Я не просто напуган. Я никого не хочу убивать. Я вижу отблески страшного рассвета на лицах остальных конкурсантов. Полная тишина в эфире. Только оглушительный грохот лопастей вертолета. Никто ни с кем не разговаривает. Это игра на доверие.
Что-то вроде игры в мафию, только вот карту выбирает себе каждый сам.
Каждый сам выбирает, когда спрыгнуть. Поближе к остальным или наоборот.
Это игра на доверие. Вроде выборов или покупки фиников на восточном базаре.
Я вижу, как прыгает первый. Его хищный взгляд. Его испуганно поджатые плечи.
Вертолет выстилает воронкой траву вокруг. Я смотрю в раскрытую дверь. Тень машины скользит по камышам и ржи.
Второй пошел. С сумкой в руках. С надеждой в мыслях. Со смертью на лице.
Время идет, и скоро я останусь единственным, кто еще не решил какую карту вытащить.
Мы не смотрим друг другу в глаза.
Слишком многое можно прочитать на лицах.
Полтора месяца после первого раунда. Тренировки, фехтование, офп.
Из нас сделали бойцов. Из нас сделали воинов.
Игра на доверие. Когда каждый будет пытаться выдать себя за друга.
Из нас не сделали дипломатов.
Словно игра в мафию, в которой каждый сам выбирает себе карту.
Та игра, в которой никто до последнего момента не знает какую карту он выберет.
Прыгает третий.
Я думаю: кто окажется из них маньяком, кто капитаном полиции, кто мафией?
Одни сговорились уже давно. Другие надеются на веру в последнее слово внутри вертолета.
Правда в том, что никто не способен выбрать стратегию заранее.
Четвертый.
Вертолет блуждает по полю как шахматная ладья.
Жизнь сама расставит нас по углам.
Мы викинги приплывшие сюда чтобы убивать. Только вот не местные варварские армии. А друг друга.
Никто по-настоящему не знает, кем он станет.
Каждый из них строит из себя жертву, строит из себя человека, которому можно доверять.
Окситоциновые наркоманы.
Только сам бой покажет, каким ты станешь.
Инструктор бьет ладонью по корпусу вертолета снаружи. Это сигнал, что пора определяться.
Они не станут кружить здесь часами в ожидании пока маменькины дочки и сыночки осмелятся спрыгнуть вниз.
Решать быть тебе злодеем или справедливцем заранее, наивнее детской мечты стать космонавтом.
Я наслаждаюсь ветром, вырывающим мои волосы из-под капюшона. Он бьет мне в лицо.
Всем сестрам по серьгам.
Пока остальные дышат затхлостью и гарью борта.
Я смотрю на Еву. Она гладит свои колени, время от времени поглядывая на окружающих. Спустя сутки половины из них не будет в живых. Она одна из немногих кто не скрывает желания начать убивать уже здесь.
Но я не вижу в её глазах ни капельки ненависти. Нетерпение.
Женщины так быстро усваивают правила.
Ненависть плохой помощник.
Он наклоняется ко мне и шепчет мне на ухо.
Чтобы вы понимали – это запрещено.
Он успевает это сделать только потому, что пятый зацепился сумкой за петли у люка, и сопровождение на минуту переключило на него всё внимание.
Он шепчет.
– Когда ты останешься один.
Разговаривать нельзя. Ветер вырывает слова из его рта и бросает мне в лицо.
– Точнее когда мы останемся один на один.
Он не смотрит на меня, чтобы не подать виду. Сумку снимают с петли и пятый выпрыгивает. Каждый сам выбирает будет он другом или врагом. Но самое страшное....
–
Ты просто прыгай. Не раздумывай.
Его слова на повторе в моей голове.
Только ты сам можешь решить друг рядом с тобой или враг.
Он выскакивает в окно следующим. Его фигурка становится сухой и мрачной. На синеющей траве распластывающейся волнами от лопастей вертолета. Он уменьшается и исчезает, пока мы летим сбрасывать следующего.
Это игра на доверие. И люди только потому и не могут оторваться от экрана, потому что мы формируем моду.
Ева смотрит мне в глаза и едва заметно покачивает пальчиком.
Моду на модели поведения, на жизненные стратегии. Миллионы молодых людей учатся на этом шоу. Учёные доказали. Собирали статистику поведенческих паттернов в тв шоу и поведенческих паттернов в поколениях воспитанных на них.
Она покачивает головой из стороны в сторону. Стискивает свои прекрасные губы. Я пытаюсь не оглохнуть от её немого крика.
Иногда поток информации просто оглушает вас.
Её глаза говорят "не верь".
Инструктор делает нам замечание.
Моду на доверие. Будет ли нарастающее поколение трикстерами, дружбанами или одиночками, будет ли оно безжалостным и беспощадным, упиваясь собственной жестокостью. Или они будут искать пути для установления долгосрочных связей, объединения в команды.
