3. О методе

Методология, которая задана нам познанием объективной действительности предстает в понимании современной философии как следствие представлений вчерашнего дня о методе как о том, благодаря чему возможно познание качества. Метод некоторым образом отстоит от приемов познания и соотносится с ними, как целое и часть. Предполагается, что предмет познается с помощью метода, уточняется им, но в целом существует независимо как часть объективной действительность в форме объектов материального мира, непознанных закономерностей и законов природы, социума и прочее. Хотелось бы отметить, что данный взгляд несколько не соответствует роли метода в формировании представления о чем-либо. Прежде всего метод формирует предмет познания. Предмет познания выступает как представление, стабилизированное в своем восприятии относительно субъекта познания. В этом сущность активного познания.

Катастрофичность положения в науке уголовного права состоит в том, что уголовное право одновременно является и предметом и методом познания. Оно есть орудие, благодаря которому устанавливается что есть преступление, и оно же пытается познать что есть преступление. Иными словами, уголовное право в лице правоприменителя формообразовывает в действительности преступление (косвенное содержание науки). Учитывая то, что сегодняшний день стоит на позициях позитивизма, как правового, так и вообще теоретического, как принципа мышления и действия, у нас образовывается круг в доказательстве, где наш тезис (понятие преступления) доказывается, исходя из аргументов тождественных тезису (уголовное право). Именно это означает признак противоправности преступления: деяние «…запрещенное настоящим Кодексом…» (ч.1 ст. 14 УК РФ 1996г), признак виновности лишь качественно заимствован уголовным правом и не является структурирующим по отношению к деянию, тем более, что, как мы показали выше, уголовное право в лице субъекта обвинения мало интересует личность субъекта преступления. Признак же общественной опасности всецело зависит от представления о преступлении, которое в свою очередь зависит от Особенной часть УК.

Данную проблему в отношении права вообще сформулировал еще Георг Вильгель Фридрих Гегель, но не решена она до сих пор.

Методология которая с «успехом» заимствуется у философии диалектики не годится для действия, она хороша для его образа, для уголовного права необходимы не стандартные клише общего порядка, а методологическая независимая конкретика, чутко реагирующая на запросы современного, без торговли ими в угоду политике, идеологии сегодняшнего или завтрашнего дня.

Целесообразность всего уголовного права – безопасность личности в ее проявлениях (сумме себе подобных и прочее), навязывать ей наше представление о преступлении, а тем более на его основе осуществлять карательные меры просто недопустимо (это опасно, чревато непосредственно революциями).

Заключение

В данной короткой статье мы стремились единственно к привлечению внимания к проблематике, которая, как нам кажется, не лишена своего смысла. Дальнейшие рассуждения были бы не только обременительными в рамках данного стиля, но и излишне в силу громоздкости доказательственной базы.

Мы уверены в том, что многое из того, что было здесь названо, но не раскрыто найдет отклик как у теоретиков права, так и у практических работников, – поиск истины сугубо индивидуальное занятие при коллективной организации. Если данная работа привлекла внимание к проблематике, очерченной в ней, то ее функция уже выполнена.

Ростов-на-Дону, 20.07.2000

О составе преступления¹⁷

В свое время Платон выдвинул оригинальную концепцию идеального устройства бытия, в соответствии с которой сущность любого предмета подчиняется и, соответственно, доступна для познания через проникновение и сопричастность его «эйдосу». Данная концепция познания не нашла широкого практического распространения как методология в силу явной простоты, хотя для своего времени была революционной.

В то же время в современном законодательстве, в частности в уголовном праве, с успехом реализован методологический базис «теории идей» Платона. Эйдосом нашего уголовного закона, тем, чему подчинено все и вся, тем, благодаря чему возможно познание сущности уголовного права, является конструкция состава преступления, виртуозно разработанная в платоновском стиле, как нашей доктриной, так и в области правоприменения.

