Глава 18

Генерал, опускаясь в удобное кресло, поморщился. Несколько дней в седле не прошли даром: теперь ему было больно садиться даже на что-то мягкое. Потом, когда боль стала терпимой, командующий расслабился и принял предложенную Веспасианом чашу вина. Пожалуй, оно было слишком горячим, но основательно продрогшему в пути Плавту как раз и требовалось что-нибудь в таком роде. Он осушил чашу одним духом и жестом попросил наполнить ее снова.

– Есть ли еще какие-то новости? – спросил он.

– Никак нет, генерал, – ответил Веспасиан, подливая вина. – Кроме тех мелочей, о каких я уже сообщал в Камулодунум.

– Ну, хоть что-то должно было проясниться.

– Пока ничего. Правда, одна когорта вот-вот вернется с дальнего патрулирования. Она уже была бы здесь, но ее, кажется, атаковали. Мне пришлось выслать подмогу.

– Ах, да. По дороге сюда я приметил на дальних подступах к лагерю какую-то суматоху.

– Да, генерал.

– Пусть старший центурион этой когорты сразу по возвращении прибудет сюда.

Плавт помолчал, глядя на легкий пар, поднимавшийся над зажатой в его руках чашей.

– Понимаешь… я должен все знать.

– Да, генерал. Конечно.

Повисло неловкое молчание. Веспасиан пребывал в затруднении. Уже около года он служил под рукой Авла Плавта, но до сих пор их отношения не выходили за рамки официальных. И вот теперь этот всегда надменный, не любящий никого подпускать к себе генерал, под началом которого находились четыре полных легиона вторжения и двадцать приданных им вспомогательных подразделений, впервые сбросил маску прославленного военачальника. Он явно сбит с толку и ведет себя как обычный, измученный страхом за свою семью человек. Непонятно, как с ним держаться.

– Генерал?

Плавт по-прежнему смотрел в чашу, слегка поглаживая пальцем ее ободок.

Веспасиан прокашлялся:

– Генерал?

Командующий поднял усталые, полные безысходного отчаяния глаза:

– Что мне делать, Веспасиан? Что сделал бы ты на моем месте?

Веспасиан не ответил. Он просто не знал, что сказать. Окажись в руках друидов Флавия с Титом, он, вероятно, тоже вскочил бы на коня и помчался разыскивать своих близких. А в случае неудачи принялся бы с лютой жестокостью мстить гнусным убийцам, пока не истребил бы их всех или сам не нашел свою гибель. Зачем ему жизнь без Флавии, без сына и без того нерожденного малыша, которого Флавия вынашивает в своем чреве? У Веспасиана даже горло перехватило от вдруг нахлынувших на него чувств, и он, чтобы отогнать их, резко встал с кресла, прошагал к пологу и велел подать еще вина. Этот маневр дал ему время восстановить душевное равновесие, однако где-то внутри его продолжала кипеть злость на свою слабость. Излишняя чувствительность в армии не приветствуется, ведь распускающий сопли солдат ненадежен. По крайней мере, доверия ему нет. А если так, то что же тогда говорить о слюнтяе-легате? Или о генерале? Веспасиан тайком покосился на Плавта и пожал плечами. Если уж даже командующий внушительными боевыми соединениями не в состоянии скрыть свое горе, то вообще непонятно, куда катится мир.

С видимым усилием Авл Плавт вынырнул из своих размышлений и поймал взгляд легата. На миг генерал нахмурился, видимо пытаясь сообразить, как долго длилось его забытье, а потом с решительным видом кивнул.

– Я должен что-нибудь предпринять, пока у нас есть еще время. До истечения назначенного друидами срока осталось только двадцать три дня.

– Да, генерал, – пробормотал Веспасиан, пытаясь построить свой следующий вопрос так, чтобы в нем не прозвучало даже намека на неодобрение. – И ты… собираешься обменять пленных друидов на своих близких?

