2
Встань и заяви о себе

К средней школе я начал дружить с теми, кто, как и я, были неместными – из другой части города. Сначала мы защищали свою честь, ввязываясь в небольшие драки, затем стали кровными братьями навеки. Одним из моих приятелей был Пол Консрой, которого не очень приятно прозвали «Бродягой Флойдом». Не потому, что он был бездомным или беспомощным, а потому, что стал вести совершенно другой образ жизни, отличавшийся от того, который в Кортленде считался «нормальным».

Флойд был рок-н-рольщиком и бунтарем. Он познакомил меня с кожаными шмотками, революцией и музыкой, которую прежде я никогда не слышал. И у него была огромная коллекция пластинок. Новое, старое – абсолютно все. Сначала он включил мне блюз – Би Би Кинга, Папу Чарли Джексона, Мадди Уотерса… Что это было? Какое-то Вуду? Боль, слезы, смех, радость… все эмоции в одном круглом черном куске пластика. Далее еще одна поросль артистов – Литтл Ричард, Чак Берри, братья Эверли и Элвис. Настоящий рок-н-ролл. Элвис уже набрал невероятную популярность. По телевизору я видел, как он двигается на сцене, и мне были знакомы его хиты, но только теперь, услышав благодаря Флойду другие коллективы, я осознал истинное музыкальное «происхождение» Элвиса. Вот ведь как бывает!

И однажды дома у Флойда я встретился с Элвисом. Или по крайней мере кем-то очень похожим на него. Он держал гитару, и на голове этого парня она, безусловно, выглядела как помпадур Короля. Звали его Ники Пантас. Он играл на гитаре. Классно выглядел. Был рок-н-рольщиком. Я хотел быть как он.

Ники был меня на год старше, и хоть мы и ходили в одну и ту же школу, до этого ни разу там не виделись, поскольку разные классы старались держаться друг от друга подальше – за исключением, разумеется, подкатов старшеклассников к нашим девчонкам. Ник играл в бейсбольной команде питчером-левшой. Элвис умел закручивать мяч? Ничего себе! А чего-нибудь этот парень не умел?

В тот день в доме Флойда мы втроем болтали, мечтали и строили планы, при этом опустошили отцовский бар, выпили и вырубились, потом нас тошнило, и мы поклялись, что больше этого не повторится. Еще ни одного аккорда не сыграли, а уже считали себя группой.

Еще нам с Флойдом нравилось играть в «Мафию». Может быть, нам хотелось такие же крутые имена, как у тех героев. Может быть, хотелось быть крутыми хладнокровными парнями, которых прославляли по телевизору и в фильмах, и которые высмеивали авторитеты, как реальные, так и вымышленные. Мафиози были бунтарями со своими принципами, которые мы, честно говоря, не понимали, но для юных американских детишек итальянского происхождения в 1950-х эти манящие бандиты казались семейным полицейским подразделением. Когда Флойд сказал, что мне нужно сменить имя – «Невозможно стать звездой с фамилией Падавона!» – насмехался он надо мой – я решил вдохновиться различными мафиози. Мы хотели придумать фамилию из нескольких букв и, очевидно, итальянского происхождения. А потом меня осенило – Дио!

Я не был уверен на сто процентов, но хотел стать звездой и чтобы друзья поучаствовали в этой безумной авантюре, поэтому выбрал это новое имя и приготовился к битве. Ронни Дио: мафиозный музыкант.

Мы собирались стать группой, но по-прежнему приходилось посещать школу, делать уроки и каждый день по четыре часа играть на трубе. Поиски остальных музыкантов и совместные репетиции уходили на второй план, и в основном все сводилось лишь к разговорам, надеждам, желаниям и мольбам о том, что когда-нибудь все сбудется.

Однажды вечером мы завернули за угол на Дрим-стрит, и в YMCA^[1] проходили танцы. Играла молодая группа из соседнего Бингемтона, называвшая себя The Rickettes^[2]. Мы с Ники приехали пораньше, чтобы заценить их выступление. Держали дистанцию, прикидываясь равнодушными. Но у этих ребят было все: гитары, электрический бас, усилители и звуковая система. Когда они взбодрились и приступили к музыке, это было круто. Больше мы не могли притворяться, что нам все равно, и мы стояли, широко раскрыв глаза, отчаянно желая быть как эти парни.

