2. Посмотрите налево, посмотрите направо…

Мы стояли на опустевшем перроне. Евгений Палыч помалкивал, ждал вопросов. Минуту назад я пытался дозвониться до Аллочки, но ее телефон был недоступен.

– Столько времени еще оставалось! – сказал я, растерянно глядя на часы. – Куда он сдристнул? Какого черта ты ко мне полез?!

– Только не надо меня бить, – сказал Евгений, – я тут ни при чем. Он удрал бы от тебя в любом случае.

– Что за бред?! Полчаса стоянка!

– Угу. А ты видел название этой станции на схеме маршрута? Это табличка такая, висит возле купе проводников…

Он дал мне время беззвучно поматериться и еще раз позвонить администратору (безуспешно). Палыч был терпелив. Когда я начал суетливо оглядываться в поисках кого-нибудь из местного персонала, он подал голос:

– К людям приставать не советую, это чревато. Лучше сходим в кассовый зал.

– Пошли!

…Увы, электронное табло, висевшее у окошек касс, подтвердило его слова. Никакого указания на поезд, который привез меня сюда, я не нашел. Последний состав отправился сорок минут назад, следующий ожидался только через полтора часа.

– Что за херня?!

Люди из очередей к кассам стали оглядываться в нашу сторону.

– Потише, – спокойно сказал Евгений. – Ты просто не веришь тому, что видишь. Я все расскажу и покажу. Если после моей экскурсии возникнет желание догнать поезд, я не буду тебе мешать. Но пока поехали, такси ждет.

Мне ничего не оставалось, как пойти за ним на площадь. Я не сопротивлялся, все перебирал в голове варианты дальнейших действий. Да, отставать от поездов мне приходилось, но никогда еще это досадное недоразумение не сопровождалось такими странностями.

Желтый «форд» дожидался нас возле кафе. Я сел на заднее сиденье, Серый Плащ запрыгнул следом и захлопнул дверцу. Внутри салона я обнаружил стеклянную перегородку, отделявшую пассажирские места от водителя. Таксист, пожилой мужчина неславянской внешности, отодвинул половинку стекла, просунул в окошко лоснящееся лицо.

– Добрый вечер еще раз. Куда будем ехать?

Ни малейшего акцента.

– К Северным Воротам, – откликнулся Евгений Палыч. – Возможно, и обратно, если подождете.

– Как скажете. – Таксист закрыл окошко и повернул какую-то ручку на приборной доске. Загорелись зеленые цифры, счетчик начал отсчет. Я прислонился к перегородке. Рядом со счетчиком красовалась дощечка с фотографией нашего водителя и его краткими биографическими данными. Я фыркнул.

– Пятое авеню!

– Ты бывал в Нью-Йорке? – поинтересовался мой экскурсовод. Казалось, былая ирония вернулась к нему, но теперь в голосе слышалось напряжение. – Там весело. Я жил на Лексингтон пару месяцев.

Мы тронулись. Машина обогнула памятник Пушкину и помчалась по одной из улочек в направлении двенадцати часов. Евгений Палыч позволил мне молча рассматривать пробегавший за окном пейзаж.

Это был малоэтажный город. По пути следования я не увидел ни одной современной высотки – они виднелись где-то вдалеке. Очень много зелени, скверы и парки, бережно сохраненные старинные особняки, небольшие магазины, дворец культуры, похожий на уменьшенную копию оперного театра, библиотеки, школы, детские сады. Попался даже большой стадион с трибунами в пару десятков рядов.

– Здесь играет местная футбольная команда, – комментировал Евгений Палыч. – Больших успехов во втором дивизионе она не добилась, но у местных и так счастья полные штаны. Трибуны на играх заполнены под завязку. В остальное время здесь бесплатно тренируются легкоатлеты, гимнасты и мальчишки-футболисты. В клубе «Вымпел», кстати, занимается сынок мэра. На общих основаниях, заметь, и никаких ему поблажек.

Машин нам встречалось немного, чего не скажешь о велосипедах. Кажется, велосипедисты сновали всюду – на аллеях, специальных дорожках, просто на тротуарах. Педали крутили все кому не лень – дети, взрослые, молодые женщины, старики, выглядевшие в точности как вдова фермера Хрунина. Почти на каждый квартал приходилось по одной велосипедной парковке, какую я видел возле булочной на привокзальной площади.

– Социализм, – буркнул я тихо.

– Вроде того. Дальше еще интересней.

