Глава 7

Коренастому кривоногому сотнику Солонгу, возглавлявшему отряд ордынцев, пришлось отдать еще две соболяковые шкуры. Вообще-то, Виктор думал, что степняки запросят больше, но, видимо, шкуры опасного лесного зверя ценились в Орде очень высоко и сильно наглеть кочевники не стали.

Виктор все же велел обозникам быть начеку. Так, на всякий случай. Мало, ли что на уме у этих ордынцев? Может, заведут подальше в степь, да там и покажут свою истинную личину.

– Правильно, – поддержал его Костоправ. – Сопли сейчас жевать нельзя, а то хрен его знает… Толмач этот, как его там… Бац-бац…

– Батцэцэг, – подсказал Виктор.

– Во-во, что-то лыбится он много. А потом – глядишь, из снайперки своей всех нас того… бац-бац… И дружки его мне что-то не очень нравятся. Степное племя, мать его, не верю я им.

– Осторожность она, конечно, не помешает, – рассудительно сказал А-Ка – но вообще-то «бац-бац» нас ордынцы могли бы еще под Приуральском.

– Много ты понимаешь, умник! – махнул рукой лекарь, однако продолжать спор не стал. Видимо, на такой аргумент возразить было нечего.

Пока все шло спокойно. Ордынские быкони трусили впереди. Сибирские повозки двигались следом. Изредка удавалось переброситься парой фраз с толмачом-Стрельцом. Но вообще-то кочевники зря не болтали: все больше насторожено зыркали по сторонам.

Лес закончился, началась степь. Дорога стала легче.

Хоть они и удалились уже основательно от Большого Котла, но дозоры во все стороны ордынцы отправлять не забывали. «Осторожные ребята, – с одобрением подумал Виктор. – Даже на своей территории бдительности не теряют».

Он с любопытством вертел головой, осматривая чужие земли.

– Ну, блин, и местечко, мать его, – доносилось с соседней повозки недовольное бухтение Костоправа. – Все просматривается, как бритая… М-да… Срам один! До ветру пойдешь – приткнуться некуда! А если по большому приспичит – в траве, что ли, хорониться? А подтираться чем? Сеном вот этим? Сухостоем с колючками? И бабу хрен завалишь, чтоб никто не видел. Как только тут ордынцы живут?!

Действительно, чудно было после сибирской тайги двигаться по необъятной, заросшей сухой и пахучей травой степи – местами ровной, как стол, местами – изрезанной частыми холмами и оврагами, будто скомканной, как плохо выделанная и скверно просушенная кожа.

С любой возвышенности ордынская степь просматривалась до горизонта, что было и опасно, и удобно одновременно. Опасно, потому что пробравшаяся сюда котловая тварь могла издали увидеть добычу. Удобно, потому что и самой твари трудно подойти к людям незамеченной.

* * *

Еще на дальних подступах к ханской ставке появились многочисленные и хорошо вооруженные дозоры. Среди всадников, встречавших сотню Солонга, часто попадались ордынские Стрельцы.

Перекинувшись несколькими словами с Солонгом и наскоро осмотрев купеческие повозки, разъезды пропускали отряд.

Миновав первые дозоры, Солонг послал вперед гонца с донесением.

– Хан Удуг должен знать, что мы возвращаемся, – пояснил Батцэцэг. – С какими вестями и с какими гостями.

Вскоре на горизонте показались поднимающиеся к небу дымки. Словно вся степь курилась. А еще некоторое время спустя Виктор смог разглядеть ордынское становище. Вернее, лишь ту его часть, к которой они приближались: уж слишком велик оказался лагерь. Хотя, пожалуй, и не лагерь даже. По сути, это был огромный передвижной город.

– Них-х-хрена себе! – не удержался от комментария Костоправ. – Да этих ордынцев гребанных тут туева хуча! Порасплодились, мля, как твари в Котле.

Слава Богу, Батцэцэг не слышал. Сравнивание степняков с котловыми мутантами могло быть расценено, как оскорбление. Да и вообще специфическая манера Костоправа разговаривать мало кому пришлась бы по нраву.

