– Смогу, – уверенно ответил я.

– Передай своей подруге Валлти, что я возвращаю ей должок, – усмехнулся Сержант, пряча инъектор и стерильную кассету с операционным пластырем в кармашки разложенной на соседней койке пятнисто-зелёной армейской укладки. – Она вернула мне в строй бойца, а я подлатал ей жениха.

– Так ведь, Космонавт? – Сержант легонько хлопнул меня по плечу.

– Да, так и есть, командир! – усмехнулся я в ответ, вспомнив сегодняшние приватные предрассветные беседы с бедняжкой Расси.

Домой, хм… Домой… Интересный момент – за последний месяц я уже окончательно привык мысленно воспринимать в качестве дома родовое гнездо своей подруги в Верхнем Кодде. У меня было и своё жилище – половина дома в районе под названием Меловка, почти на противоположном краю города, на юго-западной окраине. Там я вырос, ходил в школу. Оттуда мать отправила меня на учёбу в столицу. Вернулся я в этот старый опустевший дом в Меловке уже после университета, когда поступил на службу и стал жить в родном городе. А теперь вот, раз – и Верхний Кодд. Хм, быстро у меня прошёл этот процесс…

Уже месяц, как я переселился к Валлти. Поначалу это было в силу обстоятельств – новая знакомая выхаживала меня после ранения. Ну а после я уже вполне сознательно остался. И дело было не в том, что от её дома до моей секретной базы добираться гораздо ближе.

До дома Валлти я доехал, когда уже совсем стемнело. Не спеша открыл ворота – опасался превысить дополнительные лимиты, выданные моему подраненному организму уколами Сержанта. Из будки, пристроенной к углу дома, мне навстречу вышел большущий чёрный пёс, почти невидимый в темноте. Зажмурившись, он подставил под мою руку свою лобастую башку. Пса звали Кыр. Мы с ним познакомились, как только я встал на ноги. Я погладил его, почесал за ушами.

– Провинился я, брат… Опять позволил себя ранить, – вздохнул я. – Боюсь, влетит мне от хозяйки. Как думаешь?

Кыр глухо заворчал и потёрся упругим горячим боком о мою ногу. В нём чувствовалась большая сила. Он словно понял всё, что я сказал, и намекал, что, мол, взял бы его с собой – вместе лучше бы справились.

Дом у Валлти был необычный – двухэтажный. Таких в Верхнем Кодде немного. Жилые помещения располагались на втором этаже, а первый имел несколько необычное для нашей слабо развитой колонии предназначение. В одном крыле, по моим прикидкам, располагалась какая-то закрытая от посторонних общинная библиотека, а в другом – мастерская. Ни разу я там никого за последний месяц не видел. С самого начала я предположил, что отец Валлти, вероятно, был местным учёным, и что-то с ним случилось, раз Валлти жила без родителей. Каждая община дорожила бы таким человеком. Вероятно, Медники, которые считали большую часть Верхнего Кодда своей территорией, пытались создать своему научному светилу условия, вот и расстарались.

Ключи от первого этажа висели у Валлти в прихожей, но я пока не нашёл времени его обследовать. Да и расспросить толком свою новую подругу так и не собрался. Знакомы-то мы с ней целый месяц, но на ноги я встал всего недели полторы назад.

Вот и сегодня, не помышляя уже ни о каких исследованиях, едва раздевшись, я завалился на кровать. И проспал до утра. Как не убитый воин. Хоть в этом молодец…

Появление Валлти я, конечно, прозевал. Нет чтобы встать заранее, показать себя внимательным…

Она вошла в комнату, уже переодевшись в домашнее. Села на кровать.

– Покажи-ка шов… – мягко сказала моя женщина, на корню уничтожая все мои наивные планы о том, как дипломатичнее подать произошедшую позапрошлой ночью историю. В руках у Валлти были уже знакомые мне по прошлому месяцу машинка, ускоряющая заживление ран, и кассета розового хирургического пластыря.

Ни слова не говоря, я перевернулся на живот и стянул со спины одеяло. Ловкие руки моего персонального врача мигом удалили повязку, наложенную Сержантом.

– Хорошо сделано, – удовлетворённо хмыкнула Валлти. – Судя по шву, киберхирург из полевого комплекта. Но видно, что оператор очень опытный. Кто зашивал?

– Ты же знаешь, кто… – проворчал я, лёжа носом в подушку.

– Ясно. Командир твой…

– Он говорит – должок вернул… – вспомнил я слова Сержанта.

