Гнев Тила не ведал границ. Отдав здравомыслие на откуп поглотившей его ярости, он приказал пленить и в назидание остальным прилюдно сжечь отступницу вместе с плодом и любимым питомцем зари. Сковав всех троих единой цепью, неумолимый Тил призвал всепожирающее пламя хаоса и обрушил его на непокорную сестру. Погибая в огне, Остари поклялась, что её дети никогда не станут частью Корней Небытия и будут жить вопреки любой даже самой могущественной воле. К удивлению палачей, жар поглотил хрупкие тела, но не обернул их пеплом, оставив в лоне кострища кокон из обугленной, сплавленной воедино плоти. Миновала ночь и, когда следующий восход коснулся остывших углей, кокон растрескался, словно яйцо дракона, явив миру двух младенцев мужского и женского начала. Жесткая чешуйчатая кожа малышей отражала теплые солнечные лучи, лица имели человеческие очертания, а головы вместо волос покрывал крепкий роговой панцирь. Недоумевающий подобным чудесам, Тил восхитился своеобразию малюток, а также их волей к жизни. Гнев быстро отступил и, осознав содеянное, в скорби и глубоком раскаянии он даровал свободу этим созданиям в память о своей сестре Остари, наградив её детей силой гордого имени – Броктар, что означало – желающий жить.

Завершив мысленный пересказ, я отрешенно уставился на расплывающиеся в густом мраке силуэты деревьев и с шумом освободил грудь от ночного воздуха. Странное щемящее чувство одолевало меня каждый раз, когда я думал об этой печальной и одновременно воодушевляющей истории. Словно тревожный сон о доме, которого никогда не существовало, вдруг на короткое мгновение становился явью и заставлял сердце сжиматься от ноющей, но всё же приятной тоски снова и снова.

За тот небольшой срок, что я прожил в Мак-Тауре, мне не часто приходилось встречать сородичей, да и те не слишком рвались беседовать с чересчур любопытным наемником. И уж тем более я не мог знать ничего о взрослении среди народа броктаров. Однако где-то глубоко внутри моего разума таилось нечто, чего там никогда прежде не было – обрывки чужих видений. Мириады осколков непрожитых мной воспоминаний, изредка вспыхивали в сознании и, тесно сплетаясь с образами прежней жизни, всё навязчивее мешали отличить действительность от смутной выдумки. Отрочество и первые потуги в традиционном военном ремесле. Юность и досрочное настоящее испытание силы под суровым присмотром родного клана в кругу исполинских стен Остагара – древнего города-государства и исконной столицы драконоподобной расы. А после отчаянное путешествие через море в Зарию вопреки запрету старейшин. Всё это как будто бы когда-то происходило. Но, было вовсе не со мной, а только лишь с моим телом.

Я опустил взгляд под ноги и, отложив мечи в сторону, помотал головой, пытаясь вытряхнуть беспокойные мысли. Тяжесть принялась отступать, а слух постепенно заполнился мелодией ночного леса. Тихие шорохи сменялись стрекотом сверчков, гул пламени костра и потрескивание раскаленного дерева певуче перемежались с уханьем полночных птиц, а бархатный шелест листьев, точно умелый дирижер, объединял части природной кантаты в единое бесконечное произведение. Лес дремал, укутавшись в одеяло ночной прохлады и, сладко посапывая, грезил о каждом создании, обитающем на просторах его великих угодий.

Внезапно все звуки стихли, выбивая меня из приятного сладкоголосого гипноза. Чаща, будто замерла, опасливо пригнулась и попятилась прочь, расступаясь в стороны, подальше от нашего лагеря. От неожиданности я и сам затаил дыхание и, не шевелясь, стал вслушиваться в давящую тишину. Где-то совсем рядом раздался приглушенный скрежет. Неприятный и жуткий, точно кто-то медленно проводил обломком металла о полый камень, этот скрип мелкими мурашками вгрызался меж ребер и принуждал невольно ежиться. Воздух загустел, а в следующий миг поляна наполнилась сладковатым привкусом гнили. Быстро определив источник странного шума, я осторожно повернулся вправо. Над тюками с трофеями поднималась густая сизая дымка. Призрачное облако ширилось, становилось плотнее, его края постепенно сваливались на землю бугристыми сгустками и с отвратительным чавканьем превращались в маленькие озерца бурлящей жижи. Стараясь не издавать ни звука, я подобрался к спящему Тамиору и крепко потряс его за плечо. Бородач пробурчал что-то невнятное и, лениво чмокнув онемевшим ртом, перевернулся на другой бок. Тем временем полупрозрачная лужа слизи зашевелилась и принялась менять форму. По всей её поверхности стали проступать угловатые выросты, похожие то ли на клыки, то ли на обломки изувеченной кости. Вздымаясь мутными пузырями, комья пульсирующего месива вдруг глухо лопались, оседали, а на их месте в свете всполохов костра угадывались целые сплетения почерневших сухожилий, костлявых рук и обглоданных звериных копыт.