Действительно, ключом к пониманию нормы уголовного права, всем тем, что соединяет в себе познавательные функции закона, выступая центральным конструктом закона, является понятие состава преступления. Более того, состав преступления, его наличие или отсутствие в совокупности законодательно указанных признаков, является единственным основанием для привлечения лица к уголовной ответственности. Именно на основании познания преступления через состав преступления осуществляется деятельность армии правоприменителей, осуществляется публично-организованное насилие, государственная власть. С учетом того, что уголовная ответственность выступает «предельностью» формально реализуемых полномочий государства в отношении личности, естественно ожидать, что состав преступления, его понятие и сущность должны быть структурированы самым тщательным образом. Действительно, даже текст закона призывает к воплощению принципа Р. Декарта «ясно и отчетливо», о чем свидетельствует, например, ст. 8 УК РФ «Основание уголовной ответственности»: «Основанием уголовной ответственности является совершение деяния, содержащего все признаки состава преступления, предусмотренного настоящим Кодексом». Более того, сама практика снимает чуть было возникшее противоречие между понятием преступления, сформулированного ст. 14 УК РФ, и понятием состава преступления. Так, основанием для возбуждения уголовного дела согласно ч. 2 ст. 140 УПК РФ «Поводы и основания для возбуждения уголовного дела» является «наличие достаточных данных, указывающих на признаки преступления» (выделено авт. – Р.Ч.), но в то же время основанием отказа в возбуждении уголовного дела является отсутствие в деянии состава преступления (п. 2 ч. 1 ст. 24 УПК РФ). Георг Вильгельм Фридрих Гегель рукоплескал бы нашему законодателю, расположившему столь удачно триаду развития идеи преступления, где соответственно тезисом является позитивная верифицированность закона (признаки преступления, указанные в законе – nullum crimen sine lege), антитезисом – идеальная конструкция, противостоящая практическому тезаурусу признаков и существующая в форме идеи независимо от последних (состав преступления), а синтезом – сознание правоприменителя, усматривающего, что в совокупности признаков преступления и при их наличии отсутствует состав преступления (снятие противоречия реального и идеального). Более того, правоприменитель не только не боится следовать путем диалектического развития духа, но, имея на вооружении подобный инструментарий, выносит судьбоносные решения, синкретично сочетая идеальное и реальное. Большинство отмененных приговоров, прекращенных дел – за отсутствием в деянии состава преступления. Это позволяет сделать вывод, что состав преступления как теоретическая конструкция уголовного права является центральной категорией, наличие или отсутствие которой и позволяет принимать решение в цепи «общее – единичное», где последнее является предметом уголовно-правовой квалификации. Это, безусловно, удобнее индуктивного метода криминализации преступных посягательств, реализованного, например, в англосаксонской системе права.

Какова же общая конструкция этого органона познания преступления? Сразу оговоримся, что в теории уголовного права признаки состава преступления, упомянутые в ст. 8 УК РФ, трансформируются в элементы, что логически верно, – не может же быть такого, чтобы УК РФ был просто сводом деяний, именуемых преступлениями и имеющих свои признаки. Наоборот, признаки преступления отнесены к области деяния и существуют вне связи с лицом и соответствующей для него уголовной ответственностью, в то время как состав преступления объединяет в себе и лицо, и деяние, образуя с последним единое целое. На практике уголовное дело возбуждается и в отсутствие лица (в отношении неустановленных лиц), но при наличии деяния, подпадающего под признаки преступления.

Согласно классической, общепризнанной и доказанной концепции выделяется четыре элемента состава преступления: объект, объективная сторона, субъект, субъективная сторона. Именно совокупность данных четырех элементов является основанием для уголовной ответственности. Теоретически применение данной конструкции в практике позволяет избегать ошибки в квалификации, а следование норме ст. 8 УК РФ обеспечивает неприкосновенность личности от необоснованного уголовного преследования.

Следует отметить, что конструкция состава преступления удивительным образом похожа на конструкцию бытия, разработанную «конкурентом» Платона – Стагиритом (Аристотелем) о четырех причинах бытия. Действительно, целевая причина соответствует мотиву, умыслу преступника, прочим состояниям психики, наличие которых идеально отрицает должно установленное положение вещей (субъективная сторона и объект), формальная причина соответствует обстановке, форме структурирования пространства и времени, и определяемым ими действиям (объективная сторона), движущая – тому, благодаря кому устанавливается определенное состояние реальности (субъект), материальная – результату воплощения целевой причины в действительном (так называемые вредоносные последствия, которые не входят в состав преступления, но являются приоритетными для криминализации – ст. 14 ч. 2 УК РФ). Есть одна тонкость – структурное несовпадение. Разница между классической парадигмой бытия Аристотеля и конструкцией состава преступления есть результат автономности развития формально-юридической научной мысли современности. Из современных гносеологических традиций совершенно исключена универсальность познания, включающая в себя исследование всех представлений о предмете (основа философии А. Шопенгауэра). Преступление понимается не как конкурирующая с общепринятой форма реальности, а как исключительный факт действительности, девиация, лишенная социального основания, права на существование. В свое время людологическая школа познания подвергла это положение вещей фундаментальной критике – не будем повторяться.

Следует признать, что руководствоваться в квалификации конструкцией Аристотеля намного выгоднее, чем конструкцией состава преступления, если, конечно, придерживаться того тезиса, что уголовно наказуемыми являются реально существующие явления в форме действительного, а не идеальные объекты (планы, мысли, намерения). Оторванность и искусственность состава преступления есть последствие систематизации и канонизирования ряда уступок, допущенных при его структурировании в угоду политической воле. Не забудем о том, что за каждым приговором суда стоит конкретный человек, действия которого осуждены государством и, если этот человек доверяет государству осуждать себя, то он имеет право, как минимум, на законность своего осуждения и разумность закона, а как максимум – на мудрость судьи. В идеале последний должен получать мудрость не из доктринальных источников и теоретических конструкций (каковым и является состав преступления), а непосредственно из закона (закон, право как форма познания).