Мы миновали еще одну площадь, прилегающую к какому-то, очевидно, административному, трехэтажному зданию, увенчанному российским триколором.

– Мэрия, – сказал провожатый. – По выходным с утра тут духовой оркестр играет.

Свободное пространство перед зданием занимали компании праздных горожан. Люди сидели на зеленых газонах, выгуливали собак, молодежь каталась на роликах и скейтах. Никаких заборов и оград.

– А где Лукич? – спросил я.

– В этом городе нет ни одного Лукича. Зато полно храмов разных конфессий.

И точно, через квартал на одной стороне улицы я увидел православный храм, не очень большой, но красивый. Еще через квартал на другой стороне шпилем в небо целился католический костел. А еще через пару минут где-то вдали в просвете между домами мелькнула мечеть.

Глаза мои, очевидно, стали похожи на мячики для пинг-понга, и Евгений Палыч счел нужным пояснить:

– Буддисты и кришнаиты в этом городе представлены в пределах статистической погрешности, в противном случае, боюсь, и им позволили бы построить избушку.

– А синагога?

– На южной окраине. Местные иудеи любят тишину. – Он постучал в стекло. Водитель открыл окошко. – Сделайте крюк через Северный Квартал.

На перекрестке, регулируемом мигающим желтым, мы повернули налево, но сначала пропустили автобус – средней вместимости, совершенно не известной мне марки, новехонький, сверкающий, окрашенный в яркие летние цвета.

– Городской транспорт, – вставил Евгений. – Трамваев и троллейбусов тут нет, но вполне хватает этих красавцев.

Мы помчались по следующей узкой улице, обрамленной пышными деревьями, за которыми раскинулись целые кварталы одноэтажных домов. Их отделяли друг от друга двухполосные асфальтированные дороги.

– Один из спальных районов, – рассказывал мой экскурсовод, равнодушно глядя в окно. – Сотни частных домов, отстроенных тремя строительными компаниями. Высокая конкуренция застройщиков, регуляторы не свирепствуют, поэтому дома хоть и недорогие, но прочные. Средняя цена за дом – около десяти тысяч рублей, ипотечные кредиты до пяти процентов годовых. Это жилье может позволить себе любая семья бюджетников, у которых, кстати, средняя зарплата от тысячи двухсот в месяц.

– Ага, а пенсии им Сорос платит. – Я все еще дулся.

– Нет, родное государство. И оно не жадничает – восемьсот-девятьсот минимум.

Я смотрел на проплывающие мимо дома. Все они были вроде бы похожи друг на друга, но лишь на первый взгляд. Многие хозяева пристраивали второй этаж, оформляли фасад на свой вкус. И в каждом доме дышала своя жизнь. Вон сушится белье на лужайке перед крыльцом, а вот небольшой самодельный аквапарк. У одного из домов шумная компания приступала к вечеринке с шашлыками и пивом.

– Помесь Маусвилля и Кобылино, – снова фыркнул я.

– Да хватит тебе ворчать! Ты в России! И здесь в глубинке нет никакой депрессии!

Северными Воротами назывался выезд из заселенной части города. Никаких ворот на самом деле не было, машина остановилась на большой асфальтированной площадке перед мостом, перекинутым через речку под названием Зюзелга, которая по ширине и глубине едва ли уступала ручью. На углу высилась металлическая стела с именем города.

Мы присели на бетонный парапет, Евгений Палыч закурил. Вода шелестела у нас под ногами. Всюду, куда хватало глаз, раскинулись зеленые поля, за которыми виднелись длинные одноэтажные здания с треугольными крышами.

– Там фермы, – пояснил Серый Плащ. – Люди трудятся день и ночь, выращивают овощи, скот, птицу. Продукцию сбывают как здесь, так и в соседних регионах. Правда, Крутов периодически поднимает вопрос об ограничении экспорта и повышении налоговых ставок, но для фермеров это неприемлемо.

– Как они договариваются?

– Через своих лоббистов в Городском Совете. Проводят нужное им решение, мэр подчиняется. Для чего ж они этих дармоедов-депутатов выбирали!

Где-то далеко из-за кромки леса торчали трубы. Проследив за моим взглядом, Палыч произнес:

– Крупные предприятия в обязательном порядке за чертой города. Точнее, они там изначально были построены. Тут никому в голову не приходит возводить города вокруг вонючих заводов. Мухи отдельно, котлеты отдельно, как говорил один наш общий знакомый. Не могу сказать, насколько счастливы тамошние флора и фауна, но жители Края не чувствуют, что у них под боком химическое производство федерального масштаба. С очистными сооружениями полный порядок, иначе местные депутаты сняли бы с промышленников три шкуры.