Существо росло, а запах гнили многократно усиливался. Я внимательно вгляделся в очертания «нечто», выбравшегося из мешков с трофеями, и тут же скривился от резкого приступа тошноты. Казалось, что трясущаяся масса иллюзорной плоти пытается принять вполне конкретный облик, отдаленно напоминая то головы, то оголенные хребты, то заднюю часть туловища добытых нами клыкарей. Спустя четверть минуты пугающие метаморфозы завершись, и теперь передо мной возвышался гигантский клубок, кишащий длинными, размером в пять-шесть шагов, червями. На их бугристых осклизлых спинах проступали клоки мокрой свалявшейся шерсти, а кое-где виднелись наросты будто вывернутых наружу звериных потрохов. Черви беспрестанно двигались во всех направлениях сразу и завязывались в тугие узлы, как бы стараясь стянуть в единое целое беспорядочно торчащие из сгустка останки. В следующий миг странное создание замерло и, словно поняв, что на него смотрят, выбросило в сторону три тонкие костяные конечности, прыгуче оттолкнулось ими и ринулось в темноту. Я растерянно отшатнулся. Бросился к оружию. Однако монстр растворился во мраке быстрее, чем я успел схватиться за клинок. Некоторое время я стоял в неподвижности, настороженно озираясь и вслушиваясь в могильную тишину. Затем, перевел дух и, придя в себя, двинулся следом. Определить путь чудовища оказалось нетрудной задачей. Капли сизой светящейся слизи были хорошо заметны на траве и кустах. Преодолев несколько подъёмов и уловив вдалеке движение, я сбавил ход, перебрался через верхушку поросшего кустарником продолговатого холма и, прильнув к ближайшему дереву, принялся наблюдать за мерзким беглецом.

Достигнув дна небольшой ложбины, монстр остановился. Немного помедлив, его цепкие множественные конечности снова пришли в движение и он, переваливаясь с боку на бок, проковылял немного вперёд. Затем вернулся назад и медленно закружил между кустарниками, по низине, словно выискивая чей-то след. Вдруг тихое чавканье прервал торопливый гулкий топот и спустя мгновение из-за громады поваленного ствола, разделившего овраг на две части, перемахнув преграду гигантским прыжком, появился здоровенный лось. Статное величественное животное имело прозрачные, ускользающие от взгляда очертания, а из центра туловища исходил мягкий приглушенный отблеск белого света.

– Призрак, – оторопев, просипел я шепотом, еле удержавшись, чтобы не обнаружить своё убежище.

Осмотревшись, существо резко приняло стойку, опустило массивный каркас рогов в атакующее положение и с силой ринулось в сторону жуткого фантома. Бесформенная склизкая тварь злобно заворчала и также устремилась вперед. Всё происходило быстро. Не сбавляя скорости, лось попытался протаранить или хотя бы отбросить противника. Но не тут-то было. Ком гнили ловко откатился в сторону и оказался прямо за спиной в спешке разворачивающегося врага. Вздрогнув всем телом, он булькнул, выбросил вдогонку длинную когтистую лапу и, впившись ею в незащищенный бок нападавшего, одним рывком выдрал увесистый шмат прозрачной плоти. Не замечая страшной раны, иллюзорное животное оттолкнулось, взмыло вверх и, приземлившись на монстра, стало яростно топтать сизый сгусток, сминая и дробя его выпирающие очертания. Два призрачных силуэта закружились в беззвучном смертельном танце. Ни криков, ни рева, ничего. Ярость битвы выдавали лишь стремительные движения. Они сходились и расходились вновь, перемешивались и снова распадались на самостоятельные части. И вот когда накал схватки наконец-то стал утихать, а кульминация казалась совсем близкой, призраки окончательно слились воедино, превратившись в безобразное месиво. В ту же секунду, будто ниоткуда на ложбину обрушился порыв ураганного ветра. От хруста ветвей стонущего леса заложило уши. Поле боя быстро заполнилось озером сияющего света. Раздался громовой хлопок, и ослепительная белая вспышка поглотила округу…

Я открыл глаза и, непонимающе завертев головой, потёр их затекшими руками. Было уже относительно светло. Над влажной травой роилась мошкара, а передо мной, опершись на колено, возвышался Тамиор и, пытаясь привести в чувства, тряс меня за грудки. Убедившись, что я всё-таки пробудился и заметил его присутствие, рыцарь бесцеремонным рывком усадил меня на землю, укоризненно скривил губы и поцокал языком.

– Нехорошо. Как нехорошо спать на посту, – нарочито заботливым и покровительственным тоном проговорил он.

– Ты не поверишь, – начал, было, я.

– Ну почему же? – перебил бородач. – Охотно поверю любой твоей небылице, – улыбнулся он и продолжил, – расскажешь по дороге. Я ведь тебя не первый час уже растолкать пытаюсь. Опаздываем к сроку. Перекусим и пора выдвигаться, – словно ничего больше не желая слушать, белобородый строго сдвинул брови, отрицательно махнул раскрытой ладонью и зашагал по направлению к стоянке.

