– Ох, твои слова бы да Богу в уши. – нервно докуривая, прошептал Глеб.

– Да не журись братан, все будет нормально. – поддержал родственника Тимур и они обнялись. Хорошо обнялись, искренне и по-братски. Вот таким он помнил Глеба, таким он был пятнадцать лет назад. Затем у них с Раей родился сын. Глеб связался со «спортиками» и стал в их шайке кем-то типа бухгалтера-казначея. Ну, а какой еврей не умеет считать деньги? И Либерман не был исключением. Потом, со временем, супруг Фаины устроил ее работать в банк и «любимый» зятек принялся активно обналичивать финансы различных хитроумных предприятий и групп лиц. Фаина, конечно, не имея высшего финансового образования, занимала чужое место и разбиралась в банковском деле как бульдозерист в генетике, но этот момент оказался судьбоносным в жизни Глеба. Через тещу он подключился к денежной трубе: темный, никем не контролируемый «нал» потек уверенным и нарастающим потоком. Покупались квартиры, приобретались машины, менялась жизнь, менялись характеры. И все, что было сокрыто внутри каждого вышло наружу, под воздействием такого мощного катализатора, как деньги! Но Тимур помнил Глеба простым, приятным в общении, воспитанным молодым человеком.

– Я на их рожи уже смотреть не могу – в сердцах бросил татарин, водитель Глеба. Они хорошо дружили, когда Тимур работал исполнительным директором, и доверяли другу– другу полностью. Ильгиз – единственный, кто не побоялся и дальше общаться с «опальным» Тимуром, хотя Либерман тогда гневно всем заявил, что если узнает, что кто-то общается с «этим» – сразу уволит, без предупреждения. Ильгиз смотрел вокруг, зажмуренными от бессонной ночи глазами, курил и сетовал:

– Ходят суки с таким видом, как будто потеряли близкого, а на самом деле.., я тебе Тима скажу, столько грязи на него вылили. Нервов ему намотали. Мне его уже жалко было, последнее время. Он как волк метался то туда, то сюда, как будто сам смерти искал.

– Ну, вот и нашел. Что эти падлы не знали, что ему пить нельзя, что после этого его нельзя одного оставлять? Так они получается еще и одного его у воды бросили?

– Ну да, Артур всем рассказывает, что они уплыли подальше в море, а Глебус с этой свинкой-Маринкой остался. И, типа, когда они обратно поплыли, его уже у берега не было видно. А потом когда начали его искать, он оказывается метров десять не доплыл.

– Так, а эта бл… куда смотрела, она же знала, что у него эпилептические приступы бывают?

– Да там не поймешь ни хера. Кто говорит, что свинка эта тоже уплыла, кто-то, что он там погавкался с ней и она где-то шарилась, пока он тонул.., короче мутно все.

– А ты глянь, татарин, как еврей стоит отдельно. – показал Тимур на финансового директора московского офиса «Металснаба». – Своего единоверца типа потерял. Я вот на него смотрю, на них, и что-то во всех их движениях столько левого. Глянь. Он к своим даже не подходит. В глаза им не смотрит. А если и разговаривает, то с какой-то злостью нескрываемой. Ох, чую «помогли» бедолаге Либеру.

– Да, я тоже так думаю. Я их когда в порту встречал, сразу увидел: что-то там у них не то. Еврей даже шел как-то отдельно от всех московских.

– Но если это так, надо Кане "цинкануть" (сообщить, на блатном – прим.автора) , пусть московитов к ответу подтянет. Он тут вообще? Лысые его здесь?

– Да был где-то…Тима, не лезь ты туда, – посоветовал Ильгиз. – Вон Ринат ходит, как будто его это не касается. Всё, на что сподобился, это скорбное лицо смастрячить. Морды бля…

– А если они ему таблетку какую кинули в бухло? Вот он и вырубился посреди заплыва…

– Ну да, ну да…Ага – «бился в пене параноик..» Ты сейчас понапридумываешь… Психопат старый.

– Илюха, реальные пацаны – всегда на измене, как говаривал Дельфин в каком-то фильме, – парировал Тимур.

– Да я ничему в принципе не удивлюсь…А ты Райку то видел, нет еще? Та вообще.., на «Оскара» видимо претендует. Вся на таблетках, на транквилизаторах, типа, горем убитая вдова. Забыла как она ему кровь пила последние два года. Реально, жизни ему не давала. Детьми спекулировала. А куратором главным у них была тетка Фая твоя. Вот уж где кобра, так кобра.

– Да уж, та еще чёрная мамба. Ничего, и ее схороним. Она уже лет десять как в кредит коптит.

– Ну ты Тимсон, совсем тоже.., так то зачем? – ухмыльнулся татарин.