Ее глаза кричат: "…ни единому слову!"
Все это началось пару столетий назад. Какой-то задрипанный сериальчик про Нью-Йоркскую компашку друзей. Социологи отметили всплеск общительности и дружелюбности у последовавших поколений.
Мы тут большие дела делаем. Прикиньте?!
Теперь мы – главное шоу планеты. Наши немощные лица. Наши худые зады.
Образцы для подражания, слышали про такое?
Какими будут поколения будущего, решится сегодня.
Время презентовать свою стратегию.
Это как игра на доверие. И сложнее всего не выскочить из вертолета на полном ходу туда в холодную степь полную людей собирающихся тебя убить.
Сложнее всего выбрать карту.
Я зажмуриваю глаза, чтобы не слышать вообще ничего.
Это как игра, в которой ты сам выбираешь, кем тебе быть.
Я прыгаю.
Любой неудачник может научить вас тому, что не стоит недооценивать врагов. Любой герой скажет – еще страшнее недооценить себя.
Перекувырнувшись пару раз через плечо, я замираю в траве. Спину саднит от удара о корни деревьев. Хочется скрыться в траве. Я даже не заметил, как вертолета не стало над нашими головами. Тишина осыпалась с неба. Купол серых облаков над нами. Мы видим друг друга на расстоянии метров ста друг от друга.
Словно в рапиде я поворачиваюсь вокруг собственной оси. Как в хорошем кино остальные повторяют за мной.
Никогда не соглашайтесь на подобное.
Зрители уже прильнули к экранам в ожидании первой смерти.
Хотите сказать вы бы не сдрейфили?
Помните чемпионаты мира по футболу? Первого гола ждут больше всего.
Мы все еще стоим. Думаем каждый о своем.
Тракторные подошвы медленно тонут во влажном грунте, а лопатку холодит промокшее пятно плащевки.
Зрители у экранов скоро начнут нервничать.
– Мама, привет. Теперь ты будешь крепче запирать двери?
Они там. Наши матери. У экранов. Не думаю, что хотя бы одна из тридцати двух матерей сейчас стирает скатерти или ушла на рынок за патиссонами.
Они там. За экранами. В сотнях милях отсюда.
В двух сантиметрах от наших лиц.
Камеры снимают крупные планы. Тут холодно. Но на некоторых лицах вы бы могли разглядеть испарину.
Мы стоим, боясь пошевелиться, потому что это система сдетонирует мгновенно.
Это как начало атомной войны.
Я моргаю снова от того, что пот с бровей парой соленых капель проскальзывает по чешущейся коже на веке.
Когда я открываю глаза.
Все уже произошло.
Я никого не хочу убивать.
Десятки бегущих сквозь эту траву по пояс фигур.
Я вижу Ахмадзая, Хосэ Гассета, Балена, Дилана О’Брайена и Мануэля Ортегу. Они загоняют Густава Винклера, Жанар, Лючия Альбонезе, Коити Вакату.
Пока я оглядываюсь по сторонам арбалетная стерла врезается в голову Куинси Джонса, рассекая её как спелый гранат. Зернышки сыпятся во все стороны, а его взгляд так и застекленел в бесконечном пространстве над полем.
Нам дали пару арбалетов, но они так долго перезаряжаются и так мало стрел, что после каждого выстрела ты становишься слишком легкой мишенью.
Странно, но то о чем я думаю сейчас… Я думаю: вот, что значит «глазом не успел моргнуть».
Глаза открыты, а голова рассыпается на черепки.
Это словно выстрел стартового пистолета
Я рванул к лесу. Укрыться. Я пока не придумал ничего лучше. Сапоги уже успели отяжелеть от воды. И я слышу первые удары за спиной.
28 матерей осиротеют в течение суток.
Я вырываю свои каменеющие ноги из болотистого ила. Осочистая трава рассекает кожу на кистях рук с внешней стороны.
Мышцы в бедрах закипают от бега.
Кожа покрывается сотней красных царапин.
За спиной снова кого-то убили. Я оборачиваюсь на бегу и вижу как Мистер "Прыгай" бежит к тому же лесу, что и я. Миссис "Не смотри на меня", мистер "Я играю по правилам», они выбрали убежищем лес.
Дурная компания.
Мы все придумали одно и тоже.
Я смотрю через плечо.
Метрах в тридцати от меня Жанар Дугалова раскачивается над камышом. В её голове внушительная вмятина и она кажется уже без сознания. Больше всего она похожа на зомби. Ахмадзай сносит ей башку топором. На его лице…
Нет, правда – я не знаю, как это назвать. Мы, кажется, уже так давно загнали хищную агрессию человеческого рода в подсознание, что у нас нет даже слова для выражения этой гримасы.
О проекте
О подписке