Тим Волков
Та, что умирает последней

– Людоеды!

Кандида обдало могильным холодом, он вскинул автомат. С трудом поборол желание дать длинную очередь в темноту, чтобы нашпиговать эту чертову неизвестность свинцом; взял себя в руки, начал озираться, напряженно всматриваясь в черные коридоры. В коридорах никого не было. Пусто.

– Пожирание людьми себе подобных именуется каннибализмом. Но каннибалами их неправильно будет считать. Они же не совсем люди, ведь так? Они звери. А как называют зверей, которые едят людей? Правильно, людоеды! – Философ шмыгнул простуженным носом, продолжил свои внезапные рассуждения: – Так что прозовем их так. Людоеды. А зомби – это уже выдумки Голливуда. Первоначально ведь зомби откуда пошли? Есть такой культ вуду…

Кандид выругался. Опустил ствол автомата в пол, рявкнул на спутника:

– Заткнись!

Задетая локтем облезлая штукатурка посыпалась со стены. Кандид вновь напрягся, заскрипел зубами.

– Лучше смотри по сторонам. И будь осторожнее.

Философ придвинул обратно к глазам съехавшие на нос очки, посмотрел на Кандида, не с обидой, но с видом человека, наблюдающего за потешными обезьянами в клетке зоопарка. Тонкие бледные пальцы, словно и нет там костей, одни хрящи, длинные как щупальца, извлекли из наружного кармана платок и промокнули лоб. Философ хмыкнул, отвернулся. Шумно, с присвистом высморкался.

«Придурок! – подумал Кандид, глядя, как спутник косолапо ступает по битому кирпичу. – Ей-богу, прирежу когда-нибудь засранца! И глазом не моргну! Выпрашивает ведь, поганец».

Шли вторые сутки. Отдыхали урывками, в основном не больше часа, ютились на крышах гаражей, ларьков, в дома заходить боялись – однажды едва не угодили в одной пятиэтажке в самое гнездо нечисти, еле ноги унесли. Вторые сутки пути. Как в тумане. Устали до крайней степени. Нервы натянуты, на любой шорох – паника, ноги гудят, глаза болят, мерещится всякое. А тут еще этот Философ со своими рассуждениями дурацкими. Говорить он может долго, очень долго, но в основном невпопад и не в нужной ситуации, и вот ведь что интересно – эта способность никак не влияет на его усталость. Наоборот, придает сил. А силы других пропорционально уменьшает, ибо выслушать всю эту белиберду терпения нужен вагон и маленькая тележка.

– Засранец! – не выдержал Кандид.

– Что ты сказал? – обернулся тот, подслеповато щурясь.

– Здесь, говорю, остановимся. Хватит ходить. Нормальное место.

Философ долго мялся, прежде чем снять рюкзак. Все не нравилось ему окно, из которого, как он полагал, могут полезть людоеды.

– Второй этаж, не полезут, – устало ответил Кандид, закрывая дверь и подпирая ее громоздким старым шкафом. – А если не нравится, то можешь…

Даже договорить не было сил. Кандид неопределенно отмахнулся рукой, давая понять, что ему до беспокойств Философа нет никакого дела, бухнулся на сетчатую кровать, скрипучую как его душа, и заснул в тот же миг таким крепким сном, что хоть стаканы о него бей.

Философ помялся еще немного, больше для порядка, и тоже лег, что-то бубня себе под нос.

Снилось разное. И горячие румяные пирожки с картошкой, и танцующие вальс мертвецы, и самовар, который сам себя раздувает сапогом, почему-то зеленым, с двумя черными полосками на боку, и еще черт знает что, какое обычно снится усталому человеку, который даже во сне не может до конца расслабиться.

Проснулись от шорохов.

За дверью кто-то стоял. Дыхание неизвестного, тяжелое, шумное, словно его легкие забиты соломой, сон прогнало быстро. Кандид показал знаками Философу, чтобы тот не шевелился. Сам аккуратно взял автомат, приставленный к спинке кровати, снял с предохранителя.

– Может, пронесет? – шепнул Философ, глядя из-под очков круглыми как у филина глазами.

«Кровавым поносом тебя пронесет, гад! Что ж ты никак не уймешься?!» – заскрипел зубами Кандид. Показал спутнику кулак.

Но смысла в этом уже не было – их услышали. Дыхание за дверью усилилось, стало резче, незваный гость зарычал, начал пробивать себе путь к еде. Философ пискнул, свалился с кровати, кинулся лихорадочно искать свой автомат, который зачем-то запрятал в самый дальний угол комнаты.

Кандид, наоборот, панике не поддался. Встал, мельком глянул в окно. Никого. Значит, все не так уж и плохо. Возможно, одиночка заявился. Бывают и такие. Возможно…

К первому дыханию добавилось второе, более хриплое, надсадное. Потом третье. Четвертое…

– Что делать, Кандид, а? Что делать-то?! – Философ наконец нашел оружие, вцепился в него двумя руками.