– Ладно, ладно, татарушка.., промолчу для пользы дела.

– Ты видел? Там у гаражей твои кенты стоят. Одноклассники.., армянин этот и еще один, не помню как зовут. Здоровый такой.

– Да ты что – обрадовался Тимур – пойду поищу. Он, кстати, грузин, если шо. Народу чего-то понаехало. Типа неравнодушные съехались.

Людей и впрямь было очень много. Кто-то плакал, кто-то нервно курил, кто-то втихаря травил байки, а иные стояли с «искусственной мордой печали на лицах». Тимур шёл здороваясь направо и налево, встречая, то родственников, то друзей, то знакомых, то подруг, то коллег. Ильгиз, чуть приотстав, шел за ним и наблюдал за реакцией публики. Здесь были почти все его сослуживцы по работе в «Металснабе»: Надя, как ему показалось тоже «показушноскорбящая», менеджеры, бухгалтерия – частично, «складские» с базы и главный вор всего предприятия – Булат из Актау. «И "главшпан" этот уже тут – подумал Тимур – на конкурс «генерального» баллотироваться примчался, козлина. (главшпан – так на зоне называют босоту, шпану, который занимается полезными делами, например "главшпан барака", так называют смотрящего за бараком – прим.автора) И назначать-то кроме него некого. Он самый грамотный и самый вороватый, подлюка». Тимур не забыл как три года назад, проводил аудит в Актау и после поездки сразу оповестил Либермана, что там воруют. И воруют много. Но профессионально – сразу не подкопаешься. Глеб тогда понял всё правильно, но предложил подождать, когда «тот» совсем оборзеет, чтобы предъявить ему четко обоснованные претензии.

– Татарин, а этот крендель «прикаспийский» еще работает? – спросил Тимур водителя.

– Да он еще нас с тобой уработает. Крысит по тяжелой. Глеб, когда последний раз в Актау был чуть морду ему не набил, по пьяни. СБ-шникам нашим сказал, что когда из Болгарии вернётся, будет насчет него вопрос жёстко ставить. Типа, этот конь Глебу еще на своих друзей-чеченцев намекал, что, мол, впрягутся за него. Так Кана экспедицию должен был собрать: изымать с того, все, что натырил… А тут видишь как.

– Вот повезло гниде, капец. А кто у вас нынче СБ командует? Так же, кореец?

– Ага. На манеже – всё те же.

– Илюха, ты передай Райке, когда успокоится, что если они этого упыря каспийского поставят «гендиром», он им через пару лет весь бизнес порушит.

– Толстый намек на то, что тебя надо возвращать на должность? – хлопая по плечу друга, спросил Ильгиз.

– Так, а больше некого, – улыбаясь ответил Тимур, – ладно, пойду.

– Давай. Не отравись там смотри, когда с родней целоваться будешь.

– Не дождутся. Я с детства привитый.

Бывшие коллеги по привычке держали себя с Тимуром более чем сдержанно. Инициатор такого отчуждения уже перешел в прошедшее время, но к настоящему они еще не перенастроились. Неподалеку выходил из подъезда Трояк с супругой Лизой. Кричать было неудобно и Тимур решил, что уж на кладбище-то он точно с ним пересечется. Он шарил глазами по скоплениям людей и хотел увидеть одно лицо, но так его и не увидел. Хотя позже ему сказали, что она была на кладбище и, прячась за деревьями, стояла в компании Надежды. «Надо же, не побоялась прилететь. Смертница» – потом подумал Тимур. Пообщавшись накоротке, со всеми знакомыми и родственниками он направился дальше и, дойдя до гаражей, увидел своих одноклассников.

Вот уж кого он всегда был рад видеть. Эти лица никогда для него не менялись, хоть год прошел, хоть десять. Настоящий друг – всегда брат, но брат – не всегда настоящий друг. С этим девизом Тимур и жил всю свою жизнь.

– Салам, брателло, – пробасил Гурам, – когда приехал?

– Салам, дорогой, – обнимая друга, ответил Тимур, – да вот, только с самолета.

– Здорово, Тимсон!–поприветствовал его второй друг и тоже обнял.

– Здорово, Карчной. Вы это.., уже заходили?

– Да, мы уже были. Матушка твоя тоже уже там. – сказал грузин. – Ты сходи, мы тебя тут подождем. Карч, дай сигарету.

– На.., вежливый ты наш, – ответил Карчной, протягивая сигарету, – чего еще изволите, сударь? Огниво?

Тимур улыбнулся и подумал: «Супер. Ничего не меняется».

