– Ох, и везет же нам, Василий! Давно я не плавал в таких спокойных водах.
Бурцев стоял за штурвалом. Джеймс Банд расхаживал по рубке с видом заправского морского волка. Папский шпион-брави, стойкий китаец Сыма Цзян, да еще, как ни странно, рыжеволосая Ядвига – супруга добжиньского рыцаря пана Освальда – раньше других привыкли к безумной, по меркам этих времен, скорости и несмолкающему гулу двигателей под ногами. Остальные пока побаивались трофейной немецкой “ладьи” и передвигаясь по “раумботу” с предельной осторожностью.
– Да, повезло, – сдержанно ответил Бурцев.
Он тоже был рад, но боялся отпугнуть удачу.
– Во-о-он там слева, видишь, берег? – не унимался брави.
Бурцев вгляделся. Ничего, кроме неясной серой дымки на горизонте… Может, в самом деле, берег, а может – и нет.
– Это Крит, Василий! Мы уже огибаем Крит. Адриатику прошли, Ионическое море – тоже. Считай, две трети пути позади!
– Ну, и славно!
Бурцев снова смотрел вперед. Садиться на мели или налетать на скалы не хотелось. Но Джеймс, действительно, порадовал. Жаль вот только, радость та длилась недолго.
Минут через пять в рубку вбежала Ядвига – перепуганная, взволнованная донельзя.
– Птицы!
Полячка тоже указывала куда-то в сторону Крита.
Птицы? Ну и подумаешь! С чего такой переполох-то? Мало, что ли, чаек вокруг носится? Бурцев еще раз скользнул взглядом по далекому, сокрытому туманным маревом берегу. И по небу над ним. Глаз зацепился за две крупные точки в безоблачной синеве. Темные точки быстро приближалась. И… и это были не птицы.
Отдаленный гул “Мессершмиттов” они не услышали из-за гудения собственных двигателей. Вот и проворонили противника. Почти проворонили… Стоп машина! Бурцев отключил дизель. Все равно от самолетов не удрать.
На корму, к пулемету!
Бурцев выскочил на палубу. Катер еще двигался по инерции, чуть покачиваясь на слабой волне. Скоро совсем остановится. А по неподвижной цели так удобно бить с воздуха!
Старые знакомцы “Ме-109” уже заходили в атаку. Первый, второй… Ведущий, ведомый… Значит, летчики знают о венецианских событиях? И о “полковнике Исаеве” знают? И о дерзком захвате атомного “раумбота”? А почему бы и нет? Отчего бы, собственно, и не знать-то? В тринадцатом столетии теперь имеется радио. У цайткоманды СС – имеется. И не менее надежная связь между магическими платц-башнями – тоже.
– Вон с палубы! – рявкнул Бурцев. – Все!
Верная дружина с мечами и луками сейчас не помощница.
Правда, оставалась еще слабенькая надежда… На собственную исключительность: до сих пор ведь немцы пытались взять “полковника Исаева” живым. И на важность спецгруза надежда: как-никак, а в трюме угнанного “раумбота” покоится секретное чудо-оружие Третьего Рейха… Не станут же эсесовцы топить свою драгоценную “кляйне атоммине”. Или… Или все же станут?
А “Мессершмиты” уже совсем близко. Пикируют. Берут на понты? Будут бить на поражение? Бурцев готовился к худшему. Бурцев готовил кормовое орудие к бою.
Двадцатимиллиметровые крыльевые пушки ведущего “Мессера” ударили по воде. На морской глади взметнулись и побежали к катеру фонтанчики брызг. Пересекли “раумбот” двумя смертоносными росчерками. Грохот, лязг металла за спиной. Испуганные крики… Немецкий ас, отстрелявшись, ловко вывернул в сторону. Ушел безнаказанным.
Бурцев выматерился. Их все же топили! Здорово задело носовую часть, и по всему выходило: в пленных фашики не нуждались. Или так припекло, что не до пленных теперь?