– Нет, – решительно сказала вдруг Валлти, включая попискивающую машинку для заживления. – Эту тему лучше даже не начинать. Вы, мужчины, совсем неправильно понимаете эти расчёты…

– А как ты узнала? – поспешил я перевести разговор на другую тему.

– Дорогой ты мой секретный агент, – вздохнула Валлти. – Клиента-то вашего к нам по утру привезли. Я полагаю, ты видел, откуда была санитарная машина? Работала с ним бригада Ирит, моей подруги. Несколько часов возились, насилу откачали. За это время чинов к нам слетелось… и все в операционную рвались! Пришлось очередь устанавливать. А тот как очнулся, так и понёс следователю прямо с операционного стола, что, дескать, ни с того ни с сего налетел на него какой-то зверь Космонавт, поколотил, прострелил, ручонки отломал… А зарезать оперативника он только в ответ пытался и чисто из самообороны… Хорошо, Ирит, которая операцию вела, твоего позывного пока не знает, а не то отчикала бы этому субчику своим роботом что-нибудь лишнее…

Валлти пару секунд помолчала.

– Спасибо твоему другу, – добавила она. – Зовут Саст, позывной – Бродяга, кажется. Он и ещё один из ваших, здоровый такой, чернявый, в карауле у дверей стояли. Как эти вопли начались, Саст сразу карабин на плечо повесил и пошёл обо мне справки наводить, разыскал… Успел раньше всех. Рассказал, как всё на самом деле было, успокоил…

Отодвинув кобуру с пистолетом, Валлти взяла с прикроватной тумбочки мой талисман и подняла его за цепочку.

– Это как-то должно работать? – она разглядывала хрустальную пирамидку в розовых лучах утреннего солнышка, проникающего в спальню из-за полуприкрытых штор.

– Если прозрачна, значит, всё хорошо, – подсказал я, переворачиваясь на спину.

– Да? – Валлти подняла талисман повыше и, слегка наклонив голову, поглядела сквозь играющие цветными искорками грани. – Он прозрачен…

– Хочешь, расскажу, откуда взялся? – решился я вдруг.

– Нет, – грустно улыбнулась она, вернув талисман на тумбочку, и положила свои лёгкие руки мне на грудь. – Второй истории о вечной любви за эти сутки я уже не вынесу…

Я заглянул в глаза Валлти и внезапно понял, что она знает о любви как раз те вещи, на которых и работают настоящие талисманы. Конечно, я уже имел сведения о её жизни. Но до сего момента они пока не отделились в моей голове оперативника от казённой плоскости оперативной сводки. И совершенно напрасно.

А ведь Валлти уже ощущала ранее счастливый укол искры свыше. Давно, целую жизнь дочери-подростка тому назад. И теперь, как я чувствовал, опять её укололо – из-за меня. Благословенно и беспощадно, как всегда делает настоящая любовь. Но Валлти-то уже уяснила, что обычно бывает дальше в запутанных человеческих судьбах – короткая, но безграничная радость и долгая боль… И материнство. Все чувства сразу, и в вперемежку.

И вот, она всё знает и готова снова испытать это со мной. Прочее не так важно. Даже чьи-то прошлые серьёзные истории и сверхвысокотехнологичные стекляшки на цепочке…

Имет

Приёмный ребёнок – это как страница из чужой жизни, счастливой или не очень. Чтобы осторожно вставить эту страницу в книгу жизни своей, не измяв её и не скомкав, нужна подлинная внутренняя сила, показной недостаточно…

Ии, Великая правительница Имллт,

«Послевоенные дневники», т. 3, св. 5

(Библиотека общины Кожевенников, г. Кодд)

Я очень редко называла своего отчима отцом. И дело тут было не только в детском упрямстве, это – очень личное… Но он был и есть мне самый настоящий отец. Таким образом, отцов у меня два. И оба герои. Только и всего.

Капитан И́мет И́ма Крес,

командир 35-й отдельной зенитной

заградительной батареи

Войск Воздушно-Космической

Обороны колонии Имллт,

«Позывной – Малышка», автобиографический очерк из цикла «Национальные герои. Записи послевоенных воспоминаний», св. 3, стр. 115

(Библиотека общины Медников, г. Кодд)

У меня раньше не было детей. А тут вдруг появилась девочка, дочь. И сразу тринадцати лет… Девочку звали И́мет.

