одиноко сидевший за раскладным письменным столиком старший писец недовольно скривился. Интересно, заботится ли хоть кто-нибудь о репутации легиона, раз такие замурзанные бойцы имеют наглость разгуливать по всему лагерю? Что подумает, глядя на них, генерал? Хорошенькое же у него составится мнение о нашей боеспособности и дисциплине. Писец наморщил нос.

– Центурион Макрон? Послушай, командир, а ты разве не мог явиться сюда в более подобающем виде?

– Прости, но у нас срочный вызов.

– Да, однако даже при этом…

Старший писец бросил неодобрительный взгляд на Катона. С того все еще капало, причем в опасной близости от бумаг.

– Тебе следовало для начала велеть твоему оптиону чем-нибудь обтереться.

– Главное, мы явились, – пробормотал Макрон, слишком усталый, чтобы огрызаться. – Не заедайся. Ступай доложи.

– Ладно. Сейчас схожу. Ждите.

Писец встал с табурета и, приподняв кожаный полог, скользнул внутрь шатра.

– Командир, как думаешь, зачем мы понадобились? – спросил Катон, потирая глаза.

Освежающее воздействие холодной воды проходило.

– Понятия не имею, – покачал головой Макрон.

Он и сам все пытался сообразить, какая оплошность, его собственная или кого-то из подчиненных, могла послужить причиной столь срочного вызова. Неужто какого-то новобранца опять занесло в нужник для штабных?

– Ты только не дергайся раньше времени. Не думаю, чтобы это было что-то серьезное.

– Да, командир.

Появившийся снова писец отступил в сторону и выразительно отвернул полог.

– Так или иначе, скоро мы все выясним, – пробормотал, проходя в кабинет легата, Макрон.

Оказавшись внутри небольшого, строго обставленного помещения, центурион, подобно Гортензию, недоуменно двинул бровями. Кого-кого, а командующего всеми войсками вторжения он там увидеть совершенно не ожидал.

Однако Макрон нашел в себе силы молодцевато шагнуть вперед. Когда он вытянулся перед высшим начальством, к нему сбоку, открыв от изумления рот, пристроился и Катон, по своей молодости не обладавший выдержкой ветерана, но все же попытавшийся изобразить что-то вроде почтения на осунувшемся, усталом лице.

– Генерал, центурион Макрон и оптион Катон согласно полученному приказу явились.

– Вольно, – буркнул Плавт. Окинув прибывших неодобрительным взглядом, он повернулся к Веспасиану. – Это и есть те двое, о которых мы сейчас говорили?

– Так точно, генерал. Хочу заметить, что они только что с патрулирования и лишь потому у них столь неряшливый вид.

– Да уж, не лучший. И что же, они действительно так надежны, как ты утверждаешь?

Веспасиан, ощущая неловкость, кивнул. Манера многих высокопоставленных военачальников говорить о своих подчиненных так, словно их рядом нет, всегда была ему не по нраву. А уж аристократы, к каковым относился и Плавт, вообще смотрели на солдат как на мебель, знать не желая, как больно их чванство ранит достоинство этих мужественных и гордых людей. Между тем дед Веспасиана был простым центурионом, таким же, как и стоящий сейчас перед генералом Макрон. Лишь общественные реформы, проведенные императором Августом, позволили человеку столь низкого происхождения выбиться в свое время в верха римской знати. Веспасиан и его брат Сабин уже по праву могли рассчитывать на высшие в Риме должности консулов, но сенаторы из древнейших фамилий все равно смотрели на Флавиев свысока, морщили длинные носы и в своем кругу отпускали язвительные насмешки по адресу всяких там выскочек и неотесанных скорохватов.

– Ты в них уверен? – спросил Плавт еще раз.

– Так точно, генерал. Если кому и по плечу столь ответственное задание, то только им. Этой паре.

Хотя Катон едва с ног не валился, услышанное заставило его навострить уши. От возбуждения он даже чуть было не ткнул локтем Макрона в грязный, измазанный чем-то отвратительным бок. О каком бы задании ни шла речь, оно явно много значило для генерала и, следовательно, давало шанс отличиться. Проявить себя и в солдатских, и в командирских глазах. Лишний раз доказать всем и особенно этим хреновым ветеранам, что звание оптиона такому зеленому сопляку присвоено вовсе не зря. То есть что оно, может, и было присвоено зря, но теперь этот зеленый сопляк носит его по полному праву.

– Хорошо, – сказал командующий. – Введи их в курс дела.

– Слушаюсь, командир.

Веспасиан торопливо собрался с мыслями.

События оборачивались не так, как хотелось. Теперь Второму легиону, вместо того чтобы неторопливо и вдумчиво поддерживать основную кампанию, маневрируя где-то севернее верховий Тамесиса, предстояло скоропалительно вторгнуться в самое сердце земель дуротригов. Мысли Веспасиана были отравлены горечью понимания, какими опасностями и бедами чревата столь опрометчивая затея для него лично и для всех его людей, особенно вот для этих двоих, которых он прямо сейчас намеревался послать практически на верную гибель. Хуже того, гибель от рук друидов, которые их не просто убьют, но поначалу заставят взмолиться о смерти как о единственном избавлении от страданий и мук.

– Центурион, ты помнишь, как несколько дней назад погиб морской префект Валерий Максентий?

– Так точно, командир.

– Тогда ты, наверное, помнишь и требования, которые были выдвинуты жрецами перед его казнью.

– Так точно, командир, – повторил Макрон, и Катон тоже кивнул, живо представив себе ту страшную сцену.

– Так вот, заложники, о которых он говорил и которых предложено обменять на друидов, захваченных нами в Камулодунуме, – это жена и дети командующего Плавта.

И Катон, и Макрон в изумлении невольно уставились на генерала. Тот сидел неподвижно, сгорбившись, будто ничего не слыша и не видя. Юноша ощутил укол жалости, что было, наверное, неуместным по отношению к столь прославленному закаленному полководцу. Неожиданно Плавт встрепенулся и поймал его взгляд. Словно бы осознав, что своим подавленным видом он роняет себя в глазах нижних чинов, генерал выпрямился, расправил плечи и, вернув своему облику каменную надменность, сосредоточился на словах легата.

– Генерал Плавт уполномочил меня направить во владения дуротригов маленький отряд для поисков и освобождения его близких. Это жена генерала Помпония, дочь Юлия и сын Аэлий. Командующий верит в вас, он помнит, какую находчивость вы проявили, возвратив армии казну Цезаря, и я полностью разделяю его мнение. Лучше вас для выполнения этой задачи не найти никого.

Веспасиан выдержал паузу, чтобы смысл сказанного дошел до обоих легионеров.

– Центурион, я знаю, чего ты стоишь, да и твой оптион тебе под стать. Не скрою, это дело гораздо опаснее любого другого, что вам приходилось до сих пор выполнять. Я не приказываю вам за него браться. Есть вещи, где не срабатывают никакие приказы, однако во всем легионе, на мой взгляд, нет другой пары смекалистых и расторопных парней, способных справиться с таким сложным заданием. А решение остается за вами. Добавлю одно. Если вы добьетесь успеха, вас ждет весьма щедрое вознаграждение. Не так ли, генерал?

Плавт кивнул.

– Если это вознаграждение будет таким же, как в том случае, когда мы выудили из болота сундук с армейской казной… – нахмурился Макрон.

– Сколько ты хочешь послать людей, генерал? – торопливо перебил Макрона Катон. – Только нас двоих? Или?

– Или. С вами отправятся еще двое бриттов, хорошо знающих те места. Они будут вашими проводниками.

– Ясно.

– Туземка, входящая в состав этой пары, – процедил Плавт, очевидно решив, что ему пора дать какие-то пояснения, – вроде бы понимает местные диалекты. Ей отводится роль переводчицы. Что до мужчины, то он в свое время прошел в тех краях обучение и даже готовился вступить в сообщество жрецов Темной Луны.

– То есть в ту самую банду подонков, с которой нам приходится иметь дело, – уточнил Макрон. – И почему же, генерал, ты решил, что ему можно доверять?

– Я не знаю, можно ему доверять или нет. Просто он единственный из тех, кто бывал там. Кстати, согласие сотрудничать с нами тоже ставит его под удар. Случись что, пособников Рима не пощадят.

– Если только они не заведут нас в ловушку, генерал. Чтобы у друидов оказалось на двух заложников больше.

– Не обольщайся, центурион, – мрачной усмешкой ответил на реплику Плавт. – Раз уж они сочли возможным убить морского префекта лишь для того, чтобы показать, что не склонны шутить, то вряд ли жизни двух нижних чинов в их глазах чего-то стоят. Так что советую не заблуждаться. Если вас угораздит попасть в руки бриттов, лучшее, на что вам можно будет рассчитывать, – это быстрая смерть.

– Может, и так, генерал. Однако я вовсе не уверен, что мы с пареньком шибко рвемся туда, где можно попасть в чьи-то руки. По мне, так вся эта затея – безумие чистой воды.

Судорожно стиснув ладонями подлокотники кресла, Плавт промолчал, но Катон заметил, как на щеках его вздулись огромные желваки. Лишь когда первый всплеск ярости схлынул, военачальник с большим напряжением произнес:

– Боюсь, для меня, центурион, все не столь просто. Друиды держат в узилище мою семью. У тебя есть семья?

– Никак нет, генерал. Семья мешает службе.