– Нет… по крайней мере, не сейчас. Нам прежде надо самим попытаться вызволить или отбить их. Не следует позволять кучке кровожадных дикарей диктовать условия Риму.

– Понятно, – отозвался Веспасиан, хотя и решил, что генерал с ним лукавит. Зачем бы иначе ему таскать с собой черных жрецов? – Тогда, раз уж время нас поджимает, позволено ли мне будет спросить, генерал, каков же твой план?

– Окончательно я еще не решил, – признался Плавт. – Однако тут главное – внезапность и натиск. Так что, легат, спешно готовь к выступлению свой легион.

– К выступлению, генерал? А… куда?

– Я хочу начать эту кампанию раньше, чем мы намечали. По крайней мере, раньше задействовать в ней твой Второй. Приказ у меня уже заготовлен. Тебе предписывается вторгнуться на территорию дуротригов, сокрушая там все горные крепости и более-менее укрепленные деревушки. Пусть под ногами дерзостных похитителей запылает земля. Каждое племя бриттов должно навеки закаяться брать римлян в заложники, а уж тем более своевольно казнить их. Если в мозгах друидов и дуротригов есть хоть толика здравого смысла, они мигом запросят мира и вернут мне жену и детей.

– А если они не пойдут на это?

– Тогда мы начнем убивать всех захваченных нами друидов, одного за другим, оставив главаря напоследок. Если их не проймет и это, мы примемся уничтожать все живое на нашем пути.

В голосе Плавта слышалась ужасающая решимость.

– Все будет сметено! Ничто не уцелеет! Ты понимаешь? Ничто и никто!

Веспасиан не ответил. Это было безумие. Сущее безумие. Понятное, объяснимое, но несомненное сумасшествие. Во всем сказанном не имелось ни малейшего стратегического смысла. Но с генералом, пускай и свихнувшимся, все равно следовало вести себя деликатно.

– И когда же мой легион должен выступить?

– Завтра.

– Завтра?

Это прозвучало настолько нелепо, что Веспасиан чуть было не рассмеялся. Но сдержался, уловив в глазах Плавта опасный блеск.

– Завтра никак не получится, генерал.

– Почему?

– Почему? Сам посуди, как же я могу выступить? Дороги еще не просохли. Осадные машины по ним не пройдут. Как и тяжелые обозные фуры. Значит, припасов с собой мы сможем взять только дня на три, ну, может быть, на четыре. И у нас пока нет ни малейшего представления ни о характере местности, ни о возможностях неприятеля.

– Я это предвидел. Со мной прибыл бритт, хорошо знающий те края. В свое время он даже набирался там ума-разума у друидов. Этот малый с его переводчиком согласны служить вам проводниками. Что же до провианта, то для начала ты можешь выступить и с половинным припасом. Потом мы наладим снабжение по реке. На кораблях, а далее – с помощью легких повозок. Я лично отправлю к тебе все телеги, какие смогу здесь собрать. Не говоря уж о том, что на захваченных землях ты и сам наверняка найдешь что-то съестное. Зима, правда, на исходе, но не все же они там подъели. Где-нибудь что-нибудь непременно припрятано, нужно лишь хорошо поискать. Ну а чтобы Второму было легче штурмовать варварские твердыни, я уже распорядился о передаче тебе всей артиллерии Двадцатого легиона.

– Даже если мы доберемся до вражеских укреплений, осадный обоз неминуемо завязнет в грязи, а без поддержки метательных механизмов наших солдат просто скинут со стен. Многие там полягут.

– Можно подумать, эти варвары способны возвести что-то путное, – презрительно фыркнул Плавт. – Фортификация для дикарей – темный лес. Все их валы и палисады предназначены для защиты от хищников и разбойничьих шаек. Не сомневаюсь, что полководцу твоего ранга под силу взять без большого урона любую из таких крепостей. Или подобные операции, на твой взгляд, слишком обременительны и опасны?

