Польский город обречен. Только внутренняя цитадель еще сможет продержаться некоторое время. Хотя сможет ли? Если осаждающие подтащат и к воротам Вроцлавского кремля свои стенобитные орудия, если поставят напротив городского замка требюше…

Глава 33

– Хорошо, – послышался голос Освальда.

– Что хорошо? – не понял Бурцев.

– Хорошо, что мы вышли именно сюда, Вацлав. Тут есть, кого умыкнуть. Видишь всадника возле костра? Того, который командует всеми этими пороками и которого прикрывают щитами татарские дружинники?

Бурцев пригляделся. Сначала он увидел у костра лишь знакомого уже сухонького желтолицего старичка в длинных одеждах – тот осторожно подпаливал фитиль очередного горшка с горючей смесью. Странная, кстати, посудина – небольшой и невзрачный железный шар, усеянный шишечками-нашлепками, похожими на небольшие притупленные шипы. Но в стороне за манипуляциями поджигателя, действительно, наблюдала группа всадников. И среди них…

Ага! Вот чья луженая глотка отдает здесь приказы! По блеснувшей в свете огня серебряной пластине на груди военачальника и лисьему хвосту на его шлеме Бурцев узнал в гордом наезднике, окруженном панцирными конниками, татаро-монгольского «князя», что вез пороки по тракту.

– Важная персона, – хищно прищурился Освальд. – Эх, удалось бы его полонить… Если Агделайду перехватили язычники, такой знатный воевода непременно должен об этом знать. Да и обменять его на княжну можно. Вишь, какие поклоны отвешивает ему тот – с огненным железным кувшином…

Старичок в самом деле низко поклонился всаднику с серебряной пластиной на груди. Тот кивнул в ответ, что-то рявкнул. Вновь раздвинулись тяжелые щиты-мантлеты, телохранители сгрудились вокруг господина, а старичок аккуратно вложил дымящийся снаряд в оттянутую к земле «ложку» катапульты.

На этот раз залпа как такового не было. Ни требюше, груз которого только-только начал подниматься вверх, ни остальные пороки не сделали ни единого выстрела. А желтолицый человечек все ждал чего-то возле заряженной катапульты, не отводя взгляда от шишкастого железного горшка с горящим фитилем.

Ага, вот дедок размахивается деревянной колотушкой. Вот выбивает фиксатор стенобитного орудия. Катапульта выстрелила. Навстречу вроцлавским стрелам полетел один-единственный снаряд. Полетел, долетел…

Крики и бой барабанов заглушил… Взрыв! Огненный фейерверк озарил ночное небо краткой и необычайно яркой вспышкой – шар, похожий на набалдашник огромной булавы, рванул точно над крепостной стеной. Хорошо так рванул: сбитые осколками защитники горохом посыпались вниз.

Василий ошарашенно взирал на рассеивающееся облачко дыма. Бомба?! Настоящая пороховая бомба!

Вопли боли и ужаса доносились со стен, из-под стен, с соседних башен.

В городе началась паника. Да и бойцы Освальда утратили прежнюю решимость.

– Магия! – просипел добжинец.

Краковские дружинники истово крестились, Янек что-то тихонько бормотал на латыни. Даже Збыслав с дядькой Адамом заметно сникли.

А на стенах Вроцлава творился полный бедлам. Шлемы защитников, мелькавшие среди разбитых каменных зубцов, стали пропадать один за другим. Из бойниц исчезали самострелы, лучники покидали позиции. Пылающие деревянные перекрытия, скаты крыш и переходные галереи укреплений никто теперь даже не пытался тушить. Горящие дома – тоже. Наоборот, в городе разгорались новые пожары. Запылали целые улицы и кварталы. Судя по всему, вроцлавцы уходили с расшатанных стен и жгли все, что могло гореть.

Прикрывают огнем отход к городской цитадели, – догадался Бурцев.

Внешняя стена быстро опустела. Монотонный гром боевых барабанов сменился частой дробью. Торжествующие крики слились в единый боевой клич. А у Бурцева отвисла челюсть: степняки огласили ночь хорошо знакомым «ура-а-а!».

