ГЛАВА 3
ИСКУШЕНИЕ КОЛДУНА

Дурное предчувствие похоже на прикосновение слизняка – такое же холодное и влажное, оставляющее липкий след, который не сразу удается стереть. Ощутив дыхание грядущей беды, Роман содрогнулся всем телом. Чувство было столь сильным, что пришлось наливать второй стакан минералки, – вода в первом почернела и покрылась густой серой пеной. Колдун выплеснул воду в раковину. Второй стакан он успел выпить до того, прежде чем эмоции передались воде. И все же неприятный, отдающий тухлым, запах остался, а икота мучила еще добрых пятнадцать минут. Чтобы успокоиться, Роман коснулся пальцами плетеного ожерелья на шее и ощутил легкую вибрацию: водная нить пульсировала сильнее обычного. Он глянул в зеркало. Нет, внешне ожерелье не изменилось: как всегда среди разноцветных волосяных прядей сверкала живым серебром водная нить. Но что-то было не так, Роман не знал – что, и это его злило.

Вообще-то после переезда в Темногорск его порой посещали предчувствия, которые не сбывались. На то и город, особенно такой как Темногорск. Сильно разрушенный во время войны, город был заново застроен безлико и сумбурно, и только чудом уцелевшие церквушки намекали на его давнюю историю. Настоящих гор здесь уже было – так, немного холмило, а таинственная гора Темная была здесь до революции, а потом исчезла. С тех земля в округе сделалась черной, как сажа.

Роман посмотрел на часы. Стрелка успела переползти через пузатую десятку и приближалась к двум тощим единичкам. Колдун выругался и тронул полированным ногтем виниловые жалюзи на окне. Так и есть: во дворе уже дожидались человек восемь. Бойкая толстуха взгромоздилась на крыльцо и размахивала в воздухе мятой бумажкой, устанавливая очередь. Какая-то бабка в пуховом платке и зимнем пальто бродила по саду и собирала в авоську темно-красные, нападавшие за ночь со старых яблонь яблоки.

Роман дернул за шнурок, вздыбил дурацкие жалюзи и, распахнув окно, крикнул:

– Эй, бабулька, яблоки-то заговоренные!

От неожиданности бабка уронила авоську и перекрестилась. Толстуха Марфа сбежала с крыльца и, встав под окном, сообщила слащавым голосом:

– Сегодня дела особливо сложные, господин Вернон, – она любила оснащать свою речь народными словечками.

Марфу Роман видел ежедневно. Он подозревал, что она и домой-то не уходит, так и дремлет на прелой листве в кустах. Зато целыми днями, как стрекот кузнечика из травы, доносился сквозь толщу стен и двойное ограждение оконных рам ее пронзительный голос. Марфа не только суетилась под окнами, но и о собственной выгоде не забывала: то один, то другой посетитель совал в ее пухлую ладонь шуршащую купюру. Каждому из новоприбывших Марфа сообщала об удивительном даре господина Вернона и тут же выспрашивала или, вернее, выпытывала, с чем пожаловал посетитель к знаменитому колдуну. Свой приговор она объявляла во всеуслышание, предрекая, что господин Вернон непременно подтвердит ее слова, но, кажется, за все время ни разу еще не угадала. Роман трижды пытался избавиться от помощницы, но всегда безуспешно: Марфа обладала цепкостью пиявки и увертливостью змеи, и что бы ни предпринимал колдун, наутро снова появлялась на крыльце. Роман даже подумывал, не применить ли к ней процедуру изгнания воды, но в последний момент не решался произнести заклятие. При всей своей докучливости Марфа не творила зла в его абсолютном смысле, и Роман не решался прибегнуть к крайнему средству, хотя никогда не боялся зла как такового.

Колдун вернулся в спальню. Тина – ученица, ассистентка и любовница по совместительству – мирно спала. Роман сдернул с нее одеяло. Тина пробормотала что-то невнятное и перевернулась на живот, демонстрируя загорелую спину и не менее загорелые ягодицы: нынешним летом она немало часов провела на крыше старого дома.