Чтобы в негодовании не вскочить на ноги, Веспасиану пришлось вцепиться в подлокотники жалобно скрипнувшего под ним кресла. Командующий зашел чересчур далеко. Его навязчивое стремление послать Второй легион в провальный бессмысленный рейд уже само по себе дурно пахло, но, усматривая во вполне обоснованных возражениях своего подчиненного некомпетентность и трусость, он опускался до прямых оскорблений и нарывался на открытый конфликт.

Плавт между тем, выпрямившись и надменно задрав подбородок, холодно оглядел рассерженного легата, но через миг снова сгорбился и пригубил вино.

– Прости, Веспасиан, – тихо произнес генерал. – Я был не прав, мне не следовало этого говорить. Никто, ни здесь, ни в Риме, не сомневается, что твой пост доверен тебе по заслугам. Еще раз прошу простить меня. Сейчас не до глупых обид.

Произнося эту проникновенную фразу, Плавт поднял глаза, однако Веспасиан не нашел в них и толики сожаления. Все сказанное было лишь словесной фигурой, призванной вернуть их обоих к рассмотрению заявленного безумного плана.

Отвечая, легат вновь напрягся, всемерно стараясь избавить свой тон от ледяных и язвительных ноток.

– Мои обиды не идут ни в какое сравнение с тем, что почувствуют пять тысяч солдат, а затем и десятки тысяч их близких, если ты все-таки настоишь на своем. Генерал, своим непродуманным приказом ты толкнешь легион на массовое самоубийство.

– Ну-ну, не преувеличивай.

Плавт поставил чашу на край стола и подался вперед:

– Ладно, Веспасиан. Я уже не приказываю. Я просто прошу тебя – как человек человека. Разве у тебя самого нет семьи? Разве ты не понимаешь, что мной сейчас движет? Пожалуйста, выполни мою просьбу.

– Нет! – Веспасиан покачал головой. – Не могу. Хотя и сочувствую твоему горю. Но это горе лишь твое, Плавт, не делай же его общим. Новый Вар^[1] Риму не нужен. Ты полководец, находящийся на действительной службе. В военное время твоей семьей является также и твоя армия. Солдаты – твои дети. Они верят тебе. Они верят в твою полководческую прозорливость и даже в мыслях не допускают, что ты можешь послать их бессмысленно умирать.

– Умоляю, Веспасиан, избавь меня от дешевой риторики. Оставь ее плебсу на форуме.

– Нет, я прошу выслушать меня до конца. Это касается твоих личных переживаний. Как ты сам сказал, у меня тоже есть семья, и даже тень мысли, что она может попасть в чьи-то лапы, ввергает меня в дикий ужас. Однако для тебя это реальность, в сравнении с которой ничтожны любые мои умозрительные кошмары. А теперь умножь свои терзания в сто тысяч раз, и ты получишь меру страданий родных и близких тех легионеров, которых ты обречешь на верную смерть, заставив Второй легион выступить в поход завтра – без достаточной подготовки, полностью укомплектованного обоза и тяжелых метательных механизмов.

Плавт закрыл глаза и потер свой морщинистый лоб, словно это могло ему как-то помочь. Веспасиан внимательно наблюдал за ним, выискивая намеки на то, что его резоны возымели хоть какое-то действие. Он понимал: если мнение командующего не изменится, ему придется отказаться от выполнения опрометчивого приказа. Это положит конец его карьере, зато избавит от участия в заведомо неосуществимой затее, чреватой гибелью для большей части солдат. Пусть Плавт сам осуществляет свой план или подыщет кого-то другого. Кого-нибудь из своей свиты. Там ведь наверняка полно подлипал, мало что смыслящих в воинском деле, зато привыкших к беспрекословному послушанию и тем самым способных лишь обратить неизбежный крах в совсем уж невообразимый кошмар.