Я шумно выдохнул, почесал затылок. Захотелось курить. Аллочка Сиротина, контролировавшая мою боевую форму, не знала, что при себе у меня всегда имелась запечатанная пачка сигарет. Если сейчас дернуть одну штучку, она ничего не узнает.

Нет, пока не стоит.

– Ладно, убедил, все красиво. Но все-таки что это?

Евгений Палыч посмотрел мне прямо в глаза, едва ли не впервые за недолгое время нашего знакомства. И я увидел в них…

…усталость и отчаяние. И морщин на лице значительно прибавилось. Чуть раньше мне казалось, что он моложе.

– Еще раз для особо одаренных: я сам не знаю. Могу только догадываться. Параллельная реальность, мать ее!

– Я тебя умоляю!

– Если есть объяснение получше, я весь внимание.

Я не нашелся с ответом.

– Однажды я все-таки прокатился до соседнего населенного пункта, чтобы удостовериться, что это не «Шоу Трумэна». Тут в сорока километрах есть город Крылов, он покрупнее, там тысяч восемьдесят проживает – в Крае только под сорок. Купил билет на междугородный автобус, прокатился, погулял там несколько часов…

– И?

– Такая же фигня, только круче. Больше высоток, мощнее инфраструктура, сервис. Но погружаться глубже я не стал, сел в обратный автобус и вернулся сюда. Тут как-то теплее…

Я посмотрел вниз, на речку. На моих глазах из воды вынырнула крупная рыба, похожая на осетра. Хватанула ртом воздух и плюхнулась обратно.

– Это какая-то другая Россия, не при Лимонове будь сказано, – усмехнулся Палыч. – Живая, не лубочная. Матрешки, балалайки, кокошники, медведи, водка – ничего подобного, хотя свои алкаши и маргиналы, конечно, есть. Понятия не имею, как это вышло. Наверно, в какой-то момент эта Россия соскользнула с колеи, по которой катилась, и направилась в другую сторону. Может, Ивана Грозного в младенчестве уронили. Может, Николай Второй не так сильно тупил. Может, Учредительное собрание задавило большевиков… Но уж точно здешние аборигены не знали ни Горбачева, ни Ельцина – за пятнадцать лет английский газон не вырастишь. В общем, я без понятия, что и когда произошло. Но эта страна дышит полной грудью – вот здесь, в таких городках. Деньги больше не крутятся только в мегаполисах. Я тут почитал прессу на досуге… тебе это еще предстоит, у тебя много времени впереди… и узнал, что тут нет никакой большой политики в том виде, в каком мы ее знаем, никакого гребаного мессианства и галлюцинаций о Третьем Риме. Тут парламентская республика, и я все никак не могу запомнить фамилию их президента, прикинь! Филиппчук, Пилиппчук, Хреночук!.. Это какой-то ночной кошмар. Вон, глянь.

Он указал рукой мне за спину. Я обернулся. Недалеко от дороги стояло что-то вроде деревянной тумбочки, а на ней – большая кастрюля и миска.

– Фермерская клубника размером с картофель, никакой химии. Кладешь деньги, набираешь ягод и едешь себе дальше. Полная миска рублевых купюр стоит нетронутая… Черт, да они тут даже двери не запирают, на машинах нет сигнализации. Можно в любой дом войти и попроситься в туалет. Еще и пирожков в дорогу дадут. А бизнес!.. Тут бизнес свой открыть – как нам с тобой пиццу по телефону заказать. Заплатил за лицензию, открыл счет – и работай, налоги можно только через полгода начать платить, да и то по интернету. И попробуй кто пасть разинуть. Менты, прокуратура, суды – все работает. Они просто оборзели!

Он бросил недокуренную сигарету в траву, нервно растер ее каблуком. Мне его настроение показалось странным. В голове родился один-единственный, но зато самый правильный, вопрос:

– Ты сам-то кто и откуда?

Он посмотрел на меня исподлобья. Выражение отчаяния несколько смягчилось. Появилась даже робкая улыбка.

– Отстал от поезда, как и ты. Месяц назад остановился здесь, выскочил на станцию за сигаретами, прошел на привокзальную площадь поглазеть… и застрял.

