– Приветствую вас на Островах Блаженных! – смуглый портье улыбнулся широченной улыбкой во все тридцать два белоснежных зуба. – Вы в первый раз у нас, доминус?
– В первый, – подтвердил Марк Валерий Корвин, оглядывая просторный холл отеля, в этот ранний час еще пустынный.
Стеклянные двери выводили на террасу. Очень высокие, непропорционально тоненькие пальмы с шапками ажурной листвы на недостижимых макушках расчерчивали чистое, без единого облачка небо на равные секции.
– Прошу обратить внимание на карту зоны отдыха нашей замечательной планеты. – Портье указал на голографическую карту у дальней стены. – В центре – наша знаменитая Пирамида. Вы наверняка о ней уже слышали. Точная копия пирамиды Хеопса. Взгляните поближе, доминус.
Корвин послушно двинулся к карте, не отрывая взгляда от белого айсберга «Пирамиды». Об этом аттракционе ему говорил префект Главк, и Друз прожужжал о ней все уши. Очередное чудо появилось на планете лет пятнадцать назад, так что генетическая память патриция Марка Валерия Корвина ничего не могла ему подсказать. Впрочем, на Островах Блаженных его отец провел лишь два дня, остальные предки патриция вообще здесь не бывали. Все или почти все на этой райской планете было юноше внове.
По мере того как Марк приближался к карте, изображение Пирамиды росло и становилось более детальным. Корвин уже мог разглядеть бесчисленные прямоугольные панели, огромные двери у основания на наклонных гранях, но то, что было внутри, оставалось тайной – наружу бил белый ослепительный свет и не давал разглядеть, что же происходит внутри.
– Но ведь в Пирамиду отправляются вечером. Так? – Корвин спешно вернулся к стойке и взял пластиковый ключ от заказанного номера.
– Есть любители, что забираются туда еще утром. Один парень провел там целый год безвылазно. Если бы вы были патрицием, доминус, я бы вам посоветовал не ходить в Пирамиду одному. Но вы не уроженец Лация, так ведь?
– Не уроженец Лация?! – Корвин окинул улыбчивого портье презрительным взглядом. – С чего ты взял?
В этот миг юный патриций пожалел, что на нем пестрая блуза и шорты, а не положенный по рангу белый мундир с широкой пурпурной полосой на груди.
– Ваш акцент, доминус. Он, правда, едва заметен, но все равно – я постоянно слышу различную речь и точно знаю – на Лации так не говорят. Уж тем более патриции. Я угадал? Вы колонист с Психеи или Лация – дваI? Да? Но хотите это почему-то скрыть.
– Почти, – процедил Марк сквозь зубы.
Со времени своего бегства с Колесницы Фаэтона Корвин не сталкивался с подобной фамильярностью. Случалось, плебеи дерзили или даже открыто выражали неприязнь. Ненавидели – тоже бывало. Но чтобы слуга вел с патрицием себя запанибрата, – с подобным он сталкивался впервые.
– Вам нужен проводник? – спросил портье.
– Проводник? – Марк торопился отвязаться от навязчивого служителя туристического бизнеса и уже поднял с пола сумку с вещами. От услуг робота-носильщика Корвин отказался еще на космодроме.
– Я имею в виду – гид. Гостиница предоставляет гида бесплатно. Это входит в перечень услуг. Кого вы предпочитаете? Женщину? Мужчину? Какого возраста?
– Молодую женщину, – новый постоялец направился к прозрачной кабине лифта.
– Ждите через час. Только учтите, господин, ничего такого! Для этого у нас другие девочки!
Настроение было безнадежно испорчено. Юноша злился, понимая, что злиться глупо. Понятно, почему этот парень отказался признавать его за аристократа из метрополии. Патрициев Лация всегда отличала идеально правильная речь: они начинали говорить раньше других детей, и генетическая память предков помогала четко произносить слова и ставить нужные ударения. Никакой невнятицы, проглоченных окончаний, потерянных согласных и искаженных гласных. Малыш Марк начал говорить в полтора года, правда, как будто с чужого голоса. Но двенадцать лет, проведенные в рабстве на Колеснице Фаэтона, навсегда изуродовали его речь. Как ни бился все последние месяцы Корвин, вытравить проклятый акцент до конца не сумел. К тому же невысокий рост обращал на себя внимание – редко кто из патрициев бывает ниже ста девяноста сантиметров. А Марк и до ста восьмидесяти не дотянул. И вот теперь дурак портье напомнил про обидные дефекты.