В квартире Либерманов пахло смертью. Такой густой и тяжелый запах, который ни с чем не спутаешь. Погода снаружи была пасмурной и в комнатах царил полумрак. Атмосфера была вязкой и напряженной: когда уходит старик – это можно понять, но когда уходит молодой мужчина, да еще так нелепо – это понять непросто. Осмыслить можно – принять не получается. Рая так вошла в роль, под действием препаратов, что реально была белой, как покойник, и перемещалась галсами, поддерживаемая периодически меняющимися помощницами. Временами к ней подходила ее мать Фаина и укоряла следующими фразами: «Так нельзя доча. Так нельзя. Не изводи себя». И обе искренне верили в правдивость своего поведения. Тем не менее Тимура это зрелище не оставило равнодушным, он подошел к телу Глеба, поздоровался с Раей, обнял ее и сказал:

– Салам, сестра.

– О, привет, Тимочка, – тонким и дрожащим голосом поприветствовала его Раиса, – ты давно приехал?

– Да нет. С аэропорта, сразу сюда. Гроб вам привез. Самый красивый, какой нашел.

– Да -да.., спасибо тебе. А у нас.., вот. Лежит Глебушка, как живой. Даже как будто улыбается. Как же так, а? Тима!? Почему? – уже не в силах плакать Раиса застонала. Откуда ни возьмись, возникла Фаина и, поддерживая дочь за руку, заворчала:

– А ну-ка соберись. Что это еще такое… Так нельзя, Раечка. Прекрати. Зачем ты себе сердце рвешь…? О детях-то подумай. Уже вон, вся белая как снег. Тимочка, здравствуй. Хорошо, что приехал.

– Здрассте, тёть Фая. – ответил Тимур и обнялся с теткой. Она протянула ему два металлических диска похожих по форме на плоские хоккейные шайбы с отверстиями по центру, и попросила:

– Тимочка, это магниты, положи Глебушке один под голову, другой под ноги.

Тимур с немым вопросом уставился на тетку, и она ответила:

– Говорят, помогают, чтобы тело не портилось, на улице-то уже теплынь.

– А.., ясно. – Тимур подошел ближе к голове покойника и, приподняв ее, положил один магнит на подушку.

– Прости за всё, брат. Царствие тебе Небесное. – еле слышно прошептал он, поцеловал Глеба в лоб, на котором поперек уже лежала церковная лента, и, почувствовав, как комок подкатил к горлу, аккуратно вернув голову на место, отошел к ногам. Немного успокоившись, второй магнит он положил под ноги усопшего и увидел под гробом таз с марганцовкой, от которого исходил терпкий, и неприятный запах. Тимур почувствовал резкую нехватку кислорода и решил выйти в другую комнату. Там, у окна, стоял его брат Ринат и молча смотрел на улицу.

– Салам, братан.

– Салам. – едва повернув голову, сказал Ринат и даже не подошел, чтобы обменятся рукопожатием, и обняться. Тимур увидел во всей этой сцене «изображения глубокой скорби» какой-то уродливый, противоестественный гротеск, и ему стало физически нехорошо. Но посидев еще пару минут для приличия, он вышел в коридор. На кухне толпились многочисленные родственницы Фаины. Тимур заглянул туда в поисках матери и увидел ее у мойки. Они поздоровались, расцеловались, но так как разговаривать о житии-бытии было неуместно, Тимур сказал матери, что вечером они всё обсудят и по-английски, не прощаясь, вышел на улицу.

На похоронах Тимур стоял рядом не своими родственниками, а со своими одноклассниками – они ему были роднее и ближе, чем близкие по крови. Суфия на похороны не поехала, чему Тимур был искренне рад. Зачем? У матери и так здоровье не олимпийское, хотя она мужественно переносила все передряги.

После похорон все сидели в ресторане и поминали усопшего. Как обычно на сцену вышла Фаина и возвестила:

– Почему в мире все так несправедливо? Почему первыми уходят всегда самые лучшие?

Карчной, который сидел вместе с Гурамом, Тимуром, Ильгизом, Дамиром и другими, за одним большим столом, потряс головой из стороны в сторону и, наклонившись ближе к уху Тимура, сказал:

– Сцуко.., лучших забрали первыми, а мы, типа тут, такое говно – остались. Терпеть ненавижу такие речи!!! Маразм бля…

– Да она по-другому и не умеет.

– Карчной, завязывай, – прогудел Гурам. – Ладно парни, давайте Глеба помянем. Земля ему пухом и Царствие Небесное.

Все подняли рюмки и молча выпили. Какой-то тип в микрофон сказал, что сейчас поставит любимую мелодию Глеба, которую тот ему по телефону скинул за неделю до смерти. И поставил: заглавную тему из фильма «Свой среди чужих, чужой среди своих». Тимура всего передернуло и он зло спросил:

– Чё за козел там душу вынимает? Нашел чем заняться, и так.., кошки скребут.

А потом опустил голову и тихо заплакал.