Виктор велел лекарю заткнуться и попросил А-Ка приглядывать, чтобы впредь тот держал язык за зубами.

– В случае чего – сразу прикладом в зубы, – вполне серьезно сказал Виктор. Ради безопасности всей группы он готов был предоставить Стрельцу и такие полномочия.

Лекарь обиженно засопел. Ну вот и пусть себе сопит в две дырочки. Нарываться в чужих владениях на конфликт из-за неосмотрительно брошенного слова не хотелось. Как показывал опыт общения с Батцэцэгом, среди кочевников встречались ордынцы, знающие русский, а высказывания обозного эскулапа никак не соответствовали дипломатическим нормам и правилам хорошего тона.

Нелегко будет с Костоправом в чужих землях, ох, нелегко…

Повозка, которой управлял лекарь, сильно отстала.

– Слышь, А-Ка, ты вообще где с этим типом познакомился? – тихонько спросил Виктор, кивнув в сторону набычившегося Костоправа.

– На родах, – хмыкнул А-Ка.

Занимательная история знакомства Стрельца и лекаря помогла скоротать остаток пути.

* * *

Почему бабе приспичило рожать раньше срока, А-Ка не знал. Может, перенервничала, пока ехали по лесу, может, растрясло на ухабистой дороге. Так или иначе, но процесс, что называется, пошел. Попутчица – дебелая молодуха на сносях по имени Валентина – пучила глаза и испугано скулила, обхватив руками объемистый живот.

По правде сказать, А-Ка был напуган не меньше самой роженицы. Раньше в подобные переплеты он не попадал и понятия не имел, что полагается делать в таких случаях. Стрелец предпочел бы иметь дело с мутантами или разбойниками, а не с разрешающейся от бремени бабой. С теми-то хоть ясно как управляться.

Оставалось лишь погонять впряженных в повозку быконей и крыть себя последними словами за то, что согласился подвести беременную попутчицу. Но уж очень Валюха умоляла взять ее в повозку.

– Я заплачу, Стрелечик, миленькой! – чуть не рыдала она, цепляясь за тележный борт.

Пришлось взять. Без всякой платы, разумеется. Все равно ведь по пути, и место для пассажирки имелось. Да и лишняя пара глаз в дороге не помешают.

А-Ка выполнял плевый заказ: нужно было перевести из небольшого острога в Сибирск несколько мешков зерна. Стрелец-наемник был и за возницу, и за охранника. Маршрут короткий и неопасный, а платили сносно.

Валентина тоже направлялась в стольный город Сибирского княжества. Как выяснилось, баба гостила у родных, но рожать все же поехала к мужу. Поначалу все шло нормально. Валюха мышкой сидела сзади, не мешала, не лезла с разговорами, следила за тылами. Но потом…

– Ой, мамочки, мамочки мои! Ой, рожаю-рожаю!

«Опять!» – в панике подумал А-Ка. Схватки учащались…

Появившийся из-за поворота встречный княжеский обоз из трех повозок и четырех всадников, показался ему спасением, дарованным свыше.

– Сто-о-ой! – не раздумывая, А-Ка перегородил тракт своей телегой и бросился к обозу.

Верховая охрана напряглась. Дружинники в повозках, тоже схватились за оружие. Двое Стрельцов взяли А-Ка на прицел.

Наверное, его спасло только то, что автомат был заброшен за спину, меч лежал в ножнах, а в руках ничего не оказалось. Сразу не пристрелили, хотя могли бы запросто.

– Лекарь?! – крикнул А-Ка. – Лекарь есть?!

– Ну, я лекарь? – На одной из княжеских повозок поднялся хмурый бугай с встрепанными волосами и с кистенем на поясе. – Че надо? Какого хрена разорался?

– Баба рожает!

– Эка невидаль! А голосишь так, будто сам вот-вот разродишься.

– Так она там, – А-Ка, немного опешив, махнул рукой на свою повозку. – Здесь, то есть.

– Ой, мамочки-мамочки! – Валентина словно в подтверждение его слов снова завопила благим матом.