– Неужели утро? – пробормотала Тина.

– Одиннадцать скоро. Хорошо бы позавтракать.

– Еще часик. А? Ну, пожа-а-алуйста… – Она так смешно произносило «пожалуйста» нараспев, слезно. По-детски. – Твои клиенты подождут. Чуть-чуть.

Роман улыбнулся, – он разрешал девчонке определенные вольности. Особенно, если учесть, что заснула она в три часа утра. Ну что ж, кофе подождет. Плохо, что свечи в кабинете придется зажигать самому.

Прежде чем войти в кабинет колдун снял охранные заклятия с дверей. По всему дому зашелестели невидимые крылья, скрипнули старые венцы, на чердаке осыпалась наточенная за ночь чужками-короедами труха. Прежде в этом доме жил повелитель иной стихии – земля давала ему силы, знал он звериный и птичий язык. А нового колдуна – повелителя вод – дом не всегда понимал, порой чудачил, а иногда и сопротивлялся.

Роман поставил на стол в кабинете две свечи в высоких подсвечниках, вытащил спичку, но, прежде чем чиркнуть ею, смочил пальцы водой. Огонек, вспыхнув, рассерженно зашипел. Колдун задернул шторы, в полумраке оранжевые лепестки огня превратились в таинственные цветы, а столешница в центре кабинета засверкала серебром. Черные пятна по углам, называемые тенями, создали замкнутый объем. Объем, в котором вода обретает форму. Глядя на тарелку, посетитель воображал, что тайную силу воде придает белый фарфор. Очередной обман, столь необходимый в тайном ремесле.

Вторая дверь кабинета выходила на крыльцо и, отворяя ее, Роман всегда соблюдал осторожность, чтобы не нарушить круг замкнутого пространства. Когда он крикнул «первый», тройной ряд бархатных штор на дверях заколебался, будто раздумывая, стоит ли пропускать посетителя. Роман уселся так, чтобы лицо его было в тени – тогда он лучше чувствовал пульсацию водной нити на шее. Посетителей он старался касаться лишь по необходимости. Зачастую это бывало слишком неприятно.

Часы всхлипнули, но бить одиннадцать не стали, ограничившись скрежетом скрытых от глаз шестеренок. В ту же минуту, прорвавшись сквозь завесу бархатных штор, как через крепостные ворота, в кабинете возникла первая посетительница: дерзкая особа лет тридцати, в лиловом сверкающем плаще до пола. Ее длинные платинового оттенка волосы контрастировали с лиловыми, почти черными губами. Было в ней что-то знакомое, вульгарно-притягательное, будто Роман ее видел – на обложке журнала или в рекламе, безликую и яркую – одновременно. Но кто она и откуда, вспомнить никак не удавалось.

Колдун жестом указал ей на стул.

– Господин Вернон, я к вам за помощью! – блондинка демонстративно вздохнула. – Муж изменяет! Только вы можете помочь, одна на вас надежда. – Слова звучали заученные, фальшивые. Интонации тоже. Она как будто твердила много раз сыгранную роль. Для верности образа гостья заплакала. Легко, будто открыла водопроводный кран. Но краска на ресницах не потекла.

– Слез не надо, – предупредил Роман, – или испортите дело.

Соленый поток тут же иссяк. Зато неостановимо хлынули слова. Роман сделал усилие, чтобы направить их мимо своего сознания. Но все равно прозрачная родниковая вода, пока колдун наливал ее из кувшина в тарелку, успела замутиться. Оставалось надеяться, что для предстоящего дела хватит и такой, сомнительной прозрачности.

– Думайте о своем муже, – велел колдун.

Женщина трагически изломила брови, что должно было означать беспредельную любовь к супругу.

– Теперь представьте разлучницу, – последовал приказ. – Не конкретного человека, но лишь образ измены. Ваши догадки не должны влиять на ответ.