Точнее, не дочь, а падчерица. Ещё только знакомясь с Валлти, я уже знал, что у неё ребёнок подросткового возраста. Как минимум, колечки незамужней женщины на её пальчиках рассказали мне обо всём. Но мне это почему-то не казалось проблемой. А вот Красен, у которого был опыт в таких делах, услышав от меня об этом, сразу же выразил своё сочувствие.

Едва встав на ноги после ранения, я вышел на службу. В конторе пришлось между делом отбиваться от благодушных шуточек друзей о новых методах лечения: все знали, что моя новая знакомая этот месяц возилась со мной. На вопросы о своей новой жизни я отвечал скупо. Но какие-то подробности сообщить всё-таки пришлось. К тому же, как выяснилось, кто-то из сослуживцев что-то знал о Валлти через знакомых – оказывается, она успела сделать себе какое-никакое имя даже на уровне регионального медцентра. Так вот, услышав, что у моей новой пассии ребёнок, далеко уже не маленький, да ещё и девочка, Красен похлопал меня по плечу и сказал негромко: «Мужайся, брат… Готовься к первой встрече».

Это как раз и была одна из тех сложностей, о которых я упомянул в разговоре с Расси. Прежде чем делать предложение Валлти, я должен был наладить контакт с девочкой. Я понимал, что Красен прав – от того, как пройдёт первое знакомство, многое зависело.

К счастью, судьба подарила мне больше двух месяцев, чтобы подготовиться к этому событию. И первый из них уже прошёл. Впрочем, времени я даром не терял. Конечно, дело было не только в том, что волосы на голове успели отрасти после операции и шрамы стали не так заметны…

Я подолгу тайком рассматривал голографии Имет в разном возрасте, которые у Валлти были расставлены по всему дому. Пытался угадать характер. К тому моменту я уже многое знал о самой Валлти, о её жизни. Узнал кое-что и об истории её семьи.

Прояснился вопрос с загадочной архитектурой дома Валлти. Я не ошибся с библиотекой и мастерской на первом этаже. Я угадал – отец Валлти действительно был известным учёным. Звали его Ийа́р Э́ла Дерб, но Медники величали его не иначе как Ийа́р Великий. Оказалось даже, что кое-какие предметы в университете мне довелось изучать по его учебникам. Я выбрал момент и обследовал мастерскую, а потом библиотеку.

В мастерской я обнаружил очень много разного оборудования и инструментов, даже стеллаж с заготовками из редких сплавов и особых пластиков нашёлся в углу – наверное, даже заднюю левую опору от космолёта удалось бы собрать. Там оказалось прибрано, пыли я нигде не заметил – но ощущалось, что тут уже очень давно никто ничего мастерить не пытался. Так же было и в библиотеке. Кстати, меня поразило большое количество книг на пластике – этакий своеобразный вызов современным компьютеризованным знаниям. К сожалению, всё это добро лишилось хозяина. Отец Валлти пропал без вести в экспедиции на Западный континент больше двадцати лет назад. И за этот срок Медники, которые очень гордились Ийаром Великим и создавали все условия для его работы, так и не нашли в своих рядах ему замену.

Осталась от него Медникам только дочка да её мачеха – мать Валлти умерла вскоре после родов. Девочка, то есть Валлти, оказалась ребёнком смышлёным, но, по общему мнению, звездой науки ей было не стать. К тому же, история нашей колониальной научной школы ни одного знаменитого учёного женского пола и до сей поры не знает. Не то чтобы девочки подкачали – патриархальность гендерных традиций нашей окраинной колонии тоже нельзя недооценивать…

С мачехой, которую звали Анил, вышла некрасивая история. Она была гораздо моложе своего знаменитого мужа. И едва община отправила повзрослевшую Валлти поступать в столичный университет учиться на врача, как безутешная вдова снова вышла замуж. Да ещё и (о ужас!) за мужчину из другой общины, из Кожевенников. Она, уроженка той же общины Кожевенников, и сама была для Медников чужая. Но уж такого они стерпеть не смогли. И потому Анил и её нового мужа Ке́гена попросили в сжатые сроки освободить дом, построенный общиной Медников вовсе не для того, чтобы там плодились Кожевенники. К чести этого самого Кегена говорили, что тот не особо и расстроился – быстро нашёл новое жильё поскромнее и на территории своей общины. А вот Анил бесилась из-за того, что её выселили из дома, который она уже привыкла считать своим…

