Питомцы

Самыми первыми питомцами в нашем доме были рыбки, маленькие и разноцветные. На металлической трехногой подставке стоял небольшой литров на 20 круглый аквариум. Это было детское увлечение моего брата, помню как мы с ним ездили на птичий рынок, кстати очень популярный в то время, за новыми экземплярами, которые везли в прозрачных одноразовых пакетах в автобусе, и все пассажиры смотрели на нас с удивлением. А они под водой светили разными яркими цветами.

Они были с мизинец не больше, были неоновые, которые мигали в темноте, а были типа сом, который присасывался к стеклянной стенке и как улитка по ней ползал. Корм они ели препротивный, на вид смесь червей и опарышей, мы его как положено хранили в холодильнике, а когда доставали он так вонял, что потом самим есть с час не хотелось. Хотя они зачуяв первые запахи уже подплывали и поверхности воды, и готовились уже отбирать его друг у друга. Были и бойцовские рыбки, которые постоянно дрались друг с другом, но нужно было для этого покупать однополых особей этого вида.

Немного позже не помню как, но у нас уже появился большой прямоугольный аквариум на литров 60, с искусственной подсветкой и ионизацией воды, которая постоянно гудела и пускала пузыри, но к тому периоду интерес к рыбкам у меня уже под угас. Вообще я давно стал замечать за собой, что мне все нравиться такое несуразное, недоделанное, старое, я в нем нахожу что-то восхитительное. А вот ко всему идеальному быстро охладеваю и теряю быстро интерес.

Как-то отцу на работе кто-то подарил уже взрослого кота, убедив его что он уже приучен к лотку, но как оказалась потом, приучен был к тому лотку, который нам не передали. Короче он гадил везде: в тапки, на одежды, в кресло, и все это обнаруживалось, только когда в это вляпывались. Поначалу мы не сомневались, что приучим его к своему лотку, но со временем стали признавать, что это невозможно. Пришлось его отдать в дом престарелых, который стоял у нас на горе над школой.

Однако я успел привязаться к нему, к его пушистой рыжей мягкой шерсти, к его урчанию и вальяжной походке. Поэтому в скором времени нам снова кто-то подарил белого воздушного котенка, тот исправно стал ходить в горшок, и мы все были так рады этому, что не обращали внимание на его чересчур активное поведение. Позже он начал бросаться за ноги, и с силой сдирать с них кожу когтями задних лап, или просто кусал до боли руки. И все это он делал как-то неожиданно, из подтяжка, и по мере того как он рос, удары его и укусы становились все больнее.

Как то вечером он от нас убежал на улицу и не вернулся, по крайне мере так мне сказали. С кошками нам постоянно не везло в семье, но любовь к ним у меня осталась до сих пор, например одна из них сейчас сидит на моем письменном столе, и смотрит как я перебираю пальцами клавиши. Ее присутствие подсказывает мне следующее предложение. Ох уж эти маленькие львята!.

Раньше помню, глядя на кошку, часто представлял, что я поймал в лесу лисенка или тигренка, и вот теперь он живет со мной дома. Ее походка, взгляд, расцветка – все подтверждало эту гипотезу. Самые ласковые из самых жестоких зверей. Мне всегда нравилась их непослушность, которая выдавала в них естественность, и это меня завораживало намного больше, чем, то когда они урчали у меня на груди.

Будучи в деревне я кормил даже коз, помню нарезал кругляшкам ровными им огурцы, а бабушка когда увидела как закричала на меня. И только потом объяснила, что колечками они давятся и задыхаются, нужно было резать треугольниками, чтобы те сами проскальзывали через горло. Кормил кур, принося им молотую скорлупу от их же яиц, которую они с удовольствием клевали.

Собака, которая жила на привези в конуре, была очень злая, но на то она и была сторожевая, чтобы все ее боялись. Когда узнал, что дед ее кормит только сухарями, разбавленными водой круглый год, то не удивился почему она такая злая.