– Ладно, черт с тобой! – дружинник с кистенем спрыгнул с повозки. – Идем, посмотрим твою бабу.

– Она не моя, вообще-то, – заметил А-Ка.

– Да мне по хрену! – раздраженно бросил лекарь с кистенем.

– Эй! Костоправ! – окликнул дружинника тощий и нервный десятник. – Ты куда намылился? Князь велел не задерживаться в пути.

– Отвянь ты со своим князем! – отмахнулся тот. – Щас родим и вернусь.

Десятник однако вянуть не хотел. Подбежал к подчиненному. Засеменил рядом.

– Ты что ж такое опять творишь, Костоправ?! Снова проблем хочешь на свою дурную башку? – десятник стукнул себя по шлему. – Из дружины вылетить хочешь? Так дождешься! Устроим!

– Сейчас, мать твою, я хочу воды, понял?

– А? – десятник не понял.

– Только теплой, мля. И тряпок побольше. Только чистых, мля. И побыстрее. Мля!

Десятник развел руками:

– Где я тебе все это возьму? – обижено крикнул он уже в спину лекарю.

– Меня не колышит!

Костоправ влез в повозку А-Ка, который к тому времени окончательно запутался, кто в этом обозе главный – десятник или лекарь.

Как бы то ни было, но уже через несколько минут у обочины дымился костерок, над которым в помятом закопченном котелке грелась вода, А-Ка стоял рядом на подхвате, а роженица лежала в повозке на относительно чистых плащах дружинников.

– Ноги раздвинь, етить твою тить! – орал на Валюху Костоправ – Да шире, тудыжь растудыжь! Шире! Чего жмешься, дура? Раздвигала ведь уже под мужиком, а теперь, мля, стесняется! Еще шире! Не, ну вот же овца упрямая! Воды отошли, а она все целку из себя строит!

Из-за борта повозки видно было, как Костоправ, потеряв терпение, схватил бабу за колени и сам рывком развел их в стороны.

– Ай! – пискнула Валюха.

– Вот так лежи и не вякай!

Со стороны могло показаться, что в повозке возится не лекарь с пациенткой, а насильник с жертвой.

– Чего ж ты тупая такая-то, а? Не рожала ни разу, что ли?

– Не-а, – тихонько проблеяла баба.

– Мля! Учить вас и учить! Тужься теперь!

– Больно!

– По хрену! Тужься, кому говорю! Сильнее, мать твою! И дыши глубже! Тужься, мля! Дыши, м-мать! Тужься! Дыши! Мля! Мать! Мать! Мать!

– Ой, мамочка, рожаю, рожаю, рожа-а-а!..

– Головка пошла! Тужься, сука, а то обратно впихну! Дыши! Тужься!

Валентина надрывно орала. Костоправ матерился. Что-то у них там, похоже, не складывалось.

– Может, помочь? – робко предложил А-Ка, стараясь не заглядывать за борт повозки и не представляя даже, какую помощь может сейчас оказать.

– Да пошел ты! – грубо посоветовали ему. – Я копыто быконю руками вправлял. Думаешь, у меня сил не хватит дите из бабы вытащить?!

Послышалось какое-то бульканье. Влажный «чмок»… Из-за борта показались перемазанная кровью лапища и искаженное лицо Костоправа.

– Дай! – потребовал лекарь.

– Чего? – не понял А-Ка.

– Нож, меч, топор…

Прежде чем А-Ка успел опомниться, Костоправ сам выхватил клинок у него из ножен.

«Добьет! – мелькнуло в голове. – Чтобы не мучились! Обоих – и мать, и ребенка!»

В следующую секунду лезвие сухо стукнуло о дощатый борт. Потом меч вылетел из повозки. Послышался легкий шлепок.

И звонкий крик младенца.

Над тележным бортом в лучах заходящего солнца поднялся всклокоченный, потный, измазанный кровью Костоправ. Трепыхающегося ребенка с обрубленной пуповиной лекарь держал за ноги. Сейчас он напоминал варвара, приносящего несчастное дите в жертву.

Виктор заглянул в повозку. Обессилившая Валентина смотрела на ребенка. В глазах женщины – счастье и слезы.