– Дурак! – выругался Корвин вслух, открывая дверь в свой номер. Злость и обида не проходили.
Он оглядел номер, и раздражение лишь возросло. Комната слишком просторная для одного, слишком ярко освещенная утренним солнцем, мебель вычурная, но при этом видно, что дешевая – пластик и имитация под кожу. Да, все здесь чрезмерно, вычурно и фальшиво. Оставалось надеяться, что хотя бы Океан настоящий.
Марк бросил вещи прямо на пол, скинул блузу и направился в ванную. Но сделал всего пару шагов, когда в дверь постучали.
Что это? Неужели гид такбыстро пожаловал?
“Надеюсь, гостья менее противная, чем этот чертов портье”, – юноша распахнул дверь.
На пороге стояла девушка лет двадцати в блузе и брючках цвета морской волны, смуглая, черноволосая, чем-то похожая на Эбби. Может быть, щеки у нее были еще чуть-чуть детские, может быть, губы улыбались так же, но только память об Эбби вспыхнула, перекрывая все воспоминания о чужих любовях генетической памяти.
Эбби, которая осталась на Колеснице. Эбби, его первая страсть, чье тело приходилось делить с другими. Милая, увидимся ли? Вопрос звучал риторически. На Колесницу бывшему рабу путь заказан.
“А вот глаза у нее совершенно другие”, – отметил Марк.
Удивительные глаза – серые или даже серо-зеленые, с темной обводкой, они, казалось, светились изнутри. Смуглая кожа и черные ресницы только подчеркивали их блеск. Бывают такие глаза от природы? Или это столь модная ныне коррекция радужки?
Он мог бы смотреть в эти глаза долгие часы и не насмотрелся бы, – вдруг мелькнула мысль.
– Привет, постоялец! – воскликнула девушка весело. – Куда мы хотим отправиться?
– В Пирамиду.
– Уже? С утра пораньше? – Она отрицательно тряхнула головой. – Не пойдет. Пирамида – только вечером. Сейчас там скучно, могу тебя заверить, как в самой обычной гробнице. Портье сказал, что ты – патриций с Лация. А я ответила: “Не может быть!”
– Почему не может быть? – Корвин немного обалдел от дерзости местного персонала. Девушка вела себя так, как будто была его давней подружкой. Впрочем, в отличие от портье, она его не раздражала. Ему даже показалось, что она немного боится и потому ведет себя так вызывающе. Может быть, Марк – ее первый клиент, которого она должна вести по бурным волнам развлечений?
“Орк! Пожалуйста, без вульгарностей. Эта странная планета так на меня действует, – подумал юный патриций. – Скоро я не смогу отличить фальшь и вульгарность от истинной красоты”.
– Потому что патриции с Лация не останавливаются в нашей “Жемчужине”, а непременно выбирают “Колизей”, – продолжала тем временем девушка. – Любители экзотики заказывают номер в “Палаццо Венеция”. Жемчужина – приют плебеев и колонистов. Но ты не думай, я не имею ничего против плебеев и колонистов. Если не будешь брюзжать, приставать, а чаевые дашь сносные, мы с тобой поладим. Так куда мы идем сегодня утром? Хочешь посетить “Палаццо Венеция”? Покататься на гондоле? Если ты патриций, у тебя хватит кредов, чтобы покататься на гондоле.
– Пойдем в аквапарк, – решил Корвин. Он, в самом деле, еще не придумал для себя программу отдыха. Только решил, что должен побывать в аквапарке. Просто потому, что его отец был в аквапарке, и теперь юноша наяву хотел испробовать, что это такое.
– Пожалуйста. Обожаю аквапарк. Когда за тобой зайти?
– Через два часа. – Он запнулся, но тут же осмелел. – Или, может, позавтракаем вместе?