Ну конечно! Все ведь просто, как дважды два: сами по себе, отдельно друг от друга, и “полковник Исаев”, и “атоммине” представляют для немцев ценность. Но вместе – только угрозу. Фрицы понятия не имеют, что намерен делать непредсказуемый “полковник” со своей ядерной добычей. Потому и стараются его остановить. Любой ценой.
С моторамы под двигателем ведомого “Мессера” застрочили пулеметы. Прочертили воздух трассирующими пунктирами. И еще две дорожки смерти побежали по воде к “раумботу”. Дзинь-дзинь-дзинь… Несколько пуль вошло в правый борт. Тоже – у самого носа. Летчики работали аккуратно: избегали бить в середку, в трюм, в “атоммине”. Боялись? Вполне возможно. Кому охота пикировать на цель, которая в любой момент может обратиться в ядерный гриб?
Снова – крики за спиной. И стремительная тень над катером. И крылья. И кресты на крыльях.
В этот раз Бурцев врага не упустил.
Развернуть орудие. Поймать в прицел хвост уходящего самолета. Ударить ответной – длинной, но расчетливой очередью. Огрызнуться, отстрельнуться, не жалея патронов.
Ствол зенитного “MG. C/38” ходит ходуном, ствол изрыгает пламя. Ходил, изрыгал, пока… Щелк, звяк… Минус один магазин и… Есть!
За “Мессершмиттом” потянулась полоска дыма. Тонюсенькая поначалу, почти незаметная. Но чем дальше удалялась подстреленная машина, тем отчетливее пятнала небо черным клубящимся следом. Зловещий шлейф ширился, расползался. Яркие пляшущие язычки объяли самолет. Вспышка… От пылающей “кометы” отделилось белое пятно. Парашют?
Пятно тоже пыхнуло, задымилось.
Горящий парашют! Лизнуло-таки жадное пламя вываливающегося из кабины пилота, окропило огненными брызгами уложенный в ранец прочный легкий шелк, подпалило…
Спасительная опора о воздух была потеряна. Парашютист на прожженном, дырявом, бесполезной тряпкой полощущемся по ветру куполе падал камнем. И не остановить, не притормозить уже то смертельное падение. А с такой высоты, да с такой скоростью… В общем, что об землю, что об воду – без разницы. Верная смерть, в общем. Не повезло сегодня немцу.
Ведущий “Мессер”, развернувшись, шел в повторную атаку. Надвигался с кормы. С воем заходил в пике. Все правильно: сначала нос, теперь корма. Остальное затонет само собой. Тихо, мирно, спокойно, без ядерных катаклизмов.
Бурцев уже перезарядил орудие. Уже навел на цель. Уже ругнулся по поводу дурацких деревянных щитов на пулемете, от которых в этом поединке пользы не больше, чем от листа ватмана. Точка в прицеле росла. Точка летела, падала на него. Молчаливая пока и страшная – жуть! Бурцев ждал. Чем раньше ударить, тем меньше вероятность попадания. И тем больше шансов без толку высадить весь магазин в белый свет как в копеечку. А удастся ли перезарядить орудие по новой – большой вопрос.
Точка перестала быть точкой. Превратилась в винт. В крылья. В пушки и пулеметы. Пушки и пулеметы смотрели Бурцеву в лицо.
Он вспомнил… Два года назад. Чудское озеро. Вороний камень. Стремительно приближающийся “Мессершмитт”. Бурцев прячется в коляске трофейного “Цундаппа” за живой баррикадой из тел и щитов. Выжидает, вцепившись в пулемет. Чтобы ударить внезапно, нежданно. Тогда, в апреле 1242-го, его не было видно до последнего момента. Сейчас же немецкий ас видит все, как на ладони. И тщательно выцеливает противника.