По команде всадника с серебряной пластиной на груди и лисьим хвостом на шлеме обстрел брошенных укреплений прекратился. Лучники перестали терзать тетивы. Сдвинулись в сторону утыканные вроцлавскими стрелами деревянные щиты-мантлеты. В образовавшийся проем хлынула вопящая толпа.

Вот через полузасыпанный ров перекинуты легкие штурмовые лестницы. А вот они уже стоят, прислоненные к стенам, и вверх – на разбитые пороками укрепления – карабкаются татарские воины. Карабкаются, не встречая ни малейшего сопротивления.

Вскоре татары хозяйничали на городских стенах. И за стенами, надо полагать, тоже. Бурцев видел, как распахнулись ближайшие ворота крепости, как опустился подъемный мост, как с гиканьем и свистом устремилась к привратным башням застоявшаяся конница. Пространство возле стенобитных машин опустело. Кроме пленных, которым посчастливилось пережить этот штурм, десятка легковооруженных надсмотрщиков с луками и плетьми, небольшого отряда конных панцирников во главе с хвостошлемым военачальником да желтолицего старика на «батарее» не осталось никого. Вряд ли представится более подходящий случай захватить «языка».

Бурцев взглянул на Освальда:

– Не пора ли приступать?

Добжиньский рыцарь нахмурился:

– Я бы предпочел не нападать на этого татарского князя. Ты видел магический шар, взорвавшийся над крепостной стеной?

– Так это же просто…

– Это не просто, Вацлав! – оборвал пан. – Это значит, что у язычников есть могущественный колдун! И ему подвластна сила небесных молний и грома! Вряд ли мечами и стрелами можно одолеть такую магию.

А вокруг пороков уже кричали и суетились люди, демонтируя метательные машины. Стучали топоры, скрипело дерево. Сараи-тараны катились к распахнутым городским воротам. Ну, конечно! Все это добро пригодится при штурме внутренней Вроцлавской цитадели.

Воинов на «батарее» стало еще меньше. Татаро-монголы загоняли полонян за вроцлавские стены. Понятное дело: кому-то ведь надо расчищать дорогу для передислокации стенобитных орудий.

– Освальд! – вновь обратился к рыцарю Бурцев. – Сейчас самое время для нападения. Никто не ждет атаки с тыла. Войско вступает в город. И с татарским «князем» охраны почти не осталось. Если нападем внезапно, успеем перебить всех и захватить пленника прежде, чем сюда прибудет подмога. Заодно умыкнем и кого-нибудь из надсмотрщиков. Они вроде полонянами по-польски приказы отдают. Ну, чем не переводчики! А, Освальд?

Добжинец думал.

– А чтобы воспользоваться магией, тоже ведь требуется время, – додавливал Бурцев. – Нам просто нужно действовать быстрее татарского колдуна.

Освальд медленно опустил подбородок. Это был кивок. Это был знак согласия. В глазах рыцаря заиграли притухшие было бесшабашные огоньки:

– Будем драться!

…Небольшая, поросшая кустарником балка между холмами вряд ли укрыла бы их днем, но в ночной мгле она надежно оберегала небольшой партизанский отряд от чужих глаз. Да и не оглядывались сейчас кочевники на свои тылы.

Извилистый овражек тянулся почти до самых позиций вражеской «батареи», и партизаны незамеченными продвинулись еще ближе к противнику. До стенобитных машин теперь – не больше сотни метров. Но дальше скрытно идти уже нельзя. Значит, бой завязывать придется отсюда. Что ж, стрелки дядьки Адама не промажут. Благо костры у частокола яркие. Да и пролететь эту стометровку в галопе – дело считанных секунд.

– Твои хлопцы, дядька Адам, бьют первыми, – распорядился Освальд. – Стреляйте в тех дружинников, кто подальше от татарского князя. Не дай вам бог зацепить его самого. И сразу посшибайте лучников.

Дядька Адам принялся деловито раскладывать перед собой стрелы. Остальные волчьешкурые лучники молча последовали примеру вожака. Одна стрела, две, три… Весьма предусмотрительно! В скоротечной перестрелке со стометровой дистанции на счету будет каждое мгновение. И если стрела уже лежит под рукой, перед глазами, а не топорщится в колчане за спиной, у лучника появится небольшаое преимущество.