– Не дрейфь, очкарик! Будем отбиваться. По деревьям умеешь лазить?

– Я?! – дал петуха Философ. – Конечно, нет!

Бледные обвислые щеки затряслись, Кандид не сразу понял, смеется попутчик или плачет. Кажется, и то и другое одновременно.

– Тогда придется научиться. Все, отставить разговоры! Оружие к бою готовь.

Шкаф заскрипел, начал заваливаться. Из прорех сразу же показались черные руки, пытающиеся ухватить добычу. Снаружи зарычали голодные мертвецы, затолклись между собой. Хрустнула балка, в щель между заграждением и косяком высунулась перекошенная голова, вся в лохмотьях кожи и запекшихся кровавых коростах. Щелкнули челюсти, пахнуло тухлятиной.

К этому невозможно привыкнуть. Живые мертвецы. Живые-мать-их-мертвецы! И не просто так живые, а желающие сожрать тебя, вцепиться зубами в шею и рвать, рвать, рвать.

Первым не выдержал Философ. Дуло автомата прочертило полукруг, срезая очередью конечности зомбакам. Те даже и не подумали отступать. На место поврежденных рук тут же высунулись новые, с утроенной прытью пытаясь добраться до людей.

«Пятеро, – отметил Кандид. – Шансы есть. Если, конечно, где-нибудь дальше, в коридорах этой проклятой бетонной коробки, не спрятались еще с десятка два людоедов».

Шкаф не выдержал напора, рассыпался на куски. В дверной проем хлынули черные тени. Философ дал вторую очередь – пули распороли мертвецам животы, не причинив особого вреда. Зато скупые одиночные выстрелы Кандида попали точно в цель. У первого зомбака голова с хрустом разлетелась в стороны, второму разорвало шею.

Первая волна оживших покойников легла у порога, загородив остальным дорогу, не давая ринуться в новую атаку. Заминкой воспользовался Кандид. Третьего мертвяка усмирил прямо в дверях, размозжив прикладом голову.

Четвертый оказался проворнее, воспользовавшись свалкой на пороге. В один прыжок он оказался почти у самого носа Философа. Мощным ударом выбил у того из рук оружие, зарычал и вцепился костлявыми пальцами в горло очкарика, уже, видимо, предвкушая знатный пир. Философ толстый, им троих зомбаков можно накормить. Но он человек, хоть и дерьмо. А людей беречь надо, в нынешнее-то время даже таких.

Шлеп!

Приклад угодил мертвецу в висок, пробил кость, увяз в склизкой темной массе нутра головы. Стрелять Кандид побоялся. Слишком близко толстяк, можно задеть.

Шлеп!

Контрольный удар с сухим хрустом превратил голову немертвого в черное месиво.

Теперь разобраться с пятым. А кстати, где он?

Кандид обернулся. В дверях вместе с последним увидел еще – сколько? – раз, два, три, четыре, пять, шесть… а дальше и не видно – темно. Много. До черноты в глазах много.

– Бежим! – крикнул Философу.

Тот, еще не отойдя от встречи с покойником, стоял оторопев.

Кандид схватил его за шкирку, поволок к окну.

– Прыгай!

– Чего?! Я… не…

– Давай, убогий! Второй этаж, ничего с тобой не случится.

– Я…

Кандид наподдал спутнику ногой, едва ли не силой вытолкнул в окно. Тот с криком выпрыгнул, застонал. И пока хлынувшая в комнату волна оскаленных зубов и костлявых рук не захлестнула и его, сиганул в окно следом.

Земля встретила неласково, об асфальт отбило руки и ноги, но обошлось без переломов, а это уже хорошо.

Философ, опомнившись, вцепился в Кандида и начал тормошить, яростно, почти крича:

– Надо уходить! Скорее! Надо уходить!

Кандид поднялся, уже собрался идти, как в пыльной мгле подъезда что-то увидел. Непонятный силуэт. Может, тень от обломка двери? Да нет же, человек! Походка не такая, как у оживших мертвецов – те ходят рвано, шатаясь из стороны в сторону, словно позабыв, как это делается. А тут обычный шаг, почти прогулочный, как у всех нормальных людей. И еще… кажется, силуэт женский.

– Ну, чего ты замер? Пойдем же! Скорее! Они сейчас за нами в погоню пойдут! – поторопил толстяк.

– Там есть кто-то. Живой человек.

– Где? Да показалось тебе! Пойдем! Скорее!

– Нет, постой. Надо проверить.

– Да нас же сожрут!

Держа оружие наготове, припадая на левую ногу, Кандид не спеша направился к девушке.