Осознав это, Веспасиан понял, что он в ловушке. Сложить с себя командирские полномочия – означало усугубить и без того отчаянное положение вверенных ему людей. Оставаясь на своем месте, он, по крайней мере, может для них что-то сделать. Хотя бы попытается свести к минимуму грозящий им риск. Мысленно легат проклял свою судьбу.

Командующий открыл глаза:

– Ладно, Веспасиан. Сколько времени потребуется твоему легиону, чтобы как следует подготовиться к выступлению?

– С полным обозом и осадными механизмами?

Плавт неохотно кивнул, и Веспасиан испытал облегчение. Он выиграл, он добился уступки. При всей прочей глупости плана его легион хотя бы сможет полноценно сражаться. А если еще к тому же…

Однако взглянув на генерала, легат понял, что других уступок ждать нечего.

– Двадцать дней.

– Двадцать! Но непосредственно на операцию тогда останется только три дня! За три дня мы ничего не добьемся.

– Но, выступив спешно, без подготовки, мы тоже ничего не добьемся и вдобавок погубим весь легион. Кроме того…

– Кроме того – что?

Легат лихорадочно сложил в голове обрывки еще неясных и самому ему мыслей.

– Мне вот что подумалось, генерал. Если легион будет готов выступить через двадцать дней, это еще не значит, что мы не можем приступить к поискам твоих близких раньше.

– Знаешь, легат, я не в том настроении, чтобы разгадывать загадки. Если у тебя есть дельные предложения, говори без обиняков.

– Почему бы, пока легион готовится к рейду, не направить вперед маленький летучий отряд с целью разведать, что происходит в варварских горных краях? Бритт, которого ты прихватил с собой, по твоим же словам, был у друидов учеником. Что он там изучал, нам не важно, главное, что он может показать нашим людям все тамошние потаенные тропы. А они, в свою очередь, смогут выяснить с его помощью, где прячут заложников, и при удачном стечении обстоятельств даже вызволить их. Это все лучше, чем наугад гонять туда-сюда пять тысяч легионеров. Такое большое формирование не может перемещаться тайком. Друидам останется только поглядывать, куда мы идем, и вовремя перепрятывать пленных.

Веспасиан помедлил и после паузы снова заговорил:

– Действуя столь топорно, мы вряд ли спасем твою семью, даже если нам вдруг удастся зажать похитителей в каком-нибудь горном гнезде. Крепость падет, но кто поручится, что она не погребет под обломками и твоих близких?

– Нет, мне все это не по душе, – пробормотал после недолгого размышления Плавт. – Горстка людей есть горстка людей. Их смехотворная вылазка во вражеский тыл представляется мне дешевой авантюрой.

– Наоборот, командир, – твердо возразил Веспасиан. – Я бы сказал, это единственно верный в сложившейся ситуации шаг. Если твой бритт и впрямь знает тамошние края, то мы имеем немалые шансы найти заложников еще до того, как враг прознает о выступлении легиона.

– Твои «немалые» шансы никак нельзя назвать хорошими, – нахмурился Плавт.

– Может и так, но они все-таки более обнадеживают, чем плохие шансы или отсутствие таковых вообще.

– И что же, у тебя на примете есть уже кто-то, способный отправиться с подобной миссией прямо в драконову пасть?

– Нет, командир, – ответил Веспасиан. – Так далеко я пока не заглядывал. Но нам нужны люди решительные, смекалистые и умеющие постоять за себя, если дело дойдет до схватки.

Плавт поднял глаза:

– А как, кстати, поживает тот центурион, которому ты сразу по высадке поручил отыскать казну Цезаря? С ним еще, кажется, был оптион. Очень молоденький, но весьма расторопный. Как я припоминаю, они вроде бы успешно справились с тем непростым дельцем.

– Да, – задумчиво подтвердил Веспасиан. – Я бы сказал, они справились превосходно.