У другого деда, по отцовской линии, жили кролики, я их тоже частенько кормил, ходил и рвал зеленую траву им, а потом пучками просовывал им в клетку, и любовался их дергающимися носами и двумя острыми передними зубами, которые переминали корм. Поскольку они ходили под себя шариками и довольно часто, от клеток исходил сильный и резкий запах еще за несколько метров до приближения к ним.

Кролики размножались быстро, где-то раз в месяц появлялся новый, а старый уходил под нож, но я об этом не знал, когда давал им имена, путая одного с другим. Они были милыми и шустрыми, как зайчики с серыми шубками и длинными висячими ушами. Я даже не задумывался, что потом на праздниках ел одного из них.

Уже в городе на улице мы встречали необычайных насекомых, которых я больше никогда не видел – это жук-олень и жук-носорог. Размером они были со спичечную коробку, но красивые, будто маленький олень или носорог с рогами. Кто-то из мальчуганов забавы ради их убивал и засушивал, используя их панцири как трофеи. Видимо таким образом они и исчезли очень быстро с улицы. Давно не встречал их.

Несколько раз видел орла размером с легковой автомобиль, и коршуна размером с мотоцикл, это было далеко в степи, куда мы раньше ездили за десятки километров от города, ежегодно собирать дикий шиповник и черную смородину, которые мы потом высушивали и заваривали в зимние холодные дни. Позже я узнал, что крупные орлы залетают в наши степи даже из Аравии и Синайского полуострова, – это был их привычный маршрут охоты и миграции.

Что тут скажешь, когда видишь одно крыло размером с человеческий рост и когти на лапах, как ковши у погрузчика, – от такого быстрого и зоркого охотника наверное мало кто ускользал. Чем крупнее птица, тем она почему-то меньше машет крыльями, вот и орлы летали словно в неподвижном состоянии. Казалось что они не летали по небу, а властно восседали на нем, не торопясь оглядываясь по сторонам.

Раньше на даче было огромное множество змей, разных цветов и раскрасок. Попадались толстые желтые, красные шахматные гадюки, черные, серые и были даже зеленоватые. Мы всегда с осторожностью ходили по тропкам вдоль берега, так как знали, что они любят вылезать на берег погреться на солнце, и то что сами они никогда не нападут, если ты случайно на нее не наступишь конечно, и не потревожишь их.

Надо сказать, они тогда были очень смелые и заползали очень далеко от берега, и часто попадались на дачном участке во время прополки сорняков, спрятавшись в траве или сухих ветках. Однажды несколько из них даже поселились у нас в подвале дома, откуда мы их вытравливали химикатами.

Но потом все змеи резко куда то исчезли, ходили слухи, что открывшееся восточные рестораны платили за мясо змей приличную сумму, а потом вроде как их поели бродячие разнорабочие, которые подрабатывали в полях поблизости.

Однажды к нам на дачу залез вор, это кстати был единственный раз, когда к нам на дачу кто-то проник. Так вот он аккуратно снял штапели на окнах, вытащил стекло, залез внутрь, сварил себе макарон, открыл тушенку, попил чая, помыл за собой посуду, затем так же аккуратно вылез в окно и аккуратно вставил стекло обратно. Видимо человек испытывал трудности, и не был склонен к грабежу, жаль только что записку не оставил с благодарностью за вкусный обед, эдакий благородный взломщик.

Родители были рады, что ничего существенного не пропало, особенно что не замерзли после зимы абрикосы и яблони. Больше всего маму тревожили мыши, которые ели корни винограда и прочих декоративных растений, поэтому наши кошки все лето проводили на даче, охотясь за мышами и попутно за ящерицами, которым они отгрызали хвосты и отпускали.

Мышей они тоже не ели, просто их толи надкусывали, толи оглушали и приносили к порогу дома, давая понять хозяину, что вот раньше ты меня кормил, а теперь пришла моя очередь тебя угощать. Бывало находили трупики мышей и под кроватью и на кровати по утрам, настолько сильна была их благодарность за прошлые трапезы, а самое главное за раз могли наловить до пяти мышей, ведь за зиму их наплодилось целое племя в полях.