– Чего разлеглась, дура! – прервал релаксацию Костоправ. – Сиську давай.

Мать трясущимися руками принялась расстегивать блузу.

Младенец вопил.

– У-тю-тю-тю, тювою мать, – Костоправ шевельнул перед лицом ребенка пальцами и, скривившись, изобразил на своем угрюмом лице улыбку, которую, пожалуй, стоило бы приберечь для боя, чтобы пугать врагов. Дите, как ни странно, умолкло. А Валентина никакне могла справиться с одеждой.

– Ну корова! – посетовал Костоправ.

Протянув свободную руку, лекарь сам выпростал из тесного лифа налитую грудь. Приложил к ней ребенка. Почти сразу же послышалось блаженное почмокивание.

Пока десятник княжеских дружинников сокрушенно осматривал свой походный плащ, испачканный кровью роженицы, Костоправ отозвал А-Ка в сторонку.

– Короче, слушай меня, Стрелец, – заявил лекарь. – Отвезешь эту долбанную овцу с дитем домой и сдашь мужу. Из рук в руки.

А-Ка только улыбнулся в ответ. Отвезет, конечно. Как будто могло быть иначе.

– Вернусь в Сибирск – проверю, – пообещал Костоправ.

Обещание свое лекарь выполнил.

* * *

Вокруг ханской ставки тоже была выставлена вооруженная охрана, но и эти кордоны миновали без проблем. Въехали на территорию лагеря.

Виктор смотрел во все глаза. Такая жизнь была ему в диковинку.

Бесчисленные юрты (или, как их называли сами ордынцы – гэры), палатки, кибитки и повозки располагались кольцами-куренями, вокруг богатых и просторных шатров, обшитых соболячьими шкурами. Эти жилища явно принадлежали ханским военачальникам и князькам-нойонам. Шатры поменьше и попроще прикрывал рваный брезент, вытертый войлок и полиэтиленовая пленка. Возле гэров ордынской знати торчали шесты, украшенные хвостами быконей. Знамена-бунчуки…

Горели костры. В больших котлах, подвешенных над огнем, кочевники готовили пищу. Дразнящий аромат стряпни мешался с вонючим дымом: в качестве топлива использовались травяной сухостой и быконские кизяки.

По лагерю бродили пешие воины и ездили всадники. Было шумно и, на первый взгляд – бестолково. Но, наверное, только на первый взгляд. Ханское становище напоминало огромный муравейник, в котором кипит особая, непонятная стороннему наблюдателю, но при этом вполне упорядоченная жизнь.

Перед самыми большими шатрами стояли автоповозки, приспособленные к кочевой жизни. В основном – переделанные высокоосные внедорожники с навесами и грузовики с расширенными и утепленными кунгами. Были здесь также небольшие автобусики и фургончики, некоторые – с палатками на крышах. Были и простые автоприцепы с юртами, мало отличающиеся от обычных кибиток. Виктор заметил даже пару мотоциклов с крытыми колясками и квадроцикл, над которым был установлен небольшой полог на длинных жердях. По сибирским лесам на таких драндулетах не очень-то погоняешь, но для степных равнин, они вполне годились.

На технике висели упряжные ремни. Авто- и мотоповозки, конечно же, двигались не своим ходом. Кочевники, как, впрочем, и сибиряки, позволяли себе заводить старые изношенные двигатели и расходовать дорогое топливо лишь в случае крайней необходимости. Основная тяга ордынского транспорта была гужевой.

Возле становища и далеко в степи паслись табуны быконей, годных и под седло, и в упряжь. Такие уж сейчас времена: не лошадиные силы, заключенные под капотом, тянут машину, а быконские. Причем, тянут не в переносном, а в самом, что ни на есть, прямом смысле. И от мощности двигателя тут уже ничего не зависит. Все зависит от того, сколько весит машина и сколько скотины в нее впряжено.

Многие автоповозки, телеги и кибитки имели вооружение: в основном тугие дальнобойные самострелы. Бомбарды и самопалы у степняков встречались реже. На двух повозках Виктор заметил пулеметные стволы.

Кое-где возвышались небольшие ветряки. Установленные возле богатых шатров – на земле, а то и прямо в повозках, прицепах и кузовах – они смотрелись в пестром таборе кочевников несколько диковато. Ветряки были маломощными и их было немного, но какое-то количество энергии лопасти, вращающиеся на сильном степном ветру, все же производили.

* * *

Поставленные кругами куреня ордынских князьков и военачальников в свою очередь образовывали большой круг. В самом его центре, посреди лагеря, на вершине кургана высился огромный, как боярский терем, и пестрый, как праздничные одежды сибирской княгини, шатер. Над шатром торчал приметный бунчук, украшенный девятью белыми быконскими хвостами.

Крышу шатра и поставленной рядом автоповозки покрывали странного вида широкие и гладкие ячеистые панели, которые при внимательном рассмотрении оказались вовсе не пластиковыми кровельными щитками и не выделанными шкурами неизвестных мутантов.

– Батцэцэг, что это? – Виктор повернулся к толмачу.

– Солнечные батареи, – невозмутимо ответил тот.

– Ма-а-ать моя женщина! – не сдержался Костоправ.

– Все матери – женщины, – удивленно взглянул на него кочевник. – Может быть, у мутантов и бывает по-другому. У людей – нет.

Лекарь, похоже, не расслышал его замечания. Костоправ во все глаза пялился на панели солнечных батарей.

– Слышь, Бац-бац, – вновь заговорил он, – это у вас Орда, блин, или передвижной научный центр?

– Я не Бац-бац, я Батцэцэг, – сухо заметил ордынец. И лишь после этого объяснил: – В Китае кое-что уцелело после Бойни. И китайцы сохранили кое-какие знания. А сейчас те провинции Китая, которые не подвергались бомбардировкам, являются частью Орды. Там удалось найти несколько исправных батарей и подключить их.

«А у нас в княжестве такого добра нет, – не без зависти подумал Виктор. – Да и специалистов, способных обслуживать это чудо техники, уже не осталось».

Они подъехали ближе, обогнули большой шатер справа, и Виктор увидел вытянутый силуэт бронетранспортера, укрытого от солнца под войлочным навесом. Странно… БТР – все-таки тяжелая машина. Она хороша в бою, но не очень практичная, да что там непрактичная – совершенно неподходящая для долгого похода. Даже для не очень долгого. Если едет своим ходом – жрет уйму топлива, а с горючкой у степняков всегда была напряженка. Если же тянуть такую махину в упряжке – потребуется слишком много быконей, которых, к тому же, придется постоянно менять. Даже для выносливой степной скотинки тащить бронетехнику – тяжкая работа.

Нет, вообще-то в гараже при хоромах Великого Князя Сибирского тоже имелась пара БТРов и даже один танк. Но они предназначались исключительно для обороны города. А чтобы вот так, кочевать на бронетранспортере… Это мог себе позволить только очень могущественный, влиятельный и богатый ордынец.

У Виктора больше не оставалось сомнений в том, кому принадлежит здоровенный шатер с крышей из солнечных батарей и с тяжелой бронированной «кибиткой» у входа. Но Батцэцэг все же пояснил гостям:

– В великом гэре живет Великий Хан.

С кургана, на котором стоял великий гэр Великого Хана, съехал всадник. Наездник остановил своего быконя перед Солонгом, и Виктор узнал гонца, отправленного к Удугу. Между посланцем и ордынским сотником состоялся короткий негромкий разговор. Затем Солонг позвал Батцэцэга. Прозвучало еще несколько фраз на чужом языке. Толмач повернулся к Виктору.

– Удуг-хан хочет говорить с тобой, Золотой Викатар, – с неожиданной торжественностью объявил переводчик.

– Прямо сейчас? – удивился купец. Не ожидал он такого интереса к своей скромной персоне.

– Прямо сейчас.

– Хорошо, – Виктор пожал плечами. – Если хану надо – поговорим.

– Думаю, в первую очередь это надо тебе, – глубокомысленно заметил Батцэцэг.