– Янек! – продолжал Освальд. – Ты со своими бойцами скачешь со мной! С первой же стрелой – в седла и вперед, во весь опор. Не мешкать, не отставать. Ясно?

Дружинники покойного воеводы Клеменса закивали.

– Наша задача – прорубиться к татарскому князю. Бить только тех язычников, кто встанет на пути. Бегущих не преследовать. Ими займутся лучники. Слышь, дядька Адам, никто не должен уйти за подмогой.

– Так никто и не уйдет, – заверил прусс.

– Збыслав! Будь подле меня. В бой без нужды не лезь.

– Да как же… – запротестовал было оруженосец.

– Цыц! Держи мачугу наготове, но особенно ею не маши. Отобьешь у татар двух лошадей – для князя языческого и для толмача. Только им самим не вздумай сдуру головы проломить.

– Ты забыл обо мне, Освальд, – подал голос Бурцев.

– Не забыл. Поскачешь с Янеком. Хотя… Вижу, ты арбалетец с собой притащил. Не пропадать же добру. Заряжай. Сначала выпустишь стрелу вместе с хлопцами дядьки Адама, потом поскачешь за Янеком. Перезаряжать не надо – время дорого.

Он пожал плечами: не надо так не надо. Тут хотя бы подготовить оружие к первому выстрелу. Бурцев упер самострел в землю, вставил ногу в тупоносое «стремя». Хорошо еще, что попалась простая конструкция – без всяких там зарядных воротов и «козьих ног». Он напрягся, пытаясь натянуть тугую тетиву. Не вышло. Только кожу с пальцев чуть не содрал. Да, эта штуковина посерьезнее самострельчика Аделаиды будет, а опыта обращения с подобным оружием пока маловато.

И вновь выручил Збыслав. Оруженосец Освальда молча взял арбалет, вдавил ногой шипы «стремени» в грунт, надел толстую кожаную перчатку, подцепил тетиву и рывком – резко разогнув спину – зарядил. Готово! Короткий, тяжелый болт Бурцев вкладывал уже сам.

Освальд, наблюдавший эту сцену, неодобрительно покачал головой:

– Сдается мне, Вацлав, с арбалетом ты не очень дружен. Стрелять-то хоть доводилось?

– Было дело, – угрюмо ответил Бурцев.

Помнится, он пригвоздил к повозке Аделаиды налетчика в маске. Тогда расстояние до цели было приблизительно таким же. Правда, стрелял он днем, а сейчас… Что ж, возле костра и сейчас день.

– Ну, смотри! – сверкнул очами Освальд. – Только не подстрели татарского князя. Не то я тебя самого зашибу, понял?!

– Пан Освальд! – встревоженный шепот Збыслава заставил рыцаря обернуться.

Глава 34

Ай, нехорошо! Татарский лучник в легком кожаном доспехе настороженно всматривался во тьму. Воин наложил стрелу на тетиву, а его мохнатая лошадка, повинуясь воле всадника, сделала первый шаг к засадному овражку у холмов. Потом еще один.

– Почуял, ирод… – выдохнул Освальд. – Дядька Адам, луки к бою!

– Уже, – шепотом ответил бородач.

Люди в волчьих шкурах поднялись из укрытия одновременно. Мгновение – и тетивы натянуты до уха.

Татарин не растерялся, не шарахнулся в сторону. Вскрикнул, предупреждая соратников об опасности, вскинул свой лук. Он оказался на одной линии прицела с гарцевавшим чуть позади тяжеловооруженным всадником из охраны татарского «князька». Телохранитель тоже разворачивал коня.

Бурцев, опередив всех, нажал спусковой рычаг арбалета.

Оперенный болт ударил в цель. Лучник с разорванным горлом, хрипя и харкая кровью, повалился на землю, словно куль. Конный латник за его спиной схватился за лицо: из-под шлема торчало окровавленное короткое древко. Удачный выстрел! Арбалетный болт поразил вторую жертву. Одним махом двоих побивахом…

В воздухе уже свистели стрелы партизан. Из темноты в освещенное кострами пространство ринулись всадники Освальда. Грохнули о землю копыта, освобожденные от мягких тряпичных «портянок». Лязгнула сталь, вырываемая из ножен. Закричали, разбегаясь в ночь, полоняне…

Вражеские конники, сбитые стрелами, валились наземь. Убитые, раненые…

Бурцев отбросил разряженный арбалет, вскочил в седло, а хлопцы дядьки Адама повторили смертоносный залп. Когда он погнал Уроду вслед за дружинниками Янека, лесные лучники спустили тетиву в третий раз.

Степняки, правда, в панику не ударились. Тяжеловооруженные всадники плотно сбились вокруг своего предводителя и отступили от костров. Несколько уцелевших лучников отстреливались с невероятной меткостью и скоростью. Прежде чем отряд Освальда врубился в преграду из людей, коней и железа, Янек потерял двух дружинников. Предсмертный крик прозвучал и среди стрелков дядьки Адама. Но едва дело дошло до рукопашной, смешавшей всех и вся, обе стороны прекратили перестрелку. Время стрел прошло. Теперь судьбу схватки решали мечи и сабли.

Освальд точным копейным ударом, красиво – словно на турнире – вышиб из седла татаро-монгольского всадника. Мощный рыцарский конь по инерции опрокинул своим весом еще одного противника, но уже в следующее мгновение кто-то ловко срубил наконечник Освальдова копья. Добжинец выхватил меч.

Збыслав тем временем сбил кистенем легковооруженного лучника и теперь отмахивался сразу от трех противников. Грозно рассекающая воздух мачуга да нехарактерная для внушительной комплекции оруженосца ловкость пока спасали его от неминуемой гибели.

Дружинники Янека тоже увязли в схватке, утратив преимущество внезапного натиска. Силы оказались приблизительно равны, а в жестокой рубке кочевники ничуть не уступали полякам. Сокрушительные удары тяжелых мечей и хитроумные западные фехтовальные приемы с одной стороны. Восточная манера боя, основанная на ложных выпадах, бешеной игре легким кривым клинком и частых рубящих ударов – с другой…

Объяви сейчас кто-нибудь тотализатор, Бурцев затруднился бы с выбором – на чью победу делать ставки. Впрочем, победа, как таковая не интересовала ни одну из сторон. Поляки прорывались к татарскому военачальнику, а кочевники сосредоточились на спасении своего предводителя. Они вели оборонительный бой, даже не пытаясь контратаковать, и медленно пятились к частоколу – за раздвинутые щиты-мантлеты.

Уводят своего «князя», уводят! С ходу опрокинуть врага партизанам не удалось – небольшая гвардия панцирных всадников оказалась крепким орешком.

Бурцев бросился на помощь Освальду, которому приходилось особенно тяжко. Рыцарь пробился сквозь вражеские ряды дальше остальных, и теперь противник обступал его со всех сторон. Добжинец еще держался, но изрубленные доспехи Освальда обильно покрывала кровь – и не только чужая. Рыцарь уже пошатывался в седле. В одиночку он долго не протянет.

Бурцев успел рубануть по чьей-то чешуйчатой спине, по звонкому стальному шлему, отороченному мехом, по круглому – с плетеной бахромой вдоль края – щиту. Правда, ни один татарин так и не рухнул с коня под его мечом. Зато ближайший противник Освальда развернул лошадь мордой к Бурцеву.

– Пан Освальд! – с правого фланга к добжиньскому рыцарю пробивался Збыслав. Обзавестись запасными конями он так и не успел. До коней ли сейчас! Увесистый шарик на цепи с гудением выписывал в воздухе круги, петли и восьмерки. Два вражеских воина с размозженными черепами уже валялись позади рыцарского оруженосца.

Появление косолапого гиганта пришлось весьма кстати: израненный Освальд едва держался на лошади. Збыслав, ударив сзади, ловко – как скорлупу ореха – расколол кистенем еще один шлем. Остальных противников оруженосец просто отогнал своей грозной мачугой от обессилевшего господина.

Но вот Бурцеву помочь было некому. Напавший на него кочевник оказался искусным бойцом. Первый удар прямого клинка он играючи отбил изогнутой саблей. Бурцев поднял щит, взмахнул мечом, надеясь исправить свою ошибку. И… сам едва не слетел с коня от ответного удара. Лишь по чистой случайности край щита прикрыл лицо. Но промежуток между первым и вторым взмахами кривого клинка был слишком мал, чтобы вновь воспользоваться щитом. Пришлось парировать мечом.

Металл зазвенел о металл. Сотрясение отозвалось по всей руке – от кисти до самого плеча… Сабля противника скользнула вдоль меча, цапнула эфес. Затем последовал хитроумный финт кистью. И Бурцев проводил прощальным взглядом собственное оружие, взлетевшее вверх.

Да, Васек, биться в конном строю на железе – это тебе не резиновой дубинкой махать в спортзале.

А кривая сабля отразила свет костров над головой Бурцева. Вот так, значит, кончают свой путь омоновцы, сунувшиеся в чужое время.

Лающий крик перекрыл шум боя – татарский военачальник отдал своим телохранителям очередной приказ. И…

…разящего удара не последовало. Воин, уже занесший клинок над Бурцевым, резко развернул лошадь. Тот же маневр одновременно проделали и другие охранники «князька». Бегство их было настолько неожиданным и беспричинным, что поляки в недоумении замерли с поднятым оружием.

Кочевники расступились. И среди конных возник пехотинец. Все тот же желтокожий старик в длинных одеждах. Лицо перекошено. Сощуренные глазки – еще более узкие, чем у остальных степных воинов – превратились в две морщинистые щелочки, а одеяния, никак не соответствующие статусу воина, угрожающе колыхнулись. В зубах желтолицый держал дымящийся обрывок промасленной ткани, а в руках…

Бурцев всмотрелся. Две чудные болванки – по одной в каждой руке. Глиняные толстостенные круглобокие горшочки поблескивали железными нашлепками. Похоже на плошки-лампадки с фитильками в узких горлышках.

Визжа что-то сквозь сжатые зубы, старик поднес ко рту один глиняный шар. До чего же он похож сейчас на бойца, вырывающего зубами чеку гранаты!

Ну да, а чем еще может быть эта глиняная округлая чушка?! Если набить такую порохом под завязку, да запалить фитиль…

Желтолицый уже запалил: струйка дымка взвилась над глиняным снарядом. Все правильно: большие бомбы метают во врага катапультами, маленькие – можно и так. Взмахнув рукой, старик швырнул глиняную бомбу в поляков.

Рвануло над Освальдом, Збыславом и двумя краковскими дружинниками. Всех четверых окатило сверху огнем, осколками, вонючим дымом. Оруженосец добжиньского рыцаря скорее инстинктивно, нежели осознанно, прикрыл себя и господина щитом. А вот дружинникам не повезло: обоих буквально вышвырнуло из седел. Оглушенные, обожженные, побитые осколками, подняться они уже не смогли. С жалобным ржанием рухнул конь под Освальдом: несчастному животному перебило позвоночник. Опаленный жеребец Збыслава шарахнулся в сторону. Запаниковавшие партизаны тоже разворачивали лошадей.

Плохо! Если побегут сейчас – всем крышка.

Бурцев заорал во всю силу легких, как некогда при стычке со скинами:

– Стоя-а-ать!

Поляки в нерешительности затоптались на месте. А желтолицый бомбист подпаливал фитиль второй гранаты. Огонь тлеющей ветоши, должно быть, жег ему губы, а едкий дым лез прямо в глаза: из зажмуренных щелочек ручьем лились слезы. Однако старик терпел. Выплюнул дымящийся огарок он только тогда, когда заискрился фитиль глиняного шара.

«Этот взрыв решит все», – понял Бурцев. С воплем ударил пятками в бока Уроды. Лошадь взвилась на дыбы, понесла. А несла она туда, куда направлял всадник. Цель была – треклятый старикан, изготовившийся для броска.

Урода грудью сбила престарелого «гренадера». Искрящаяся граната выпала из сухих цепких пальцев, укатилась куда-то под копыта татарских коней. А через пару секунд прогремел взрыв. Взвизгнули осколки, полыхнуло пламя. В удушливом облаке порохового дыма взлетели ошметки мяса и кровяная взвесь. Оглушительное ржание, дикие крики, падающие всадники, искалеченные лошади…