В кружащейся в танце толпе мы стали тщательно искать ребят, с которыми можно сколотить группу. Это оказалось несложно. Музыкантов всегда находят, когда «присматриваются», восхищаясь или же ненавидя себе подобных. А выбрать было из кого – несколько барабанщиков, басист, пианист и саксофонист. С барабанщиком оказалось легче всего. Среди кандидатов была девушка, и все мы знали правила. Никаких телок! Поэтому заговорили с парнем по имени Томми Роджерс и – к радости своей – обнаружили, что у него есть барабаны и подвал, где можно репетировать.

Следующим мы взяли в оборот Джона Алкорна – он играл на басу, но доступ у него имелся лишь к одному из тех больших контрабасов, на которых играли джазмены. По крайней мере Джон умел играть, поэтому мы были ему рады и пригласили в группу. Последним взяли молодого парня по имени Джон Кейн. Джон, которого также называли Джеком, был саксофонистом и уже успел выступить живьем; солировал как ненормальный. И вдруг оказалось, что это не просто разговор. У нас действительно есть группа. Только я сомневался, что мы действительно что-то можем.

Услышав The Rickettes и их мощный звук, мы поняли, что нужны усилители более высокого качества, но поскольку деньги были проблемой, мы довольствовались старым усилком и принялись его чинить. Мой дядюшка Джонни неплохо разбирался в телевизионной электронике, поэтому мы втянули его в эту авантюру. Он чего-то покрутил внутри этой штуковины, а потом заявил, что все готово и можно проверять. Выключатель был поднят, и маленький красный огонек, мигавший и продолжавший ярко гореть, сигнализировал о первом признаке успеха. Сыграли гитарный аккорд, и трясущейся рукой Ники подрубил этого зверя. Звуки, получившиеся в тот день, безусловно, мало походили на музыку, но боже! Было громко! Есть контакт! А как мощно!

Моя роль заключалась не только в том, чтобы играть на трубе. Гитарист у нас был всего один, и я бы в любом случае не потянул. Список песен состоял исключительно из инструментальных композиций. О вокале мы стали думать только когда поняли, что не сможем составить конкуренцию ни одному из коллективов на музыкальной сцене, пока не появится певец.

Как только появлялось свободное время, мы с Ники садились на его велосипед и, держа между собой гитарный кофр, мчали домой к Томми. Там внимательно изучали его записи, чтобы подобрать правильные аккорды к песням, которые хотели исполнять. Репетиции оказались бесценными. Поскольку мы, честно говоря, не знали, что делаем, пришлось придумывать собственные музыкальные методы, позже сформировавшие наше фирменное звучание. Родители Томми очень нас поддерживали. Никогда не жаловались на шум, а шумели мы иногда здорово.

Это был для меня переломный момент – момент, когда к музыке я стал относиться с большей страстью, нежели к спорту. Ни о чем другом и думать не мог – лишь о том, как сочинять этот новый вид музыки, свободный и лишенный ограничений. Это здорово отличалось от суровой дисциплины, которую от меня требовали в школе. Я не отвергал более формальный подход, просто пытался их объединить. Меня по-прежнему поражали классические произведения, которые мы исполняли в школьной группе в Кортленде. Нашим дирижером был Бёртон Стэнли, известный всем как «Профи». Он был замечательным человеком: порядочным, терпеливым, упертым, когда это требовалось, понимающим и превосходным учителем. Но максимум, чего добились его студенты в плане «популярной музыки» – это местная танцевальная группа, известная как Stardusters.

Но даже у танцевальной группы был потенциал. Когда один из трубачей Stardusters окончил школу, Профи взял на место этого парня меня. Я этим чертовски гордился. Еще лучше, что лидером группы являлся бывший выпускник школы Кортленда по имени Фил Натоли, который на тот момент являлся моим кумиром среди трубачей. Фил ушел из выпускного класса, чтобы пойти в армию США, где быстро дослужился до сержанта – и стал первым трубачом в армейском джаз-бэнде. Фил был настолько крут, что ему поступало множество предложений играть профессионально и гастролировать по миру. Но после армии он вернулся домой и женился на Аните – любимая его дождалась.

Теперь же мне довелось воочию увидеть, как он играет. И некоторое время я не знал, сдамся ли я после такого или же наоборот воспряну духом и покажу себя как музыканта. Мне ведь ни разу не приходилось быть «на гастролях», и большинство из одиннадцати других парней в Stardusters были на пять или шесть лет меня старше, да еще и при машинах. Не то чтобы мы чего-то добились – обычно это были единичные выступления на местных свадьбах или школьных балах. Но поскольку машину я не водил, то ехал с тем, кто оставался со мной в тот вечер.

Некоторые из парней приводили своих девушек, и всю дорогу те чувствовали себя зажато и некомфортно, поскольку я сидел на заднем сиденье, пытаясь быть незаметным. Но такого никогда не было, когда ты ехал с Джо Феррисом. У Джо были скоростные тачки, и водил он как гонщик, а еще у него была Конни – выглядела она сногсшибательно. Наши совместные поездки были словно фиеста. Они врубали радио, курили сигареты, пили пиво, постоянно обжимались и целовались взасос, и мое присутствие, похоже, их совершенно не смущало. А мне это нравилось! Играла отличная музыка, и можно было мельком увидеть пикантные места Конни.

Джо рассказывал одну гастрольную историю за другой, а мне все было мало. Хотелось, чтобы и у меня были истории, опыт гастрольной жизни и все пикантные места Конни.

Единственным разочарованием было то, что мое участие в Stardusters мешало мне прогрессировать с еще не получившей название группой. Но я не мог отказаться от девяти долларов, трубя в рог и любуясь Конни. Поэтому мы репетировали с группой, когда получалось, и наконец нашли время сочинять под своим именем.

Мы отбросили несколько названий, которые не подошли. Затем кто-то упомянул Лас-Вегас, а еще кто-то сказал «Короли» – и мы стали «Королями Вегаса»! (Vegas Kings). Наспех придумали логотип, обклеили его золотыми звездами и поклялись в вечной преданности новой группе.

Мы с Флойдом не собирались отказываться от своих бунтарских корней. Мое хвастовство о пьянках с ребятами из Stardusters не прошло незамеченным, и Флойд предложил самим выковать жетоны Шерифа. Пить в Нью-Йорке разрешалось только с восемнадцати, и мы были уверены, что сможем обвести вокруг пальца какого-нибудь ничего не подозревающего бармена, и он нальет нам несколько бокалов. Отец нашего друга работал в типографии и знал, как пользоваться пишущими машинками. Мы скопировали стандартную форму, вписали туда свое имя и липовую дату рождения, подделали подпись Шерифа и приложили на карту большую печать – алюминиевую монету с выбитой по краю надписью: «Добро пожаловать в Атлантик-сити».

Когда все было готово, мы с гордостью изучили свои новые удостоверения. Теперь мы были настоящими мужиками. Официально. Легально. Наконец-то. Можно пойти и выпить…

Моя преступная карьера началась еще до авантюры с удостоверением. Однажды я нашел на улице ключи от «Бьюика» и, не раздумывая, положил в карман. В субботу после обеда мама всегда пропадала в магазине, а папа несколько раз в месяц уезжал с братьями на рыбалку, поэтому время от времени я оставался дома один. Десятилетний парнишка с грандиозными идеями, предоставленный сам себе. Что такого может случиться?

В этот день я забрел в гараж, где отец припарковал наш семейный автомобиль. Он отправился на рыбалку с братьями на одной из их машин и не стал париться и закрывать двери своей тачки. Поэтому я запрыгнул в салон, оказался перед огромным рулем и стал изучать обстановку.

Я знал о машинах достаточно много, чтобы понять, что пока не вставишь ключ в замок зажигания, она просто не заведется, а потом вспомнил про ключи, которые нашел на улице. Помчался на второй этаж дома и выудил их из ящика с инструментами, который прятал под половицей в своей комнате, затем побежал вниз в гараж и сел в машину.

Вставил ключ в замок зажигания, глубоко вдохнул и повернул его. Но он не двигался! Я сразу же ужасно расстроился. Вытащил ключ и посмотрел на него. Конечно же, у этого канавки прорезаны не так, как у настоящего ключа. Помчался обратно на кухню. Знал, что у отца есть запасные ключи.

У папы в подвале хранились инструменты на все случаи жизни, поэтому я, малолетний эксперт по замкам, спустился туда и принялся затачивать и шлифовать, пока оба ключа не стали выглядеть одинаково. После чего поднялся наверх в гараж проверить свою ручную работу. Ключ вошел. Я повернул замок зажигания и тут же был шокирован от давления в руке и голове, когда загудел мотор и завелся автомобиль.

Напуганный до смерти, я выскочил из машины и убежал, думая, что в любой момент случится нечто катастрофическое. Поборов страх, я выглянул из-за угла гаража. Двигатель все еще работал, тихо и плавно, и я, успокоившись, вернулся за руль автомобиля.

Дотянулся до педали газа и плавно нажал. Крошечный шаг для мальчишки, сумасшедший прыжок в безумие. Двигатель загудел. Я снова нажал, чуть сильнее. На этот раз он уже не гудел, а рычал. Я экспериментировал, пока не почувствовал, что контролирую ситуацию. Затем включил радио. Какое вождение без радио?! Все это знали.

Музыка наполнила воздух, и я совладал с нервами, чтобы сдвинуть этого монстра с места. Нажал на тормоз и передвинул коробку передач на букву R (задний ход). Автомобиль слегка тряхнуло, и я почувствовал, что он готов к движению. Постепенно я убрал ногу с тормоза, и машина начала крениться назад. Я прижал ногой педаль тормоза и дернул коробку передач обратно на букву P (парковка). Для первого дня достаточно. Сердце бешено билось, как двигатель, но повернуть ключ и выключить сердце я не мог.

С тех самых пор я садился за руль каждый раз, когда предков не было дома, и каждый раз смелости все прибавлялось. В конечном итоге я научился вывозить машину из гаража на подъездную дорожку. Это было не так просто, потому что, выезжая задом из гаража, был риск задеть боковую часть нашего дома, а под другим углом, в нескольких метрах, стоял соседский дом семьи Пелличчиотти. Опасное занятие.

Наблюдая, как папа маневрирует, объезжая препятствия, я научился этим небольшим трюкам, чтобы избежать аварии. Научился выезжать задом из гаража. Стал увереннее. И если бы все вождение заключалось в том, чтобы вывозить машины из гаражей – у меня бы проблем не возникло.

Моего лучшего друга в нашем районе звали Бобби «Крыс» Райтмайр (Не ведитесь на имя. Бобби тоже был американцем итальянского происхождения). Свое неоднозначное прозвище Бобби получил после того, как однажды обнаружил дом грызунов под берегом реки Тихниоги, где мы рыбачили, купались и злоупотребляли вредными привычками. Мы находились в самом сердце страны индейцев племени Ирокезов, поэтому названия вроде Тихниога встречались по всей территории.

У нас с Крысом не было друг от друга секретов, поэтому в конечном итоге я ему рассказал про свои приключения с ключом и машиной. Когда наступил следующий день и родителей снова не оказалось дома, я гордо продемонстрировал Крысу, как умею выезжать из гаража и кататься по подъездной дорожке, после чего идеально ставить машину на место.

– Дай-ка и мне попробовать, – разумеется, в какой-то момент сказал Крыс.

– Хорошо, – ответил я, вдруг осознав, какой опасности себя подвергаю. Мы поменялись местами, и я велел ему все делать медленно. Но Крыс был настоящим авантюристом, и я тут же узнал безумный взгляд в его глазах. Я задержал дыхание, когда он повернул ключ в замке зажигания, и двигатель завелся. Затем я включил радио – а что? Моя машина – мои правила!

Музыка, похоже, успокоила Крыса, и он вел себя так же аккуратно, как я, когда впервые давил на «газ». Он нажал на тормоз и медленно передвинул коробку передач на «реверс», невероятно плавно выворачивая руль влево. Слава Богу, все получится…

Затем, к моему ужасу, Крыс вдавил педаль газа в пол, и машина вылетела из гаража как ракета. Монстр заревел еще громче, разбив один угол гаража и врезавшись в кухню семьи Пелличчиотти.

Миссис Пелличчиотти только-только отошла от мойки и чудом не угодила под эту груду летящего металла весом две тонны. Из лопнувших труб хлынула вода, в воздухе парили грязь и труха, и когда я осмелился открыть глаза, то увидел, как задом мы на несколько метров въехали в соседский дом.

Крыс посмотрел на меня и произнес четыре слова, которые я никогда не забуду: «Что же мы натворили?» – прокричал он, делая ударение именно на слове мы. Времени на споры не было. Собравшаяся толпа соседей стекалась из обычно тихих домов, чтобы разузнать источник этой ужасной аварии.

Сестра моего отца, тетушка Карм, первой прибыла на место, и когда я, скрепя сердце, вылез из машины, она сообщила мне о том, что я уже и так знал: «Отец тебя убьет!». Никакого суда не будет. Сразу казнь. Именно этого я заслуживал. И прекрасно это понимал.

Миссис Пелличчиотти, прекрасная женщина, больше беспокоилась за нас, нежели за себя. Убедившись, что мы с Крысом целы, толпа неохотно стала рассасываться, а мы стояли, столкнувшись лицом к лицу со своими демонами. Двое ничего не понимающих десятилетних мальчишек, решение наших проблем было простым: продадим велосипеды, а на эти деньги починим машину, гараж и дом. И все это на следующий день, до возвращения моего отца с очередной рыбалки. Мы помчались в магазин велосипедов и предложили владельцу свои драгоценные колеса. Умело торгуясь, нам удалось раскрутить его на великолепную сумму в 23 доллара. Мы же были уверены, что на ремонт и починку хватит.

К тому времени, как я добрался до дома, мама вернулась из магазина и застыла в шоке, уставившись на новую «пристройку» к соседскому дому. Я поспешил объяснить, что проблема решена и мы продали велики. И вручил ей 23 доллара.

Не знаю, что послужило причиной – состояние соседского дома или отцовской машины, или моя невинная попытка решить проблему столь заоблачной суммой – но мама принялась рыдать. Взяв себя в руки, она подтвердила мои наихудшие опасения.

– Отец тебя убьет, – сказала она. Я снова оказался в Камере смертников.

Мы с мамой проплакали всю ночь, ожидая, что приговоренный к смерти молодой парень будет казнен ровно в полдень. Утром следующего дня через дорогу от дома моей тетушки Карм высадились рыбаки. Я прекрасно видел, как они выходили из машины, и неумолимо тающие часы я проводил в ожидании своего палача.

Когда наконец фургон подъехал к дому и, держа в ведрах чешуйчатые трофеи, высадились пассажиры, радуясь возвращению, я увидел, как тетушка отвела папу в сторону и, схватив за плечи, принялась вести серьезный разговор. Позже я узнал, что тетушка Карм сообщила эту ужасную новость отцу и умоляла не наказывать меня.

Но тогда я этого еще не знал, и когда увидел, как он, Смерть с косой, Убийца рыб, взглянул на наш дом, сердце чуть не выпрыгнуло из груди.

Строгий консервативный отец-итальянец медленно пошел в сторону дома, а я побежал, чтобы, трясясь, сесть с мамой за кухонный стол. Дверь открылась. Отец вошел и посмотрел на меня бесстрастным взглядом, затем, не сказав ни слова, вышел через заднюю дверь, полюбоваться этой «красотой».