Кошек нельзя не любить, потому что они грациозны, даже когда падают или зевают. За это то я их люблю: как они едят без помощи лап одним языком, как потом облизываются после трапезы, как спят свернувшись в клубок, как зевают, как их нечаянно разбудят неосторожным звуком или движением. А вот больше всего не люблю их, когда они приходят ластятся рано-рано утром и будят меня, когда лезут между страницами во время чтения интересного романа и отвлекают от мыслей.

Улица

Как говорится, и не зря, улица это второй дом, а не которые прям так и говорят «меня воспитала улица». На ней встречаются люди из разных семей, разных культур, разных возрастов, и с разными интересами, и это все перемешивается, и становится единой ценностью эпохи, в которой мы вырастаем как личности. Друзья, которые делают нас, и не зря наши родители, всегда спрашивали: «С кем ты провел сегодня день?». Они считали, если родители ребенка воспитанные, то и дети будут приличными, это конечно было не всегда так.

Помниться мы любили раскаленными летними днями играть в мяч, который сам плавился от жара. Мы играли в «квадрат», когда у каждого из четверых своя равная зона, и если мяч ударялся о нее и после этого выходил за пределы квадрата, то значит ему минус очко. Расстояния были близкие, и нужно было успевать отбивать, это как контактный теннис ногами вместо ракеток, и мяч чуть побольше. В эту игру мы могли играть целыми днями с самого утра и до самой темноты, потом приходили домой, и заваливались спать все грязные и голодные.

Иногда любили по шкодить, но мы это называли «пойдем зехерить», ну то есть наводить «зехер», видимо от слово «шухер», но точно сам не знаю, откуда это пошло. «Коржили» грузовики, автобусы, трамваи, троллейбусы, это когда перед тем, как он тронется с места, ты запрыгиваешь на него сзади, и бесплатно едешь, стоя на каком-нибудь фаркопе или другом металлическом выступе. Приходилось умещаться на нем и двоим и троим, ведь одному ехать куда-то далеко не хотелось.

Проходя мимо подвала сантехников, толкали к ним огромную металлическую трубу, которая с огромным грохотом и звоном летела вниз, а потом выбегали оттуда ошарашенные сантехники, и бежали за нами до самой горы. Стучали просто в двери или окна и убегали. Другие кидали наполненные водой шары в прохожих с балкона, либо помидоры или яйца, пока их не сдавали соседи и они не получали затрещин. Глупо ведь шкодить, когда тебя так легко вычислить, да еще и бежать тебе некуда.

Мы жили на склоне, но часто ходили на вершину этой горы, там был природный родник и небольшое озерцо от этого родника. От туда был виден весь наш район, и там мы подростки могли быть уверены, что взрослые нас не побеспокоят. Туда ходили в тайне купить, распивать напитки, и даже назначали свидания. Тогда было интересно залезть под каждый куст, пролезть любой туннель, только бы узнать куда он ведет. И никто не боялся ничего, хотя это были девяностые – период с разгулом маньяков и прочих извращенцев повсюду.

Помню у нас на районе завелся маньяк, который якобы ходил в черных очках и белом шарфе. Все только о нем и говорили, и все его видели то тут, то там, гуляющим вроде как с собачкой на привязи. И как назло это была самая промозглая осень: было сколько, ветрено, грязно и очень туманно. Все боялись выходить даже в магазин за продуктами, пока его не поймали в совсем другом районе в какой-то лесополосе какие-то алкаши прямо на месте преступления и чуть его там сами не осудили, но отдали в руки правосудию. Все после этого выдохнули.

В хорошую погоду, когда мы были еще совсем малы, то любили лазить по разным заброшенным местам и уходили так далеко от цивилизации, что рядом почти никого из взрослых не было. Натыкались на заброшенные здания советской поры; на полусгнившие и необитаемые дачи; на огромные мощные электростанции, которые гудели над головами, как вертолеты; на огромные мусорные свалки, от которых воняло за несколько километров и с которых были слышны беспорядочные крики стай голодных ворон. Но больше всего нам нравились глубокие песчаные карьеры, с которых можно было скатываться на картонке, как с ледяной горы.

Раз на одной заброшенной стройке, на которой сам бывал не раз, прыгая по этажам, на одного друга упала плита и задавила его. После этого мы туда больше не ходили, все переживали этот случай как невероятный, никто никогда не думал, что такое может случиться. Вообще смерть в детстве наступала нам на пятки часто. Помню случайно толкнул друга в ссоре, и он упал, отойдя от места по которому через секунду пронеслась машина, тогда он сказал, что я спас ему жизнь, и он будет помнить это всегда, но уже через неделю об этом забыл.

Играли в «куча-мала» или «царь-горы», из которых никто без травм не уходил, с колен и локтей не сходили ссадины никогда. Тогда телефонов еще не было, и мы выходили на улицы одни и просто бродили по дворам, ища себе компанию, в виде тех, кто в это же время так же бродил по улицам. Знакомились легко и без формальностей, потом знакомили с новыми друзьями своих старых. Дети все одинаковые, они все хотят играть.

Нас было трое лучших друзей, и мы часто любили претворяться убогими, один глухим, другой слепым, третий немым, и вот такими мы заходили в магазин и просто выводили из себя продавщиц, когда один пытался объяснить что ему надо, а другие два перевести его мычание в понятные слова. Орали на улице стихи Маяковского и Есенина, не ради денег, а просто так от души. Но чаще всего дрались друг с другом, потому что каждый считал себя лучше остальных и не собирался ни перед кем ни за что извиняться.

**

По выходным, когда родители уезжали на дачу, мы убеждали их, что нам надо учиться. Сами собирались у кого-нибудь дома, включали на всю музыку и пели всю ночь, не давая соседям спать. Нам хотелось выразить себя и свои чувства, которые нас переполняли. На других мы конечно же не обращали внимания. И самое интересно никто из соседей даже никогда на нас никому не жаловался. А если бы раз от родителей влетело, то больше бы так не делали. Какими мы не были тогда смелыми, но родителей боялись больше остальных.

Помню в школе раздали всем бесплатные проездные на трамвай и троллейбус, и наш ореол обитания сразу расширился до их маршрутов, то есть на весь город. Ездили просто так до центра и обратно. Однажды помню во время одной из таких поездок, я увидел в окне девченку в желтой куртке, и сразу влюбился, и говорю другу «давай выйдем!», он мне говорит «еще десять таких сегодня встретишь в центре», и я ему поверил, но так и не встретил. А девченку эту запомнил, потому что понравилась очень, такое со мной бывало постоянно.

Во дворе нашем девченок не было симпатичных совсем, да что там дворе, во всем квартале не было. Было ощущение, что вокруг жили одни только взрослые мужики-алкоголики, да старые бабульки, и нас трое друзей. Наверное, мы тогда никого и не замечали, весь наш мир был по большей части вымышленный.

Однажды зимой пошли на родник, и стали долбить от нечего делать лед на нем, сидя посередине озера, – естественно все провалились и обмерзли. Надо было идти домой сразу греться, а мы как пингвины стояли у подъездной батареи, держась руками и повесив свою одежду на нее, потому что больше всего боялись, что родители об этом узнают и нам за это влетит от них.

И правильно боялись, потому что большинство того, что мы творили, не укладывалось ни в какие рамки, и мы не могли сами разумно объяснить, чтобы логично оправдаться. Мы творили полную бессмыслицу, и самое странное, что мы сами это понимали, но не загонялись по этому поводу, совсем. Это были у нас такие игры.

Вечерами мы собирались на школьном дворе или на стадионе и играли по очереди под гитару до поздней ночи лирические песни под гитару. Каждый хотел удивить остальных новой техникой, манерой исполнения или выбором нестандартной композиции. Иногда собирались толпы проходящих мимо слушателей, а иногда только сами исполнители. Но все всегда пели от души и для себя скорее, чем для кого-то.

Зимой холод загонял нас в подъезды, и там скромно сидя на узких и жестких ступенях мы точно так же продолжали петь свои песни сначала шепотом, а потом входя в кураж хорового пения, уже во весь голос до самой хрипоты. Потом нас со скандалами выгоняли то из одного подъезда, то из другого, но мы не отчаивались.

Иногда любили обсуждать, кто круче, кто кого побьет из пацанов, или у кого родственники богаче, и на какой машине ездят. Девченок даже не обсуждали тогда, считая их всех «бабочками», так как все симпатичные сверстницы встречались со старшеклассниками, или уже со студентами, а нам приходилось только локти кусать.

***

Ходили в бесплатную качалку, но больше для самолюбования, чем напрягать свое тело. Тогда только просачивались в среду школьной культуры мафиозные понятия из фильмов. Я с самого начала не разделял эти интересы. Для меня было неразумно мучить свое тело, поднимая тяжелые металлические предметы.

Тот, кто считал себя по сильнее, считал что имеет права указывать тем, кто по слабее что и как им делать. Так подражая страшим поколениям, наши головорезы быстро поделили район на сектора, дав им кричащие или запугивающие названия. И все местные защищали свои владения от посягательств так называемых чужаков.

Очень часто на улице можно было слышать такие разговоры: – Ты че? – А ты че? – Ты че по моему району ходишь? – А ты че купил этот район? – Я смотрящий за ним! – Ну и смотри мимо!, которые обычно заканчивались таким фразами: – Ну и че? – Ну и все! – Ну и пошел ты? – Сам пошел!, и после этого как два быка с красными глазами расходились в разные стороны.

Обычно те, кто заводили такие разговоры, боялись друг друга сами больше всего. А были такие ребята, которые просто и без лишних слов начинали сразу бить, если ты им просто не нравился, или если ты был с другого района, ведь со своего они всех знали, если не по имени, то хотя бы в лицо. Но это никогда не останавливало тех, кто вошел во вкус власти и вседозволенности, такого могла остановить уже только толпа.

Тогда не было ни одного выходного вечера, чтобы не собирались группы подростков возле школы по причине того, что кто-то кого-то обидел, сказал или посмотрел не так. И обычно приходили не по одному, а целыми дворами. Кстати, почему именно там все назначали встречи не понятно. Видимо всех тянуло нагадить вечером там, где им запрещалось днем. Ну а еще потому, что школа находилась в отдаленном от жилых домов месте.

Летний вечер мы ходили с друзьями на прогулку по нашему району, собирали новые сплетни, делились анекдотами, семечками, сигаретами, пожимали потные ладошки, смеялись, желали удачи и шли дальше. Это был бессмысленный круг почета по нашему району, но мы его называли «пройтись-проветриться» после душных уроков в душной комнате.

И так каждый вечер по одному и тому же маршруту, и так делали все вокруг, поэтому вечером по аллеям ходили толпы веселых парней, смеющихся и ищущих приключений. Девченки в такое время редко выходили из дома без парней или родителей, потому что к ним тут же приставала толпа голодных пацанов с непристойными намеками.

Однажды в кафе на границе двух микрорайонов, по пьянке была драка на бытовой почве, то ли кто-то кого-то толкнул, то ли разлил кружку пива нечаянно, в прочем уже не важно, – в результате которой был слегка покалечен один из головорезов из соседнего района. Через день банда из дюжины спортивного вида парней, приехала в то же кафе и избила случайных ребят с нашего микрорайона в отместку ногами и битами. И сделали это дерзко, цинично и так быстро, что никто ничего не понял. Сказав в конце: «Это тебе за Х..» и уехали.

Наши сразу всполошились не на шутку, ведь избили первых попавших под руку парней, на месте которых мог быть любой из нас. Все дрязги между местным в миг закончились, начались сборы на ответную месть, это было делом чести, а заодно себя показать. Со всех отдаленных дворов на школьный стадион стали стягиваться к назначенному времени молодые ребята, кто с чем в руках, кто-то тогда насчитал около 200 человек. Выкрикивались из толпы разные предложения, но в итоге решили по старинке идти стенка на стенку.