Да и с Валлти всё поначалу пошло не очень-то здорово. Вернулась она из столицы беременная, отучившись в университете всего полтора года. И без мужа. Что да к чему – разбираться тогда никто не стал. Община от неё отвернулась. И в отчий дом, дом Ийара Великого, её даже не пустили. Ну что же делать, перекантовалась девушка как-то, родила. Но потом собралась, взяла ребёнка и умотала обратно в Инаркт. Восстановилась в университете и через три года вернулась с подросшей дочкой и профессиональной картой. В этот раз её хотя бы пустили домой…

Надо признаться, у меня отношения с моей общиной тоже не складывались. Ну, то есть, кожаный ярлык на красивой витой цепочке, знак Кожевенников, я в кармане, конечно, носил. Но активисты общинные мне даже вслед с тоской смотреть уже перестали. В отличие от Валлти, университет я так и не закончил. Но зато я получил специальность, от которой у главы любой общины дух захватывает. Я стал адво. Агенты адвослужбы, получившие свою профкарту от самого Космодрома, были в Колонии наперечёт, так что неоконченный университет здесь ни при чём. У меня всё оказалось наоборот – дело было во мне.

Это давняя история, и я стараюсь пореже её вспоминать. Но иногда приходится… Когда я учился на третьем курсе, умерла моя матушка. Это было здесь, в Кодде. Пришла с работы – и… Скоропостижно скончалась – вот и весь диагноз. Я тогда учился в Инаркт: университет в те годы у нас был только один, в столице. То, что так всё случилось, – это жизнь. А вот всё остальное – от людей. В тот год, почти через пять лет после событий на пятое Переворота, в очередной раз обострились отношения между общинами и правительством Кондуктории. И Каменщики объявили властям Кондуктории полный бойкот – вплоть до того, что перестали пользоваться почтой и общепланетными линиями связи. Кожевенники тогда активно этот бойкот поддержали. Как и большинство общин. С моей точки зрения, это была довольно глупая затея. Она даже не тянула на попытку вернуть то, что было проиграно пять лет назад. Зато незнамо сколько простых людей пострадало из-за такого резкого нарушения общественных связей. И меня вот тоже задело – о том, что матушку похоронили, я узнал только через месяц, во время очередного приступа «общественного согласия». Конечно, я уже ничем не помог бы ей. Но и попрощаться мне не дали. И я не простил.

Нет, я не устраивал публичных бойкотов. Вернулся в Кодд и жил в своей Меловке, в районе Кожевенников, где у матушки была половина дома. Платил в общину положенное со своего жалованья. Просто не общался больше ни с кем из общинного актива. Я знал, что для Кожевенников это было чувствительной потерей: получить своего в адвослужбе и не суметь восстановить с ним контакт! Но мне было на это наплевать. И сейчас наплевать.

А вот Валлти, что удивительно, на свою общину ничуть не обиделась – даже когда её беременную выставили из дома, где она выросла… У неё был какой-то свой взгляд на эти вещи, который мне ещё предстояло осмыслить.

Узнал я и о том, кто был отцом девочки. Валлти этого особо не скрывала – всё честно записала в метрике. Это был капитан ВВС Э́рбах Ле́та Крес, командир звена эскадрильи «Стрелы», что базировалась на Центральной площадке, к северо-западу от Инаркт. Когда выяснилось, что он погиб четырнадцать лет назад, я поначалу поверить не мог, что это и был тот самый лётчик, который первым поставил мины на Шоссе перед Второй баррикадой в ночь на пятое Переворота. Но по архивным данным, в тот год колония потеряла лишь двух офицеров ВВС, и только один из них был пилотом. Второй погибший – лейтенант, оператор бортового оружия. В ту трагическую ночь, при атаке войска мятежников, было сбито два катера из эскадрильи «Стрелы», но другой экипаж выжил, парни сумели катапультироваться.

Да, это именно Эрбах был тем пилотом, который спас колонию от кровавого кошмара. Это именно его катер был сбит уже над самыми Воротами, но успел засеять своим смертоносным грузом и дорожное полотно Шоссе, и обочины, и даже топкую низинку по обе стороны единственной прямой дороги в Инаркт…

Вот уж никогда не думал, что буду налаживать совместную жизнь с бывшей подругой человека, который уже вошёл в легенды! От нахлынувших воспоминаний меня в первый момент аж передёрнуло – я вспомнил ту ночь, когда мы с друзьями изображали воинскую часть Гражданской гвардии восточнее главных баррикад ополчения, на левом фланге импровизированной обороны. Бегали под обстрелом и пугали врагов, целясь в них из бесполезных против бронетехники допотопных винтовок. Боясь сделать хотя бы один выстрел, чтобы враги не померли со смеху.