– Эй, вы в порядке? Не ранены? Мы не зомби.

Рисковать тоже не хотелось. Может, все же мертвяк? А может, сумасшедшая и сейчас как начнет палить без разбора? Такие тоже встречаются. Кто ее знает. Но проверить обязательно надо. Потому что… да хотя бы потому, что она живая. В мире так мало живых осталось!

– Я знаю, что вы не зомби, – тонкий женский голос, почти детский. – Я видела вас.

– В доме мертвецы, надо уходить, и чем скорее, тем лучше.

– Мне они не страшны, – в голосе послышались насмешливые нотки.

Оглянувшись на рычащих из окна мертвяков, Кандид сделал еще три шага вперед, наконец смог разглядеть странную незнакомку: юная девушка, лет шестнадцати, не больше, джинсы, протертые на коленях до дыр, потрепанная майка, рюкзак за спиной.

– Смелая? Это хорошо, но мертвякам на это плевать, жрут всех. Идем с нами!

Девочка некоторое время раздумывала. Потом, поправив съехавшую лямку рюкзака, сказала:

– Хорошо, пошли. Мне уже, признаться, сильно тут наскучило. Отстойное место! А куда пойдем?

Кандид растерялся.

– Подальше отсюда! – ответил за него Философ. Махнул рукой: – Поторапливайтесь же! Они уже на лестничной площадке, скоро здесь будут.

Быстрым шагом миновали улицу, сильно рискуя, вышли на дорогу.

– А вы что же, без машины? – удивилась девочка.

– Без, – кивнул Кандид. Падение со второго этажа оказалось не таким уж удачным, левую щиколотку с каждым шагом прошивала острая боль, не давая нормально идти.

– Ступайте за мной, – сказала незнакомка, увлекая всех к стоящему у обочины старенькому пыльного цвета «фольксвагену».

– Ты умеешь водить? – с плохо скрываемым удивлением спросил Кандид.

– В отличие от вас умею, – язвительно ответила девочка, открывая двери. – Запрыгивайте.

Стерпев, чтобы не ответить что-нибудь этакое покрепче маленькой стерве, он сел в машину. Резон сдержаться есть, и очень сильный.

Под капотом, позвякивая, затарахтело, машина дернулась, медленно тронулась. Даже не сразу поверилось такой удаче. Не на своих двоих, как обычно, на автомобиле поехали!

– Куда путь держите? – спросила девочка, ловко управляясь с рулем и похрустывающей коробкой передач.

– На север, – неопределенно ответил тот.

Девочка не стала уточнять, лишь пожала плечами, мол, дело ваше.

– Меня, кстати, Кандидом кличут.

– Надя.

– Надежда, значит, – высунулся с заднего сиденья Философ. – А по отчеству как?

– Нет у меня отчества. Просто Надя.

– Как нет? – удивился тот. – У всех есть отчество.

– Не-а, – совсем по-кошачьи мяукнула она. – Отчество у тех, у кого отец есть. А у меня никого нету. И не было.

– Да что вы какую-то чепуху несете? – вытянулся в лице Философ, его нижняя губа оттопырилась вниз, начала подрагивать. – Как так не было? Абсолютно антинаучная чепуха!

Кандид хотел его заткнуть, да отвлекся на проплывающие за окном пейзажи. Сколько бы они шли пешком, скажем, вот до этого перекрестка, который сейчас пересекала машина? Часа два ковыляли бы. А на колесах расстояния сжимаются. А значит, и цель ближе.

– Примолкни, Философ, – осадил его Кандид. – А ты что тут делаешь, Надя?

Девочка пожала плечами.

– Просто хожу. А что еще делать?

Действительно, что еще делать в мертвом городе и в безжизненном мире? Или умирать, или гулять. Кандид не нашелся что ответить.

Некоторое время ехали молча. Наконец Кандид не вытерпел, начал разговор, который так не давал покоя все время с тех пор, как они сели в машину.

– Так, значит, ты просто, без цели бродишь?

– Ну да, – кивнула Надя, достала из бардачка пачку сигарет, закурила одну. Кандид удивленно повел бровью, но ничего не сказал. – А вы? Что на севере потеряли?

– У нас там… есть одно дело.

– «Свет» ищете? – в лоб спросила Надя, выдыхая клубы сизого дыма.

Кандид опешил.

– Откуда знаешь про «Свет»?

– Слышала сообщение по радио. У меня же в машине радио есть. Ехала однажды по трассе и включила, не знаю даже зачем, просто включила, наверное, чтобы тишину чем-то заполнить, слишком много тишины кругом стало, не могу переносить ее. Сначала обычные помехи были, какие бывают, когда приемник не настроен на нужную волну. А потом голос сквозь шум услышала.