– Сегодня – нет. Я должна составить карту для тебя и смету. Работа – в первую очередь, завтрак – потом. Иначе завтракать будет нечем – в прямом смысле слова. А вот обедом можешь меня угостить.
– Как тебя зовут?
– Верджи. А ты – Корвин?
– Марк Валерий Корвин, – преставился он полным именем, однако не стал уточнять, что он – следователь по особо важным делам.
Впрочем, если его гид хоть немного в курсе лацийских дел – она и так должна знать, кто он такой. Но, услышав его имя, Верджи не выразила никаких эмоций.
– Тогда встретимся через два часа. – Девушка постучала пальчиком по его груди. – И не забудь, Марк Валерий Корвин, что я только гид, а девочки на ночь – это из Мулен Руж!
– Я говорю, мне это удалось! – фраза, сказанная за соседним столиком слишком громко, заставила Марка очнуться от раздумий. – Векторы надо брать только у Тимми. У него – самые хорошие! Понял?! А?!
Корвин не подал виду, что разговор его заинтересовал. Он продолжал отправлять в рот одну за другой ложечки с мороженым из прозрачной вазочки и делал вид, что до троих парней за соседним столиком, уставленным бутылками и пустыми тарелками, ему дела нет.
– Ерунда. Все это жалкие подделки, хоть у Тимми бери, хоть у кого другого, – возразил второй парень. Этот если судить по хриплому, простуженному голосу и обветренной коже, вряд ли он родился и вырос на Лации. Скорее, он с какой-нибудь суровой колонии – с Психеи или даже Петры.
– А я говорю, что очутился на берегу. Захлебываясь в пене прибоя, – опять повысил голос первый – парень лет тридцати, загорелый и светловолосый. Лицо – смутно-знакомое. Однако Марк был уверен, что лично он с этим человеком никогда прежде не встречался.
– А если бы тебя зашвырнуло в открытый Океан? Или в кратер вулкана? – насмешливо спросил хрипатый.
О чем они говорят? Пока не удавалось ухватить суть разговора.
– Сегодня снова пойду в Пирамиду и все проверю! – опять на весь зал объявил блондин.
– Тише, – шикнул третий парень, прежде молчавший. – Все это плохо пахнет, уверяю вас. Это не нулевки. Обман. Имитация. Гипноз. Уж не знаю что. Только психи пользуются векторами.
Ого! Неужели на Лации и его колониях есть тайны, недоступные префекту по особо важным делам Корвину? Следователю, который знает во всех деталях подробности громких преступлений за последние несколько сотен лет? Или в Пирамиде нет ничего преступного? Тайна без преступления? Разве бывает такое?
Юношу разбирало любопытство.
– Я найду проводника, – объявил человек, который вчера так странно веселился в Пирамиде. – Есть такие, кто умеет рассчитывать вплоть до нескольких метров. Я найду.
– Ты обещаешь это уже третий день, Минни, – загоготал обладатель хриплого голоса. – Но дело в том, что здешние проводники – не идиоты. Никто из них не захочет сесть с тобой на вектор. Так это, кажется, у них называется?
“Минни”. Это имя или, вернее, прозвище, тут же вызвало в памяти Корвина яркую картину.
Желтовато-серая степь, редкие кустики серой мертвой травы и медленно бредущие сгорбленные фигуры. Изорванная в клочья одежда, пропитанные потом повязки на головах. С лиц и рук струпьями сползает обгорелая кожа. У двоих или троих висят тощие котомки за плечами, у остальных при себе только фляги с водой. Вездеход, в котором сидит Марк и с ним еще двое – сержант и рядовой, нагоняет идущих. Разумеется, в джипе не Марк лично, а его дед, префект по особо важным делам (юный Корвин уже давно научился различать, чьи воспоминания всплывают внезапно в его мозгу).
– Останови, – приказывает префект сержанту за рулем.
Вездеход замирает.
– Минни! – окликает Корвин бредущего впереди худого, одетого в лохмотья человека.
Тот не оборачивается, напротив, ускоряет шаг, напрасно пытаясь затеряться среди двух десятков путников. Ноги плохо его держат, он постоянно спотыкается, “загребает” ботинками песок.
– Минуций Руф! Вы арестованы! – выкрикивает префект.
Человек в лохмотьях бросается вперед, но тут же спотыкается и падает. Хочет подняться, но не может, снова оседает на песок. Префект выпрыгивает из вездехода и направляется к Минни. Тот не двигается, продолжая лежать в нелепой позе – одна рука зарылась в грязные лохмотья, вторая откинута в сторону, пальцы скребут серые ломкие стебельки умершей травы.
– Минуций Руф!
Беглец медленно переворачивается на спину. В живот префекту смотрит черный ствол бластера.
– Глупо, – пожимает плечами служитель закона. – Если пошевелишься, мой сержант разнесет тебе голову.
– Я убью тебя прежде. Пес, вечно идущий по следу, ты сдохнешь и не оставишь потомства. А мне все равно смерть.
– Тебя ждет трибунал. И – скорее всего – направление на космическую базу. Это шанс остаться в живых, Минни. Поверь, я – твой друг, и не желаю тебе зла.
– Я же сказал, смерть. – Окиданные болячками губы Минни пытаются изобразить улыбку. Руку с бластером он опускает, но не делает даже попытки подняться, продолжает лежать на песке. – Почему ты никогда не чувствуешь себя убийцей, Корвин?
– Я всего лишь следователь. А ты – дезертир.
Другие путники не обращают внимания на их перебранку. Они бредут, как автоматы, торопясь перевалить за гребень холма. Через несколько минут они скроются из виду.
– Я не дезертир, – хрипит Минни. – Я не покидал базу, клянусь Лацием. Меня оттуда просто выбросило. Ты слышал о катапультах? Я решил их опробовать, и меня унесло не туда.
– Ты все расскажешь судьям трибунала. Отдай мне оружие. – Префект протягивает руку.
– Не-ет… – Лицо Минни искажается, рот кривится.
– Послушай…
Беглец вновь вскидывает руку с бластером. Но нажать на кнопку разрядника ему не успеть – голова лопается, брызжет красным, на префекта летят ошметки мозга и клочья кожи, – сержант пользуется старым проверенным стрелковым оружием. Несколько секунд Марк стоит неподвижно, потом пытается стереть с лица брызги. Наклоняется, вынимает из пальцев убитого бластер. Батарея на нуле. Минни не мог застрелить из этой штуковины даже воробья. Можно было его не убивать.
Всплывшая в памяти картинка исчезла. Интересно, если бы кто-то назвал по имени Корвина, какая бы сцена вспыхнула в памяти нынешнего патриция Минуция Руфа? Сидящий сейчас за столиком Минни никак не мог помнить смерть деда: зачатие всегда предшествует смерти. Но помнит – памятью отца-патриция – презрение окружающих и молчаливый бойкот, долгие годы обструкции, проклятие семьи, клеймо дезертира, унаследованное внуком. Позор патриция – вечный позор, его можно смыть только кровью.
Марк поднялся и неспешно вышел из залы. Ему очень не хотелось, чтобы кто-нибудь в этот момент назвал его по имени.
“Только не оборачивайся! Ради всех звезд Галактики – не оборачивайся”, – твердил он сам себе.
И не обернулся. Только увидел в большом зеркале, висящем у входа, как Минуций Руф сверлит взглядом ему спину.
Неужели узнал?
“Помни Марк, на Лации у тебя очень много врагов”, – наставлял его сразу после возвращения с Колесницы Фаэтона военный трибун Флакк.
И оказался прав. Впрочем, в данном случае трудно ошибиться.
Служитель Пирамиды – эбеново-черный, в золотом платке и в золотой юбке, встречал посетителей у входа. Он был точным подобием “Ка” из гробницы Тутанхамона, извлеченного из мира смерти для псевдо-жизни в музейных залах. Здесь это подобие подобия служило псевдо-смерти. Впрочем, на Островах Блаженных почти что все подделка. Только океан настоящий.
– Пирамида закрыта, – объявил охранник, заслоняя Марку широкой грудью проход.
– Мне сказали, что аттракцион работает круглые сутки.
О проекте
О подписке