Дрейфующий “раумбот” и ревущий “Мессер” будто готовились к самоубийственному тарану без единого выстрела. Но на самом деле друг другу противостояли не катер и самолет, не зенитка и скорострельные авиационные пушки, а два человека. На самом деле шла война нервов. Война, в которой нажать на гашетку следует в самый нужный момент – не раньше, но и не позже. А уж степень нужности этого критического момента каждый определяет по собственному усмотрению.
Противники были еще далеко друг от друга. Но самим им казалось иначе. Казалось, их отделяет лишь полутораметровый ствол кормового орудия «раумбота» и бешено вращающийся винт “Мессершмитта”. А что оставалось между дульным срезом и пропеллером – такая малость! То, что оставалось, почти не шло в расчет. Одно мгновение почти не шло, второе почти не шло, третье…
Они нажали одновременно.
Бурцев, ревя ненамного тише “MG. C/38”, лупил по непрерывным всполохам, в которые обратился вдруг вражеский самолетик в кружочке прицельной рамки. Пилот цайткоманды СС поливал огнем пушек и пулеметов яркую пульсирующую точку на корме катера.
Воздух вокруг самолета наполнился свистящей смертью. Вода у кормы “раумбота” взбурлила.
Пули застучали по металлу. Бронебойные снаряды прошили палубу, ушли ниже, разворотили нутро машинного отделения, вспороли обшивку. По всей кормовой части судна немецкий штурмовик прочертил косые следы рваных пробоин.
Бурцев глох и орал. Орал и глох. И стрелял. Когда разлетелись в щепки навесные деревянные щиты – стрелял. Когда смерть ударила спереди – стрелял. И когда ударила сзади – тоже стрелял. И когда – справа. И слева когда…
Он тоже попал под выстрелы вражеской пушки. Но попал между ними. Лишь чудом его не задело. Чудом не задело орудие.
Задрав ствол, Бурцев сопроводил огнем черные кресты, пронесшиеся над головой.
Пулемет на подвижном лафете вел цель легко и послушно. И пулемет не подвел. С искореженной, изрешеченной, вставшей дыбом и раком палубы он достал-таки фрица.
В этот раз черного дымного следа не было. И белого парашюта – тоже. Был взрыв, были разлетевшиеся в стороны крылья и хвост.
И звонкий щелчок.
И минус еще один магазин.
Далеким-предалеким эхом отозвался второй взрыв: то о поверхность воды расшибся подстреленный ранее “Мессер”. Темная полоса на безоблачном небе указывала место падения. А одинокого парашютиста с ошметками горящего купола уже не видать…
Бурцев вытер пот со лба.
Неужели все прошло настолько быстро? Неужели один штурмовик он умудрился сбить, пока падал второй? А ведь казалось-то! Казалось, будто полжизни минуло в всполохе огней, грохоте выстрелов и собственном безумном оре.
В горле першило и саднило. Дышалось тяжело, вдыхалось помногу. А воздух – вонючий, вперемежку с пороховыми газами. Бурцев откашлялся, глянул на пробоины в палубе. Ноги почему-то отказывались держать – его повалило на пулемет.
– Тонем! Мы то-о-онем! – звонкий голос Ядвиги мигом вывел из ступора.
Ё-о-пс! Так вот что с ногами! Дырявая палуба кренилась. Изрешеченная корма погружалась в воду. Разбитый нос судна задирался верх. Действительно, тонем! Катер ведь прошили насквозь! А на борту – никаких спассредст! Они держались на плаву лишь благодаря низкой осадке разгруженного судна. Но это продлится недолго. Если ничего не предпринимать.
Бегом – в машинное отделение. Бурцев прыгнул вниз. Сразу ухнул в воду по пояс. Пока по пояс. Течь тут была всюду. Вода шумела, бурлила. Отсек наполнялся так быстро, что никакая помпа не поможет. А кругом – искореженное железо да разорванные трубы.
Люк! Люк герметичной перегородки! Задраить, замуровать намертво машинное отделение, пока еще можно успеть. Он задраил, замуровал. Успел…
На палубу его – промокшего, нахлебавшегося – вытащили Дмитрий и Збыслав. Рядом сидел на корточках Сыма Цзян. Китаец задумчиво ковырял пальцем пробоины – сравнивал следы от авиапушек “Мессера” со ствольным срезом трофейного “шмайсера”.