Да, Кандид помнил его. Этот уставший, чуть дребезжащий голос, как глас самого господа бога, говорящий откровения, от которых у Кандида с каждым сказанным словом сердце начинало биться все сильнее и сильнее, наполняясь теплотой.

«Не все умерли. Есть живые. Всем, кто меня слышит, сообщаю. В трех километрах от Землегорска военные организовали резервацию под названием «Свет». Незараженные люди, организованное питание, проживание, охрана. Там безопасно. Есть лаборатория. Ведутся исследования. Ученые на заключительной стадии разработки вакцины. Всем живым, всем, кто меня слышит, – идите туда, там вам окажут помощь. Передаю координаты и номера дорог, по которым можно добраться до «Света»…

– Оттуда и знаю, – прервала его воспоминания Надя.

– Верно, туда путь держим, – кивнул Кандид. – По этому поводу и к тебе предложение есть. Чего просто так бензин жечь, без дела мотаться? Поехали на север, в резервацию? По дороге мы будем за безопасность отвечать, а ты за движение. Услуга за услугу, все честно.

– А от кого ты собрался меня защищать? – искренне удивилась девочка.

– Как от кого?! От мертвецов, конечно!

– Ха! – Надя открыла окно, прицельным щелчком пальцев отправила окурок наружу. – Я их не боюсь, я же тебе говорила об этом. У меня иммунитет.

Кандид почесал затылок, вопросительно глянул на Философа. Тот пожал плечами, тоже не понимая, о чем идет речь. Иммунитет к чему? К мертвецам? Не бывает такого, они всех жрут без разбора.

– Что еще за иммунитет такой?

– Они не замечают меня. А может, и замечают, просто за свою принимают, наверное. Не знаю, как это действует, но меня они не трогают, просто проходят мимо. Как только началось это все, я обратила внимание на это странное их поведение. Всех жрут, а мимо меня проходят.

– Врешь! – не вытерпел Философ. – Докажи!

– Что мне, к зомбакам прыгать в пасть?

– А хоть бы и так!

– Философ, ты пыл поумерь, – холодно сказал Кандид. – Даже если у нее и в самом деле этот иммунитет, у нас-то нет его. Мимо нее пройдут, а нас не пропустят.

– Да врет она все! – обиделся Философ и отвернулся глядеть в окно.

– Ты не переживай, – попытался успокоить девочку Кандид, видя, как та начинает закипать. – Мы никому не скажем, это твое дело.

– Трое могут хранить секрет, если двое из них мертвы. – Надя улыбнулась такой «ангельской» улыбкой, что всем стало не по себе. – Конечно, никому не скажете. Кому говорить-то? Мертвы кругом все.

В затянувшейся тишине было слышно, как воет ветер за окном и натужно гудит мотор машины, иногда покашливая и чихая.

– Ладно, считайте, что уговорили, – наконец произнесла Надя, доставая из пачки очередную сигарету. – Хотя уговорщики из вас так себе. Так уж и быть, довезу вас до «Света», мне спешить некуда, а вы парни веселые, особенно пухлый.

– Я не пухлый! – возмущенно прошипел Философ, но девочка уже не слушала его, чиркнула зажигалкой, глубоко затянулась и, пуская кольца дыма по салону, начала мурлыкать под нос незамысловатый мотивчик.

Ближе к вечеру, когда мертвый город остался далеко позади, решили сделать остановку. Машина тормознула у придорожного магазинчика, давно заброшенного, но с еще целыми витринами. Путники вышли наружу, начали осматриваться.

– Здесь заночуем, – сказал Кандид, разминая затекшую спину. Боль в ноге стихла, осталась лишь гудящая усталость глубоко в мышцах, к которой давно уже привык за столько недель пути пешком.

– Почему здесь? – тут же откликнулся Философ, сморщив нос. – Воняет тут.

– Поблизости не видно мертвяков, само строение хоть и небольшое, но есть где укрыться. В машине резону спать нет.

Философ молча согласился. Зашли в магазин. Внутри пахло пылью и сыростью, в углах пищали мыши, а под потолком разместилась целая стайка летучих мышей. Пронзительным криком Философ их тут же выгнал прочь.

Беглое изучение коробок и витрин дало свои результаты – нашли пачку чая, пакет с макаронами, две вздувшиеся банки кильки. Кильку выкинули сразу, не рискуя открыть, а вот макароны решили сварить.

Развели костерок, приготовили нехитрый ужин. Без аппетита поели. Философ сразу ушел в уголок, обустраивать себе кровать для ночевки, Кандид остался с Надеждой у костра.

– И давно ты одна ходишь? – спросил он просто так, чтобы как-то поддержать разговор.

– С самого начала, как обрушилось Сияние. – Надя достала сигарету, засунула в уголок губ.

– Не рано тебе папиросы смолить? – угрюмо поинтересовался мужчина.

Девочка процедила: