Это привело к целой серии катастроф. Сначала разразившиеся дрязги позволили всем тем фашистским или, как минимум, полуфашистским режимам, которые и в прежней истории захватили власть в Венгрии, Прибалтике, Австрии и самой Германии, снова сделать это. А ведь такие операции были разработаны… Например, единый блок коммунистов и социалистов вполне мог получить на обоих – и июньских, и ноябрьских – выборах тридцать второго года в Германии большинство голосов и провести на место канцлера своего человека. Да и не было бы в этом случае никаких ноябрьских выборов. Но не срослось… Сталин, конечно, после прихода Гитлера к власти на своих оппонентах потоптался основательно, вменив им в вину всё произошедшее, но это не привело их ни к какой переоценке собственных действий, а только добавило злости. А вот реакция Иосифа Виссарионовича, причём, не исключено, именно под влиянием усилий Алекса, так сильно «топившего» за предотвращение «сталинских репрессий», на этот раз оказалась куда мягче и-и-и… ну, назовём это «беззубей». Вследствие чего, потерпев пусть и не безоговорочное, но поражение на съезде, эта группировка решила добиться своего через вооружённый переворот, втянув в него часть руководства Наркомата обороны и командование Московского военного округа. Переворот начался выступлением частей Московского гарнизона, который возглавил Тухачевский, также присоединившийся к заговору, оформившемуся в партийной верхушке к середине тридцать пятого года, вследствие которого Сталин и Фрунзе были убиты прямо во время парада на трибуне Мавзолея, а Киров схвачен и расстрелян через три месяца после публичного показательного процесса… После чего партия и государство, как было объявлено, «вернулись к ленинским нормам коллективного руководства», продержавшимся, впрочем, очень недолго. Уже через год «под нож» пошли Зиновьев и Каменев, потом настала очередь Енукидзе, Тухачевского и большой группы лидеров «путча» рангом поменьше, а затем развернулась такая кровавая вакханалия, которую историки этой реальности вполне закономерно обозвали «бухаринскими репрессиями». Итог для страны был суров – срыв выполнения планов второй пятилетки, повторение почти всех ошибок, совершённых в «изначальной» реальности Алекса (ну дык к руководству страны пришли люди, исповедовавшие точно те же ценности и обладавшие совершенно тем же мировоззрением, что и в «изначальной» реальности Алекса, – от «солидарности мирового пролетариата» до «малой кровью на чужой территории»), а также совершение множества новых. Например, Бухарин сумел-таки обеспечить республиканцам победу в Испанской гражданской войне. Но результатом этого, по мнению большинства историков, стало заключение перемирия между немцами и англичанами в марте сорок первого года и куда более быстрая «сдача» англичанами Греции, последствием которых стала несколько бо́льшая, чем ранее, численность сил вермахта и люфтваффе, сконцентрированных на Восточном фронте. Вследствие чего немцы напали на СССР уже пятого мая, получив в своё распоряжение ещё полтора месяца хорошей погоды, которыми сумели воспользоваться по полной… И хотя англичане уже в сорок втором, когда стало ясно, что СССР, как минимум, удержался и способен сопротивляться, нарушили перемирие, атаковав немецко-итальянские силы в северной Африке, что, вкупе с тем, что уже было сделано к моменту ухода Алекса в будущее, позволило Советскому Союзу снова выиграть войну, но победа на этот раз обошлась в тридцать один миллион погибших. То есть даже больше, чем не то что в предыдущих тактах, но и в изначальной реальности Алекса… Вишенкой же на торте для него стал факт того, что во время всё же состоявшейся в этой реальности перестройки, опять закономерно закончившейся обрушением СССР, местные «демократы новой волны» подняли на щит «невинно убиенного» Сталина, который, как следовало из их слов, был истинным демократом и народолюбом и изо всех сил противостоял «кровавому диктатору Бухарину». И потому был им безвинно убит…

А вот с флотом, к крайнему удивлению Алекса, отчего-то в этом такте всё оказалось куда лучше, чем в прошлом. Возможно, потому, что к моменту путча вся работа уже была вполне налажена. Так что даже репрессии, которые на этот раз, впрочем, оказались всё-таки пусть и немного, но менее массовыми, чем в изначальной реальности Алекса (кое-какие цифры он помнил), хотя и куда больше, чем в большинстве предыдущих тактов, да и оказались в этот раз направлены в основном именно на самую верхушку. Так что инженерно-технический персонал в основном вполне сохранился.

Короче, на этот раз к войне успели построить тринадцать крейсеров – семь тяжёлых и шесть лёгких, а новых эсминцев наклепали ажно пятьдесят восемь штук. После Таранто^[9] на всех крейсерах и эсминцах поменяли все двенадцати- и семимиллиметровые пулемётные установки на четырнадцати с половиной миллиметровые, что сделало оба типа советских крейсеров самыми защищёнными от атак авиации. Ну, как минимум, на начало войны. Вследствие чего практически всеми в мире признавалось, что флот СССР оказался наиболее приспособлен именно к той войне, которую ему пришлось вести. Да и вёл он её весьма успешно.

Алексу удалось раскопать на местном варианте Ютуба ролик, в котором какой-то блогер-американец провёл анализ разных флотов времён Второй мировой войны. Так вот про советский флот он высказывался вполне комплиментарно:

«…и наконец, переходим к самому вкусному блюду, а именно – флоту Советской России, или, как он тогда назывался, RKKF. – Парень на экране махнул рукой в сторону, и за его спиной возникла и заполнила весь фон фотография нескольких кораблей, идущих полным ходом строем фронта.

Почему я сказал «самое вкусное»? – Парень ухмыльнулся. – Да потому, что итоговые оценки именно этого флота оказались наиболее далеки от предварительных. Если до начала Второй мировой войны редко какой военно-морской деятель или морской аналитик не удержался от соблазна поиздеваться над «тупыми комми», затратившими огромные средства на то, что все поголовно называли «недофлотом», «никчёмными лоханками» и «жалкими клонами германского паллиатива», то во время войны внезапно оказалось, что «комми» попали в яблочко. И что их корабли куда более отвечают требованиям именно той войны, которую им пришлось вести, чем что бы то ни было, построенное всякими снобами вроде англичан или французов. Более того, даже наши умники из DON^[10] всего лишь через несколько месяцев после вступления США в войну бросились, высоко поднимая колени, изучать опыт боевых действий русских, мгновенно забыв все свои шутки по поводу их «недофлота». Так что начнём мы, пожалуй, с того, как вообще у русских появились подобные корабли.

Тут фон за спиной парня очередной раз изменился, превратившись в фотографию какого-то весьма потрёпанного корабля не очень больших размеров, в небе над которым виднелось несколько старинных бипланов.

– После окончания Гражданской войны экономика Советов оказалась настолько сильно разрушенной, – неторопливо начал парень, – что всем было ясно, что для достижения хотя бы того уровня, который имела Российская империя к началу Первой мировой войны, новой России потребуются десятилетия. А это означало, что обычный путь развития флота, вершиной которого для государств того времени являлись эскадры линкоров, для советской России оказался закрыт. Поэтому одним из самых важных вопросов, которые встали перед новым, коммунистическим правительством России, стал вопрос: как стране, омываемой двумя океанами и несколькими морями, обеспечить защиту своих интересов или хотя бы своих границ без сильного флота? – С этими словами парень повернулся и махнул рукой в сторону фона. – Здесь мы можем видеть, как «комми» начали решать возникшую перед ними дилемму. Эта фотография была сделана на совместных учениях морских и воздушных сил, которые были проведены в мае тысяча девятьсот тридцатого года на Балтике, неподалёку от Кронштадта. Учения проходили под руководством narodni komisar po voenim i morskim delam Михаила Фрунзе. – Парень произнёс наименование должности на русском языке, смешно коверкая слова. Похоже, он считал, что подобный языковый экзерсис – это круто и хорошо подчёркивает уровень его знаний о предмете рассказа.

– Это были первые учения, во время которых была совершена попытка оценить степень угрозы боевым кораблям в случае массированного применения авиации. Именно массированного, потому что опыты по использованию авиации против кораблей к тому моменту были проведены уже во многих странах. Но вот учений, в которых было задействовано столько кораблей и самолётов, а в них участвовал почти весь наличный корабельный состав Балтийского флота, способный отойти от причальной стенки, и аж четыре авиационных полка – никто ещё не проводил. И хотя задействованная авиация была представлена уже довольно устаревшими даже на тот момент бипланами «R-1», являвшимися клонами de Havilland D.H.9A образца ещё тысяча девятьсот шестнадцатого года, результаты этих учений, по оценке мистера Фрунзе и подчинённых ему командиров, оказались весьма впечатляющими. – Парень торжественно воздел вверх палец. – Но мы не будем углубляться в их историю слишком уж и подробно. Просто знайте, что по результатам этих учений был сделан вывод о том, что именно авиация в скором будущем станет самым опасным противником военного флота. И этот вывод Советы совершенно устроил!

Молодой человек покровительственно усмехнулся в объектив, после чего продолжил:

– Ну ещё бы! Красные посчитали, что нашли способ, не тратя деньги на огромные и бешено дорогие игрушки типа линкоров или линейных крейсеров, заиметь возможность вполне надёжно защитить свои берега и прибрежные воды от мощных военных флотов imperialistov. Не верите? Давайте посчитаем! Согласно выводам военных экспертов, обрабатывающих результаты учений, для гарантированного потопления одного линкора требовалось послать на него в атаку полк ударных самолётов, то есть бомбардировщиков или торпедоносцев. А это всего лишь около трёх десятков аппаратов. Крейсер требовал эскадрильи. Эсминец – звена. Стоимость одного самолёта условно примем равной пятидесяти тысячам долларов. Хотя эта цифра, скорее, относится к аппаратам времён уже середины сороковых годов, а не конца двадцатых, но пусть… Так что общая стоимость полка ударных самолётов составит полтора миллиона долларов. Стоимость же линкора типа «North Carolina» составила семьдесят семь миллионов долларов. В пятьдесят с лишним раз больше! А, скажем, «Iowa» стоили уже около ста миллионов… Не менее впечатляющим соотношение потерь окажется, если посчитать его не через финансы, а через человеческие жизни. Даже в случае поголовной гибели всего авиаполка, брошенного в атаку на линкор, что, естественно, вряд ли случилось бы в реальности, потери атакующих составят, в зависимости от типа самолётов, принимающих участие в атаке, и, соответственно, численности экипажей, – от полусотни до сотни человек. Экипаж же линкора насчитывал от тысячи восьмисот человек для кораблей типа «North Carolina» и до почти трёх тысяч для «Iowa», – тут парень залихватски подмигнул в камеру. – Вы же понимаете, что с таким соотношением затрат и прибылей уже можно делать приличный бизнес!

Сделав паузу, блогер протянул руку влево, за обрез экрана и выудил банку пива. Вскрыв её, он сделал шумный глоток, после чего продолжил:

– Однако, как вы понимаете, военный флот нужен не только для защиты собственных берегов. У него множество других не менее важных задач – охрана и сопровождение конвоев, высадка и огневая поддержка десантов, демонстрация флага у чужих берегов и на других континентах, в конце концов. Так что, даже если согласиться с тем, что русские нашли способ справиться с эскадрами линкоров imperialistov, строить корабли им всё равно пришлось. Вот только строить они их принялись с учётом всех сделанных ими самими выводов. Вы спрашиваете, что же это значило? А вот что. – Парень снова на мгновение прервался, сделал ещё один глоток из банки и махнул рукой в сторону фона, который в очередной раз изменился, превратившись в схему башенной установки. – Во-первых, русские практически полностью отказались от орудий, не способных стрелять по самолётам. Практически, потому что один тип подобных орудий у них на кораблях все-таки был. Это – главный калибр тяжёлых крейсеров типа «Chapaev», являющегося отнюдь не «клонами немецких паллиативов», как о них говорили, а развитием и серьёзной переработкой немецких «карманников» под задачи, стоявшие перед RKKF и в соответствии с воззрениями русских. Что превратило их из «недостаточно быстрых дальних рейдеров» во вполне приличные тяжёлые крейсера и отличные корабли поддержки десанта. Но эти одиннадцатидюймовые монстры у русских оказались единственным флотским калибром, не способным стрелять по самолётам. «Комми» настолько жёстко соблюдали это требование, что, например, полностью отказались от вооружения своих крейсеров весьма популярным в то время в мире калибром в шесть дюймов и вооружили свои лёгкие крейсера типа «Sverdlov» и эсминцы универсальными орудиями калибра 5,12 дюйма, вследствие чего их лёгкие крейсера до начала войны всеми считались недовооружёнными. Зато во время войны они оказались настоящим кошмаром для люфтваффе. Да и в качестве кораблей поддержки десанта они зарекомендовали себя выше всяческих похвал, компенсируя уменьшенный калибр впечатляющей скорострельностью. Конечно, в прямом боестолкновении с противником, вооружённым шестидюймовками, которые немцы, например, чуть позже начали ставить даже на эсминцы, русским, при прочих равных, вероятно, пришлось бы нелегко. Но в том-то и дело, что за всё время войны русские корабли поучаствовали в подобных столкновениях считаное число раз! Да и о «прочих равных» в них и речи не шло. Зато схваток с авиацией русские моряки наелись от пуза… – Фон за спиной парня снова сменился. На этот раз старая фотография изображала авианалет на идущий полным ходом отряд кораблей, все орудия которых были задраны в зенит и изрыгали непрерывный огонь. – Но это ещё не всё. Исходя из сформулированных по итогам учений представлений о будущей войне на море, а также из крайней ограниченности собственных ресурсов, русские выработали весьма необычный подход к конструированию и вооружению кораблей. Тогда он породил целую волну насмешек. Русские корабли почти повсеместно именовались «неудачными конструкциями, созданными по изначально ошибочно сформулированному техническому заданию». Например, их эсминцы были на несколько узлов медленнее любых других, проектируемых и строящих в то же время. Их тяжёлые крейсера несли бортовую броню в полтора, а то и в два раза тоньше, чем их одноклассники. Что вообще-то выглядит весьма удивительным на фоне того, что русские бронировали свои эсминцы и даже торпедные катера. Да-да, представьте себе, русские ещё в начале тридцатых годов начали строить катера, у которых боевая рубка и палуба в районе расположения двигательных установок были прикрыты бронёй. Тонкой, противопульной, но бронёй! У эсминцев же кроме этого бронировались ещё и орудийные башни. Но дело в том, что подобный подход русских опять же был вызван тем, что они решили в первую очередь максимально защитить свои корабли от того врага, который они считали главным. То есть от авиации! Именно отсюда и это пренебрежение скоростью, и тонкое, но куда более развитое бронирование. От тяжёлой бомбы не очень-то спасёт и в разы более толстая броня, зато для защиты от осколков и авиационного вооружения такой вполне хватит. И, как показал опыт войны, они оказались полностью правы! Ну, во всяком случае, в отношении той войны, которую пришлось вести именно их флоту…

Парень вновь отхлебнул пива, после чего продолжил:

– И ещё один интересный момент. – Фон за его спиной снова сменился, на этот раз представ в виде конструкторского чертежа башенной артиллерийской установки, вооружённой двумя орудиями. – Это, – парень небрежно махнул рукой, – двухорудийная установка типа БУ-2-130, – единственная орудийная установка Советов, калибра 5,12 дюйма, во всём RKKF. – Он ухмыльнулся. – Да-да, дорогие мои, всё так. Если наши знаменитые Mark-12 выпускались в четырёх вариантах установок – открытая на центральном штыре и на кольцевом погоне, а также закрытые одно- и двухорудийные на кольцевом погоне, – то русские выпускали всего один вариант – закрытая двухорудийная установка на кольцевом погоне. Всё. Других нет. Не нравится – не покупайте. – Парень широко усмехнулся и развёл руками. – Скажу более, это была самая распространённая артиллерийская установка RKKF среднего калибра. Все остальные, а Советы выпускали ещё спаренную 10,5-см установку, которую они разработали на базе той, что прикупили у немцев вместе с проектом «карманников», а также и 85-мм опять же двухорудийную установку, были выпущены в суммарных объёмах, составивших не более половины от БУ-2-130… Но зато эту установку они отработали от и до! – Парень допил банку и картинным жестом швырнул её куда-то влево, после чего продолжил:

– Впрочем, русские вообще показали себя сторонниками крайней стандартизации. Знаете, сколько у них было типов корабельных турбин? Один! GTZA-27, производившиеся на трёх заводах, мощностью образцов первых серий в двадцать семь тысяч лошадиных сил, а последующих – в тридцать и тридцать три тысячи. Они их ставили и на тяжёлые, и на лёгкие крейсера, и на те и на другие по три штуки, и на эсминцы – по две, и на конвойные корветы, которые в RKKF назывались «storojeviki», – по одной штуке. А знаете, сколько у них было типов флотских дизелей? Два! Первый они ставили в качестве двигателей экономического хода на все свои корабли – от линкоров до корветов и подводных лодок, а второй, высокооборотный, – в качестве основных двигателей торпедных катеров и «malih ohotnikov». На торпедные катера они ставили по три D-18, а на «malie ohotniki», с которых, кстати, судя по всему, немцы и содрали если не конструкцию, то как минимум свою идею «раумботов», поскольку они строились в тех же корпусах, что и торпедные катера, конструкцию которых, уже, наоборот, русские прикупили у немецкой верфи «Lurssen» в те времена, когда кригсмарине ещё и не думал ни о каких торпедных катерах, по два. Именно благодаря подобному подходу, реально невозможному ни в какой другой экономике, кроме советской, «комми» и удалось весьма недорого построить вполне приличный флот, показавший себя в войне очень и очень неплохо…

Поработав ещё полтора часа, Алекс почувствовал, что его начало клонить в сон. С хрустом потянувшись, он закрыл рабочий файл и по устоявшейся традиции перед сном поднялся в комнату к сыну. Ванька спал на боку, скомкав одеялко и засунув его между коленей. Мальчишка его не подвёл. И сначала – когда они добирались до Парижа, ночуя в случайных местах, потому что без документов ни в один приличный отель было не устроиться, он, как маленький солдат, стойко переносил все выпавшие на их долю «трудности и лишения», и потом. Ну а тому, как ему удалось очаровать мадам Женуа, Алекс удивлялся до сих пор… И теперь, когда им удалось наконец обустроиться, он вполне спокойно принял то, что ему достаточно долгое время придётся пожить с папой и новой няней, а не Маргаритой Ниловной, к которой он успел привязаться в Москве. И только иногда, причём исключительно в момент, когда они были одни, позволял себе подойти к Алексу, забраться к нему на колени и тихо спросить:

– Папа, мама де?

Ну, или когда он уже почти засыпал. Как сегодня…

Постояв несколько минут, Алекс нагнулся и, поправив одеялко, тихо прошептал:

– Ничего, сынок, мама будет жива и с нами. Это я тебе обещаю…