– Тебя тоже задержал какой-нибудь абориген?

– Нет. Просто я любопытный. – Он приосанился, поправил плащ, пригладил волосы. – Евгений Петровский, политтехнолог и консультант, работал со всеми партиями, какие у нас есть. «Мы за русских, мы за бедных», «Россия будет великой» и так далее… Ну, неужели не узнал?

Я всмотрелся в его морщинистое лицо.

– Ну, Серега, мы ж с тобой пили на банкете после вручения госпремий! Правда, я надрался в хлам, да и ты был хорош.

– Черт… точно. – Узнавание немного приподняло мне настроение. – Жень, прости, но для политтехнолога ты… как бы сказать…

– Поиздержался?

– Ага.

Он вздохнул.

– Для меня тут нет работы, они сами отлично справляются. А ничего другого я не умею.

– Чего ж не уехал обратным поездом?

Он снова внимательно посмотрел на меня. От этого взгляда внутри все похолодело.

– Ты так и не понял, Фома. Ладно, поехали, осталась последняя часть Мерлезонского балета.

Он махнул рукой таксисту. Добродушный таджик (или кто он там по национальности) прыгнул в машину и завел двигатель.

Вскоре мы вновь стояли на перроне вокзала. Смотрели на пустые железнодорожные пути. Накрапывал мелкий дождь, становилось зябко. Евгений кутался в плащ. Ворот отогнулся, и я увидел на лацкане пиджака значок с триколором.

– Ты был депутатом?

– Нет, это я у Вольфыча дернул. Ты давай звони, если так хочется.

Я снова набрал номер телефона Аллочки Сиротиной. Ожидая соединения, представлял, как она мечется сейчас в поисках пропавшей примадонны.

Увы, мне ответила все та же механическая тетка: «Телефон абонента находится вне зоны обслуживания сети».

– Обратного хода нет, – пояснил Женя. – Во всяком случае, я его пока не нашел. Пересекаешь порог вокзала – застреваешь тут. Любой следующий состав увезет тебя в другой город этой реальности.

– Но мой-то поезд ты встретил. А я ехал из нашей с тобой Москвы. Вместо того чтобы меня окучивать, сел бы и уехал.

Он улыбнулся печально. В этой улыбке отражалось все, что ему довелось пережить за минувший месяц.

– Старик, я еще не разобрался, как это работает. Я не ожидал поезда, был совершенно не готов. Без билета не пустят, знаешь ли, да и денег у меня нет. Просто шлялся по вокзалу, увидел тебя, узнал и окликнул. Сегодня, наверно, какой-то аномальный день, потому что ты мой первый земляк здесь. Наверно, в этом можно откопать какое-то решение проблемы. Надо подумать. У тебя есть семья?

– Родители и брат.

– Они будут тебя оплакивать. А у меня там жена. Но я не скучаю. Сучка наверняка уже проматывает мои денежки.

Я промолчал. Разные мысли роились в моей голове, но ни одна из них не приближала к пониманию того, что делать дальше. Думаю, нам действительно будет о чем поговорить вечерами в каком-нибудь местном кабаке. Будем пить, пока не закончатся деньги…

Или, может, все-таки найти машину? Попытка – не пытка.

Я нерешительно направился к крыльцу здания.

– Ты куда, майор?

– Узнать номера такси.

Он не увязался вслед за мной, но крикнул в спину:

– Я обещал тебя не отговаривать, так что езжай! Когда вдоволь накатаешься, возвращайся сюда. Без меня ты в этой стране пропадешь.

Я остановился у двери. Что-то в его голосе мне не понравилось. Он действительно не пытался меня удержать, но это было… знаете, как будто направивший на тебя пистолет человек хладнокровно предлагает на выбор отстрелить руку или ногу.

– Твою мать…

– Согласен, – сказал Евгений.

Я вернулся к краю перрона, посмотрел на белеющие в вечернем сумраке рельсы.

– И что теперь делать-то?

– Для начала напьемся и посмотрим порнушку, а там война план покажет. – Он хлопнул меня по плечу. – Давай, заканчивай свои слёзки.

Я вздохнул, вытащил из кармана сложенные вчетверо листы бумаги – мой «хороший сценарий». С минуту держал его в руках, блуждая глазами по тексту, а потом начал медленно рвать на кусочки и бросать вниз. Майор Глеб Косыгин получил пулю в лоб и будет похоронен с почестями. Жаль, не увидит внебрачного сына.