***

Весь следующий час я взахлёб описывал другу своё ночное приключение. Тамиор слушал внимательно и задумчиво, на удивление воздержавшись от своих привычных острот. Закончив рассказ, я вопросительно уставился на приятеля, ожидая от него хоть какой-то реакции.

– Варанта, дружище, – помолчав с минуту, сухим серьёзным голосом начал рыцарь. – Я очень рад, что ты жив. Да и за свою невредимость рад тоже, – в его хмуром обеспокоенном взгляде проскользнула пара весёлых огоньков. – Возможно, рад даже больше, чем за тебя, – добавил он с лукавой ухмылкой.

Я широко улыбнулся, почувствовав облегчение от того, что к товарищу возвращается естественный для него задор, и он снова шутит.

– Так, что скажешь? Кто или что это было? – нетерпеливо спросил я.

– Бора и Тура, вот что, – проговорил Тамиор. – Так этих духов называют эльфы, – он сделал паузу и нервно поскреб бороду. – Первые расы когда-то считали такое явление слезами гнева и милости Истоков – сущностей более могущественных и стоящих высоко над известными нам богами Тилрадана. Тот сгусток костлявой слизи, как ты его описываешь, – продолжал воин, – и есть «Бора». Это – своего рода сплетение ярости, злости, страха и скорби насильно прерванного жизненного пути. Злой дух убитого существа, алчущий мести. В нашем случае чудовище образовалось из душ забитых клыкарей. Такие… э-э-м…, – белобородый замешкался, подбирая подходящее слово, – вещи… происходят, когда любое дикое создание, обладающее волей, лишается жизни преждевременно. Уничтожается ради наживы или приносится в жертву полуразумными племенами ненадлежащим образом. Причины бывают разные, – торопливо довершил Тамиор. – Второй же фантом, напротив, душа существа, утратившего жизнь в ходе естественного природного круга. Будь то гибель от крупного хищника или смерть от старости – всё это естественный ход событий. Через некоторое время сущности павших животных растворяются, а их тела становятся деревьями, почвой, камнями. Так они продолжают свой путь, оставаясь в круговороте природы. В них нет злобы, лишь благородство. И те и другие существуют недолго. Именно поэтому заказы алхимиков имеют такой короткий ограниченный срок. Любой подмастерье знает, что ингредиенты, в которых пока ещё теплится частица души зверя, лучший материал для работы.

– Ну, хорошо, – потупился я, – тогда почему же города не кишат этими призраками? Почему иллюзорные волки не гоняются по улицам за призрачными зайцами? Или эфемерные медведи не нападают из-за угла на зазевавшихся прохожих? – я неуверенно хохотнул. – Охотников много. В поселения свозится туча забитого зверья на мясо, шкуры для брони и разные безделушки. Но всех этих «вещей», как ты говоришь, не происходит.

– Потому, что в городе много разумных, – пожал плечами Тамиор. – Их энергия подавляет души поверженных зверей, рассеивает их, растаскивает по кусочкам. Разумные этого не чувствуют, а те, кто всё же ощущают присутствие, вытягивают всё до дна. Не спрашивай меня, как это работает, но мир устроен именно так, – он виновато опустил взгляд. – Всё идет в дело, от потрохов и шкур, до последнего обрывка души и капли крови.

– А почему это произошло с нами? Почему именно на нашей стоянке? И зачем они сражались между собой? – продолжал я засыпать собеседника вопросами.

– Не знаю, Варанта. Возможно, поблизости находилось место силы или древний забытый жертвенный алтарь. А может и то и другое. Да мало ли что? – отмахнулся рыцарь. – Сейчас важно другое. Нам в любом случае повезло, что духи занялись друг другом, а не тобой или мной. Не каждый, встретивший на своём пути духа Бора, выходил из схватки живым или не лишённым рассудка.

– А ну-ка, продолжай, – принялся напирать я ещё пуще. – Тура… Бора… Слезы гнева и милости Истоков… В книгах, что прочёл я, нет ни единого о них упоминания.

– Ты задаёшь вопросы, на которые я не имею ответов, – возразил белобородый. – Мне известны лишь слухи и обрывки легенд. Тилы считают, что между так называемыми Истоками идёт своя бесконечная борьба, на протяжении всей истории. Любой эльф ответил бы, что Тура и Бора всегда ищут сражения друг с другом, ибо так они исполняют волю старших, стремясь к хаосу и одновременно равновесию этого мира. Как там на самом деле и что всё это означает, я не знаю. Так же, как и ничего не ведаю об этих мифических старших сущностях. Разве что эльфийские россказни являются единственным подтверждением слухов, которые так же испокон веков исходят от эльфов. Сказки всё это, – закончил Тамиор и небрежно отмахнулся, состроив недовольное лицо.

Завтрак был окончен. А к вечеру того же дня мы наконец покинули Незыблемый лес и вышли к широкой уезженной дороге, на горизонте которой уже виднелись крыши смотровых вышек Мак-Таура. Солнце торопливо клонилось на покой, а нам оставалось сделать последнее усилие, чтобы оказаться дома.