– Знаю, – как ни в чем не бывало подтвердил северянин. – Вы – те самые шестеро южан, которые прибыли в поселок на рассвете и выспрашивали насчет буксира «Гольфстрим». Видать, грозные вы шишки, раз Фарух при вашем появлении так перепугался, а эти ребята… – он указал на меня, замершего с монтировкой в руке у заднего борта трейлера, – позволяют вам хозяйничать у них на бронекате, как у себя дома. Судя по вашему гонору и резвым лошадкам, вы – из Кавалькады. Однако, глядя на ваши гнусные рожи, я вижу, что имею дело с грязным отребьем, а не с кабальеро…

Вообще-то северяне – жизнелюбивые и не склонные к самоубийству люди. Но этот тип, похоже, слишком устал от жизни и решил распрощаться с ней по-геройски – пасть в бою с достойным врагом. Иную причину, по которой крепыш напрашивался на драку с превосходящим по силе противником, я назвать затруднялся.

Гвардейцы отреагировали на столь дерзкое оскорбление незамедлительно. Гнать коней на кручу и марать шпаги в крови проходимца они отказались и поступили практичнее: угостили его залпом из пистолетов.

– Кончай его! – выкрикнул круглолицый и первым выстрелил в обидчика. Клацнули спущенные с замков пистолетные пружины, стеганули по ушам хлопки выброшенного из стволов сжатого воздуха, и шесть молниеносных пуль полетели в наглого северянина…

…И непременно изрешетили бы его, кабы он по-прежнему сидел на камне. Однако выстрелы еще не утихли, а доселе неподвижный крепыш уже находился за своим огромным щитом. В момент залпа я невольно моргнул, но именно этого мига хватило незнакомцу, чтобы увернуться от пуль. Половина из них просвистела над тем местом, где он только что был, а остальные звякнули о щит и отскочили от него, убедительно дав нам понять, из какого материала он склепан.

Истратив каждый по одной пуле, кабальеро могли сделать без перезарядки еще два таких залпа. И немедля их сделали, хотя с первого раза поняли, что пробить наемничье укрытие из пистолетов нереально. Однако что еще им оставалось, когда крепыш-коротыш подхватил щит и рванул с холма? И не на попятную, что выглядело бы в его случае разумнее, а прямиком на гвардейцев!

– Хэйл, Эйнар, Бьорн и Родериг! – громогласно проревел из-за щита идущий в бой северянин, следуя традиции и знакомя врагов с именами своих отца, деда и прадеда, что наверняка были при жизни такими же отъявленными сорвиголовами, как он. После чего не преминул представиться сам: – Хэйл, Убби Сандаварг! Стой, где стоишь! Мое слово!

Да уж, краснокожие парни знают, как надо орать, чтобы нагнать на противника жути! Хотя из всех, кто услыхал боевой клич Убби, по-настоящему испугались лишь те, кому он угрожал пока лишь гипотетически. То есть я, Долорес и Гуго. Гвардейцы же, расстреляв оставшиеся пули, обнажили шпаги и бросились перестраиваться в боевой порядок. Присматривающие за Малабонитой и де Бодье кабальеро оставили их и присоединились к собратьям по оружию. А неистовый Сандаварг (надеюсь, я правильно расслышал его героическую фамилию) несся на них вниз по склону, с каждой секундой разгоняясь все сильнее и сильнее.

Я находился за спинами всадников и видел в данный момент то же, что они: движущийся на нас широкий щит и мельтешащие под ним босые ноги его владельца. И теперь, когда черед стрелкового оружия миновал, противники готовились сойтись в благородной схватке… если, конечно, можно назвать таковой столкновение одного пешего воина с шестью конными. Но беря во внимание, кто из них являлся зачинщиком, этот бой являлся, на мой взгляд, достаточно честным.

Всадники решили дождаться, когда северянин сбежит к подножию. После чего им предстояло быстро расступиться и, пропустив разогнавшегося врага сквозь строй, исколоть его с двух сторон шпагами. Прыть, с которой несся под гору Убби, не позволила бы ему резко остановиться, да он, кажется, об этом и не помышлял. Что ж, прощай, сумасшедший храбрец! И вряд ли кабальеро запомнят выкрикнутые тобой имена, чтобы в память о тебе – павшем герое – назвать ими своих детей, как это принято в ваших краях…

У самого подножия путь Сандаваргу преграждал вросший в склон крупный валун. Дабы не споткнуться, Убби нужно было обежать его. Гвардейцы разъехались в стороны, когда враг был уже в шаге от препятствия. Однако он вопреки ожиданиям не обогнул камень, а вскочил на него с разбегу, оттолкнулся, подпрыгнул, взмыл в воздух и, не опуская щита, полетел вперед. Прямо на троицу кабальеро, которая должна была атаковать его с правого фланга.

Я – не солдат и повидал на своем веку не так уж много битв. Но даже будь я матерым воякой, и то наверняка восхитился бы атаке, какую провел сейчас Убби против трех конных гвардейцев. Они, уступая ему дорогу, двигались рядом, стремя в стремя, что лишь усилило эффект от удара обрушившегося на них тарана. Массивный щит и несущий его воин врезались в крайнего всадника с такой сокрушительной яростью, что вмиг повергли его наземь вместе с лошадью. Падая, тот налетел на соседа, чей рапидо хоть и устоял, но, дернувшись, выбросил хозяина из седла. Третьего кабальеро едва не постигла та же участь. Но он, рванув поводья, поставил коня на дыбы и отскочил с линии вражеской атаки.

Тяжелый удар, треск лошадиных ребер, сломанных набалдашником щита, хриплое ржание вперемешку с бранью и облако взметнувшейся в воздух пыли…

Такое ощущение, что на кабальеро налетел не один человек, а как минимум такой же по численности конный отряд. Однако, несмотря на впечатляющее начало, больше у Сандаварга подобный трюк не прокатит. Теперь сунувшемуся под шпаги матерых рубак северянину нужно быть крайне осмотрительным. И не забывать, что в этой битве судьба не одарила его напарником, готовым прикрыть ему спину.

Поднятая пыль ненадолго заслонила мне обзор, и потому я не сразу понял, каким оружием был сражен тот кабальеро, который удержался в седле при налете Убби на его товарищей. Я видел, как этот гвардеец развернул коня и занес для удара шпагу, но в следующий миг что-то стремительное обрушилось на него сверху, переломило клинок, вмяло шляпу и размозжило череп. Бедняга не успел даже вскрикнуть. Его окровавленная голова дернулась и безвольно откинулась на плечо, а сам он, всплеснув руками, грохнулся наземь. А прикончивший его Сандаварг выскочил из пылевого облака, издал гортанный вопль, от которого, наверное, даже у лошадей по коже побежали мурашки, и развернулся лицом к оставшимся в седлах противникам. В левой руке крепыш держал щит, а в правой – то самое оружие, смертоносность коего была нам только что наглядно продемонстрирована.

Им оказался лишенный рукоятки кистень. Да не обычный, а воистину устрашающих размеров. К намотанной на запястье северянина цепи крепилась большая и круглая пудовая гиря размером с голову трехлетнего ребенка. На ней имелось около дюжины тупоконечных шипов, похожих на набалдашник щита, только гораздо меньше. Судя по размеру цепи, Убби предпочитал регулировать ее длину, исходя из конкретной боевой обстановки. Надо отметить, что кистень в руках городского стражника, наемника или кочевника – вообще большая редкость, а кистень такой величины – и подавно. Неизвестно, откуда взялся этот чокнутый задира, но дело он свое знал, это бесспорно. И нынешняя его работа, которой он сам себя озадачил, только-только входила в разгар…

Троица еще не сталкивавшихся со Сандаваргом кабальеро дружно пришпорила коней и ринулась на него с занесенными шпагами. Всадники сразу же разделились: капитан шел в лобовую атаку, а его товарищи охватывали противника с флангов. Каким бы крепким ни выглядел щит северянина, отразить сразу три нацеленных на него с разных сторон клинка – задачка из разряда высшей боевой математики. И это не считая лошадиных копыт, для которых он тоже уязвим. Даже я – зритель – ощущал сейчас сильное нервное напряжение, а стоящий на пути трех рубак краснокожий крепыш не выказывал ни малейшего волнения. Какое, однако, выдающееся самообладание!

Первым на Убби грозил налететь гвардеец, который несся на него справа. Но поразить Сандаварга должен был не он, а тот всадник, что атаковал мгновением позже с противоположной стороны. Отразив щитом удар первого нападающего, северянин неминуемо откроется для второго, а круглолицему останется лишь добить окруженного противника. Ничего такого, с чем бы они – многоопытные бойцы – не справились. Кроме того, сзади к Убби уже подбирался выпавший из седла при первой его атаке кабальеро. Вместо того чтобы ловить отбежавшую лошадь, он решил накинуться на Убби, если тому вдруг повезет увернуться от конников. Главное, не прогадать момент, когда его ослепит пыль, и вонзить ему шпагу в открытую спину. Гвардеец, что был сбит наземь вместе с рапидо, все еще лежал, придавленный им, но изо всех сил пытался выползти из-под бьющегося в судорогах покалеченного скакуна.

Туда-то и метнулся Сандаварг, вовсе не собирающийся поддаваться на вражескую уловку. Он резко развернулся и, вращая кистенем, налетел на подкрадывающегося сзади пешего противника. Тот не растерялся, перебросил шпагу из правой руки в левую и вознамерился встретить врага финтом с последующей обводной контратакой в печень. И это гвардейцу непременно бы удалось, не ожидай Убби от него такой каверзы. Не закрытый щитом, правый бок Сандаварга казался уязвимым лишь на первый взгляд. Более того, он явно нарочно дразнил таким образом своих противников, дабы те, клюнув на приманку, подставлялись затем под его удары.

Желая достать крепыша эффектным выпадом, кабальеро не учел, с какой виртуозностью тот орудует своим пудовым кистенем. Фехтовальщик был быстр, но раскрученный железный шар оказался быстрее. Он шибанул аккурат в то место, откуда гвардеец собирался контратаковать, и поразил его, что называется, влет. Разве только угодил ему не в голову, а в плечо.

Хрустнула раздробленная кость. Кабальеро, выронив из сломанной руки шпагу, не устоял на ногах и упал. Не настигай Сандаварга всадники, он сразу добил бы противника. Но вместо этого северянин стрелой пронесся мимо него и, перепрыгнув через придавленного лошадью гвардейца, вновь повернулся лицом к преследователям. Кистень в его руке продолжал описывать круги, причем цепь его стала заметно длиннее, а ядро – стремительнее.

Разогнавшимся кабальеро пришлось спешно осаживать коней, дабы не затоптать раненых, за которыми спрятался Убби. Атака в три наскока, которой круглолицый со товарищи планировали его сокрушить, сорвалась. И даже хуже. Вынудив врага замешкаться, свирепый коротыш, не медля ни секунды, перешел в решительное контрнаступление.

Зловещее гудение кистеня, чьи шар и цепь чертили в воздухе один сплошной круг, было слышно даже сквозь брань, крики раненых и конское ржание. Которые стали еще громче после того, как Сандаварг обрушил свое оружие на оставшихся в седлах гвардейцев. Рапидо первого всадника получил по морде гирей и, рухнув на подкосившиеся передние ноги, перебросил седока через голову. Второй наездник нарвался на шипастый снаряд мгновением позже. Попытавшись уклониться, он припал к лошадиной гриве, но ядро все равно угодило ему точно в висок. При этом цепь захлестнула коню шею, и вращение кистеня прекратилось. Впрочем, длина цепи была не слишком велика, и она не опутала скакуна. Мотнув в испуге головой, он шарахнулся назад и сбросил с себя не успевшую сплестись железную петлю. Его мертвый хозяин, застряв ногой в стремени, мешком волочился за ним по земле. А Убби, прикрывшись щитом, сразу укоротил кистень, шустро намотав цепь обратно на предплечье.

Как сказал один древний поэт, описывая столь же древнюю битву: «Смешались в кучу кони, люди…». Скачущий последним, капитан наткнулся именно на такую кучу, разве что невеликую. И вместо того чтобы пустить в ход шпагу, был вынужден направить рапидо в объезд.

Северянин, однако, не спешил ему навстречу. Наоборот, предпочел держать круглолицего на дистанции и тоже припустил вокруг живой свалки, словно играя с ним в догонялки.

Сандаварг не просто убегал – попутно он добивал тех противников, какие еще подавали признаки жизни. Свалившийся с убитой лошади ему под ноги кабальеро успел подняться лишь на четвереньки, после чего получил по темечку кистенем и бездыханный распластался в пыли. Гвардеец, что был придавлен агонизирующим рапидо, высвободил наконец из-под него ногу, которая, к счастью, оказалась даже не сломанной. Впрочем, счастье это было для уцелевшего в падении всадника мимолетным. Он еще лежал на спине, подтягивая сбившийся сапог, как нависший над ним крепыш опустил нижнюю кромку щита прямо бедолаге на горло и перерубил то до самого позвоночника. После чего оглянулся на скачущего следом капитана и с нарочито показным куражом размозжил кистенем голову тому несчастному, кому до этого сломал руку.

За считаные секунды своей кровавой пробежки Убби уравнял с врагами свои шансы на победу. И когда круглолицый его настиг, северянин уже не опасался получить от гвардейцев удар в спину. Шпага капитана звякнула о вовремя подставленный щит, но не сломалась. А Сандаварг, отбив удар, выбросил реверсивным движением руку с кистенем и в последний момент шарахнул им по крестцу проскакавшего мимо рапидо.

Лошадь от такого коварного удара резко села на круп и остановилась. Круглолицый не удержался в седле и повалился назад, но умудрился все же не запутаться в стременах и ловко соскочил с жалобно заржавшего от боли скакуна. А, ступив на землю, сразу принял боевую стойку и набросился на противника.

Растерявший всех бойцов капитан был вне себя от злобы и накрыл северянина целой чередой перемешанных с бранью выпадов. Тот, закрывшись щитом, взялся шаг за шагом пятиться к каменной гряде. Я решил было, что Убби, не успевая размахнуться кистенем, ушел в глухую оборону и отступает. Но он, как выяснилось, опять хитрил и просто делал вид, что стушевался. Чем лишь раззадоривал круглолицего, заставляя его думать, что еще чуть-чуть, и он пробьет защиту противника. Для чего капитану надо лишь собраться с силами, удержать инициативу и не дать Сандаваргу ни секунды на контратаку…

Время шло, однако оборона северянина оставалась непрошибаемой. Кабальеро осознал свою ошибку, когда ощутил, что безостановочные атаки не принесли ему ничего, кроме усталости. Его удары становились все слабее и медлительнее, а сам он раскраснелся и уже не бранился, а лишь хрипел и брызгал слюной. В итоге капитан все же решил поумерить пыл и, пока у него еще не иссякли силы, тоже попробовать поймать северянина на хитрость.

Притворившись, что окончательно выдохся, гвардеец нанес последний, вялый удар и, отскочив назад, занял оборонительную позицию. По его замыслу, враг должен был воспользоваться моментом и без промедления контратаковать. А когда Убби замахнется кистенем, якобы измотанный кабальеро вдруг кинется ему навстречу и, прыгнув на щит, ударит шпагой поверх него прямо Сандаваргу в лицо. Главное, чтобы тот попер напролом, – тогда у него будет меньше шансов уклониться.

Конечно, трудно сказать, что на самом деле думал круглолицый. Возможно, он замышлял вовсе не это, а иное коварство. В одном я был уверен наверняка: вряд ли столь опытный фехтовальщик позволил бы себе так быстро выдохнуться. Убби, надо полагать, тоже в это не верил. Отчего и предпочел очевидной в его ситуации тактике непредсказуемую.

Он и впрямь рванул поначалу в атаку, но не стал размахиваться кистенем, а, подбросив щит, внезапно выпустил его из руки. А затем с силой толкнул его ладонью в противника. Позиция северянина позволяла мне видеть все проделанные им манипуляции. Равно как и манипуляции круглолицего, пытающегося любой ценой не проморгать выпад противника.

Он и не проморгал. По крайней мере, формально. Завидев бросившегося на него врага (а в действительности – летящий по воздуху щит), капитан молниеносно прыгнул ему навстречу, занося клинок для решающего удара. Капитану надо было лишь уцепиться за край щита и ткнуть Убби шпагой в лицо, пока тот не сообразил, что к чему. А если повезет, то ткнуть несколько раз – так вернее. Прыжок и удар! Доля секунды, и неуязвимый краснокожий сразу перестанет быть таковым…

Но случилось непредсказуемое. Шпага, ударившая поверх щита, угодила в пустоту, а сам щит как-то чересчур легко и быстро полетел вниз. Вместо того чтобы повиснуть на нем, круглолицый грохнулся вместе с ним на землю. Прыть кабальеро обернулась сейчас против него. С равным успехом он мог бы просто взять и броситься ниц к ногам северянина. Обидное и более чем дурацкое поражение…

Через секунду Убби уже стоял над опростоволосившимся врагом, наступив своей грубой пяткой на его шпагу.

– Как твое имя, воин? – невозмутимо пробасил Сандаварг, медленно раскручивая кистень.

Распластавшийся перед победителем кабальеро в ответ лишь презрительно плюнул ему на ногу. Кистень в руке Убби сделал последний, самый стремительный оборот, после чего с отвратительным хрустом и чавканьем опустился капитану на голову.

– А тебя как звать, шкипер? – полюбопытствовал затем северянин, повернувшись ко мне и наматывая на руку цепь. Болтающееся на ней ядро было обильно заляпано кровью и прилипшими к нему ошметками мозгов вкупе с костяными осколками.

Я глянул на свою монтировку и, торопливо отшвырнув ее прочь, капитулирующее поднял руки. При всем уважении к дону Риего-и-Ордасу, сейчас я боялся его значительно меньше, чем этого рыжеволосого краснокожего монстра с огромным кистенем. И интуиция подсказывала мне, что потомок отважных Эйнара, Бьорна и Родерига Сандаваргов уже так легко от нас не отвяжется…