– Птица-дракона кидалася в наша корабля большая невидимая стрела, – глубокомысленно изрек старик.
Бурцев кивнул на кормовое орудие:
– В том вон самостреле стрелы такого же калиб… ну, размера такого же.
Китаец просветлел:
– Если это така, то моя думается, очень хорошо, что наша ни в чем не уступается ихняя.
Сухонький палец старика уткнулся в небо. Там, в безоблачной синеве, еще не рассеялся дымный след.
– Ни в чем, – согласился Бурцев.
И отвернулся.
Только вот улететь мы отсюда не сможем, друг Сема. Ни улететь, ни уплыть. Движок-то – вдребезги. Так что прощай, Святая Земля.
И Аделаидка – тоже прощай.
Скособоченным поплавком они дрейфовали куда-то в сторону от Крита. Да не куда-то – в открытое море дрейфовали. Долго. Нудно. Безнадежно.
Корма полностью ушла под воду. Игривые волны перекатывались через палубу, плескались у зенитного лафета. Вокруг расплывалось радужное маслянистое пятно. Первая экологическая катастрофа на Средиземноморье…
Разбитая, полузатопленная посудина едва-едва держалась на плаву. Чуть испортится погода, чуть усилится ветер, чуть повыше станет волна – и они гарантированно пойдут ко дну.
Спасение пришло в том обличье, в котором его тут ну никак не ждали.
Первой алые пятна на горизонте заметила все та же глазастая Ядвига. О, это было что-то! Поистине, нет для мореходов, терпящих бедствие, зрелища милее. Кричали и махали руками все. Как сумасшедшие. Как буйнопомешанные. Бурцев с трудом удержался от желания дать очередь-другую из зенитки. Но это, пожалуй, было бы лишним. Стрельба могла отпугнуть спасительные алые паруса.
Их тоже заметили, и к ним приближались. Можно было уже различить не только паруса цвета надежды, но и пузатый корабельный корпус. Здоровенный какой! А за первым судном, чуть поотстав, следовали второе и третье. Оба шли в кильватере, так что не сразу и приметишь.
Авангардный корабль – грузный, неповоротливый, скуластый, двухпалубный, с округлыми боками и двумя громадными рулевыми веслами был значительно крупнее двух других. Около тридцати метров в длину, семь-восемь в ширину. Бросалась в глаза массивная двухъярусная надстройка, уходящая уступами за корму. Две мачты-однодеревки – фок-мачта, установленная ближе к носу, и грот-мачта, возвышавшаяся в центре, – несли на составных, обмотанных канатами реях косые латинские паруса. Верхушки-топы венчали наблюдательные корзины. А от желто-золотистых флажков и вымпелов, буквально облепивших судно, рябило в глазах. И на каждой развевающейся тряпице – одни и те же геральдические львы. Красные, коронованные, поднявшиеся на задние лапы…
Малые суда сопровождения выглядели попроще и поскромнее. Зато двигались шустрее, и, благодаря подвесному рулю на ахтерштевне и румпелю, пропущенному через корму, маневрировали лучше. Да и вид имели более грозный. На каждом – по одной мачте и по одному прямоугольному парусу. На носу и корме – боевые площадки в виде деревянных крепостных башенок. Меж зубцов – щиты. Над щитами – вооруженные люди.
Все три корабля жадно ловили парусами слабый попутный ветерок. Ветер толкал суда к “раумботу”.
– Похоже на торговое судно и конвой охраны, – заметил Бурцев. – Мы спасены!
Ответил Джеймс Банд. Сухо, без особой радости:– Да, тот, что идет впереди, действительно, грузовой неф. Судя по флагам и геральдическим знакам, корабль принадлежит Кипрскому Королевскому Дому[2]. И два других, в самом деле, военные когги. Но только это не охрана. Ни на одном из них я не вижу гербов Кипра. На них вообще нет никаких опозновательных знаков. И это мне не нравится.
Брави хмурил брови.
– В чем дело, Джеймс? Выкладывай, – потребовал Бурцев.
– Когги прятались за королевским нефом, чтобы не спугнуть нас раньше времени.
– Ты хочешь сказать…
– Это пираты, Василий.
– Что?!
– Их полно в этих водах.
Так-с… К атомному “раумботу”-подранку начинают слетаться стервятники! Господа корсары жаждут порыться в трюмах судна цайткоманды СС. И как объяснить этим ребятам, что, окромя груза радиоактивного урана, им здесь ничего не светит?!
– Думаешь, нас хотят перебить, брави?
– Если сдадимся – нет, – криво усмехнулся Джеймс. – Рабы ценный товар.
Неф-прикрытие, разукрашенный королевской символикой, замедлил ход и неуклюже отвалил в сторону. Зловещие когги, наоборот, выдвигались вперед и брали жертву в клещи. Один заходил на абордаж с правого борта. Другой ложился в дрейф неподалеку. Этот поддержит атаку стрелами, если добыча вдруг вздумает сопротивляться.
А “добыча” сдаваться не собиралась. Джеймс уже держал в руках свой нож-кольтэлло. Гаврила поигрывал булавой. Освальд тянул из ножен меч. Нож, булава, меч… Нет, в данной ситуации лучше использовать другое оружие.
– Сыма Цзян, хватай!
Бурцев протянул китайцу трофейный “шмайсер”.
– Будешь стрелять, когда я скажу, понял?
– Моя все-все понимайся, – закивал старик.
– Гаврила, а ты не сочти за труд присмотри пока за этим…. Только осторожней. Как понадобится – отдашь.
Алексич без возражений навесил на плечо ремень фаустпатрона. Тяжелая гранотометная труба для богатыря была что соломинка. Единственную имевшуюся в их распоряжении кумулятивную гранату новгородец положил себе под ноги – так подать ее воеводе можно сразу, без заминки.
Сам Бурцев встал к кормовому орудию. Снял с борта мокрый набухший шит. Кое-как навесил на зенитку взамен разнесенного “мессеровскими” пушками. Немцы все-таки с этими щитами хорошо придумали. А то вон, когг поддержки так и норовит зайти с фланга. Если успеют дать залп… В общем, лишняя защита от стрел не помешает. Ни ему, ни тем, кто будет стоять рядом.
Он зарядил пулемет…
Вода мочила ноги, но до того ли сейчас? Бурцев навел двадцатимиллиметровку на когг, готовившийся к абордажу. Боеприпасов после отражения воздушной атаки оставалось – кот наплакал. Но чтоб отпугнуть от “раумбота” средневековых пиратов, пожалуй, хватит. Хотя…
Стоп! Он убрал руку с гашетки. А к чему отпугивать? Собственное-то спасение? Других кораблей они ведь могут и не дождаться.
– Всем сложить оружие! – приказал Бурцев.
Пару секунд на него смотрели как на умалишенного.
– Что?! – первым взбунтовался Освальд. – Хочешь провести остаток дней гребцом на галере?
– Нет, Освальд, я просто хочу сменить корабль. Лоханка Хранителей вот-вот пойдет ко дну, а когг… Если бы нам удалось его захватить …
Дошло, наконец! Дружинники один за другим клали оружие на палубу. Не слишком далеко, правда, чтоб под рукой было. Правильно…
– Джеймс, ты, вроде, разбираешься в морском деле? – спросил Бурцев.
– Угу, – утвердительно кивнул папский шпион-убийца.
– Как думаешь, мы суправимся с коггом?
Джеймс пожал плечами:
– Ну-у… Коггом управлять, конечно, проще, чем нефом. Если все правильно будут выполнять мои команды. Жаль, конечно, что вы не моряки…
О проекте
О подписке