– Так-так. Тогда, боюсь, ты плохо представляешь себе глубину моего горя. Подумай, в каком положении я нахожусь, раз вынужден обращаться к тебе как проситель.

Макрон, плотно сжав губы, сдержал словцо, едва не слетевшее у него с языка, и усилием воли вернул себе прежнее самообладание.

– Могу я говорить свободно, генерал?

Глаза Плавта сузились.

– Это зависит от того, что ты намерен сказать.

– Понятно, генерал.

Макрон вызывающе вздернул подбородок и застыл в молчании.

– Хорошо, центурион. Говори.

– Благодарю, генерал. Хотя, как я понимаю, в твоем «хорошо» хорошего для меня мало.

В усталом голосе закаленного воина звучало плохо скрываемое раздражение.

– Тебя, генерал, сильно прижало. Сам ты ничего поделать не можешь и потому для очистки совести хочешь, чтобы кто-то подставил за тебя шею. К примеру, я и мой оптион. Подумаешь, пара плебеев сложит головы, невелика беда. Тем более что они непременно их сложат. Какого успеха можно достигнуть, скитаясь по вражеским землям в компании хитроумной туземки и какого-то непонятного мошенника-колдуна? Ты посылаешь нас на верную смерть и сам это знаешь, но пытаешься оправдаться перед собой, чтобы потом заявлять всем и всюду: я, мол, хотел все уладить по-доброму, но бедолагам не повезло. Между тем и меня, и вот этого паренька изрубят в куски, а то и сожгут заживо. Что ж, на войне бывает и не такое. Только поможет ли это кому-нибудь?

Эта совсем не типичная для обычно сдержанного Макрона вызывающая тирада ужаснула Катона, согнала кровь со щек опешившего легата и зажгла в глазах командующего мрачный огонь. Срочно требовалось чье-то вмешательство, и Катон выпалил:

– Пойду только я!

Трое римлян, мгновенно забыв о достигшей высшей точки ожесточенности перепалке, которая определенно не могла закончиться для одного из них ничем хорошим, удивленно воззрились на оптиона. Катон быстро облизал губы и кивнул, подтверждая свои слова.

– Ты?

Брови командующего поползли вверх.

– Так точно, генерал. Позволь пойти мне. Я один лучше справлюсь.

– Оптион, – заговорил Веспасиан, – я ничуть не сомневаюсь в твоей личной смелости, да и находчивости тебе тоже не занимать. Не отрицаю, малый ты прыткий. Но по-моему, то, за что ты хочешь взяться, непосильно для одного человека.

– Тем более для мальчишки, – поддержал легата командующий. – Тут нужен мужчина.

– Я не мальчишка, – холодно возразил Катон. – Я служу в армии уже больше года, удостоен награды и, полагаю, доказал, что на меня можно положиться. Кроме того, командир, если ты и впрямь считаешь, что шансов на успех почти нет, то списать в расход одного бойца в любом случае предпочтительнее, чем потерять двоих или больше.

– Тебе не следует в это соваться, – пробормотал Макрон.

– Командир, мое решение твердо. Пойду я один.

Макрон уставился на юнца, не сомневаясь, что парень спятил. Можно сказать, по доброй воле записался в покойники. Вообще-то, он был хорошего мнения о своем оптионе, признавал в нем и храбрость, и ум. Но что будет делать этот малоопытный, наивный молокосос в самой вражеской гуще, да еще и в дурно попахивающей компании бриттов? Вот чертов сопляк! Шелудивый щенок! Но… не бросать же его на погибель!

– Ладно, – промолвил Макрон, повернувшись к командующему. – Пусть идет. Но с ним пойду и я. Раз уж дело затеялось, должен ведь кто-нибудь проследить, чтобы все шло как надо.

– Спасибо, центурион, – негромко произнес генерал. – Ты убедишься в том, что я умею быть благодарным.

– Если мы возвратимся.

Плавт ограничился пожатием плеч.

Прежде чем ситуация вновь стала взрывоопасной, Веспасиан торопливо поднялся на ноги и велел слугам подать вина, а потом кивком указал на дальнюю боковую кушетку, располагавшуюся под стенкой шатра.

– Вы, ребята, должно быть, устали. Присаживайтесь, мы сейчас немного выпьем и заодно познакомимся с бриттами. Теперь, когда все утряслось, не стоит зря терять время. Вам надо выступить уже утром. Учтите, до назначенного друидами срока останется двадцать два дня.

Макрон с Катоном поплелись к кушетке и неуклюже присели на мягкие, спрыснутые какими-то благовониями подушки.

– Что это за дерьмо ты творишь? – прошептал сердито Макрон.

– Командир?

– Разве я при тебе хоть когда-нибудь хвалил добровольцев? Расписывал, как это замечательно сдуру совать свою голову под вражеские мечи? Ты, на хрен, хоть что-то подобное от меня слышал?