Лицо посетительницы передернулось, будто она узрела гадюку. Роман взял женщину за руку и опустил ее ладонь на поверхность воды в тарелке. Ладонь поплыла лодчонкой, потерявшей кормчего, вода колыхнулась и замерла. Пальцы женщины коснулись края тарелки, Роман надавил слегка, обе ладони ушли на дно, будто в глубь ледяного колодца. На полированную поверхность столешницы брызнули капли. Тотчас колдун извлек руку посетительницы. Вода в тарелке замутилась еще больше, а затем, становясь все отчетливее и ярче, проступила картинка: тощая острогрудая девица в кровати с сигаретой в зубах. Подле неизвестной особы мирно посапывал дородный, начинающий лысеть мужчина.

– Нет, не может быть! – завопила блондинка, и изображение на дне тарелки пропало. – Это же Наташка. Сука!

Колдун усмехнулся: он с самого начала подозревал, что вопли и слезы гостьи были чистейшим спектаклем, об измене мужа она не догадывалась, оттого и видение на дне тарелки так ее потрясло. Но если не подозревала, зачем явилась? Журналистка? Решила разоблачить одного из Темногорких шарлатанов? Ну что ж, будет, о чем написать.

Блондинка тряхнула головой, лицо ее из растерянного сделалось мстительно-злобным. Опять колдун постарался отстраниться от хлынувших эмоций. Но воду не уберег: влага в тарелке почернела; капли, упавшие на столешницу, превратились в густую слизь.

– Все мужики – скоты, – выдохнула гостья, поднимаясь.

Роман неодобрительно покачал головой:

– Здесь нельзя говорить. Только с моего разрешения.

– Скоты, – повторила блондинка и шагнула к двери.

– Вы не заплатили, – напомнил Роман.

– Обойдешься, жулик! – Похоже, красотка спутала колдуна со своим мужем. – За что платить-то? Побрызгал грязной водой и все испоганил! От таких, как ты, все зло! Вы все опошлили, изолгали! Все святое испохабили!

– Вода была чистая, – Роман давал женщине шанс одуматься. Стихию нельзя оскорблять. Даже мысленно.

Но гостья так распалилась, что ей плевать было на самого черта, не то, что на какого-то там колдуна.

– Ты все подстроил! Ты! Сашок не мог мне изменить! Киношка твоя порнушная – вранье!

– Неужели? – невинным тоном осведомился господин Вернон и, зачерпнул пригоршню воды, брызнул блондинке на плащ.

По лиловой ткани, извиваясь, поползли белые черви. Красавица открыла рот, но подавилась собственным криком. Губы ее конвульсивно дернулись; капля слюны, так и не отделившаяся от нижней губы, превратилась в мохнатую гусеницу. Блондинка была близка к обмороку. Она замахала лакированной сумочкой, будто отбивалась от невидимого врага, и вдруг швырнула ее на колени господину Вернону.

– Вы, мадам, не потрудились прочесть, что написано на медной доске возле двери, – укоризненно покачал головой Роман, доставая из сумочки кошелек и отсчитывая положенное количество купюр. – Так вот, на ней значится «господин Вернон». Не слуга, не маг, не чародей, а господин – запомнили?

Роман вернул посетительнице сумочку, небрежно смахнул с ее плаща извивающихся червей; на пол шлепнулись кляксы густой слизи. Последней упала гусеница, но она превращаться не пожелала, и ее пришлось раздавить, обрызгав желтой слизью остроносый сапожок посетительницы. Роман сам распахнул дверь перед полумертвой красоткой, утратившей внезапно свою восхитительную наглость.

Она вышла, и почти сразу колдун почуял едва уловимый запах – неприятный и явно нечеловеческий.

Роман отдернул бархатную штору. Так и есть: кто-то рано утром до прихода Марфы успел положить крысиный трупик, облитый красной краской у порога. Это означало, что на крыльце побывал приспешник Аглаи Всевидящей. Темногорск был известен своими колдунами, и если главная улица города именовалась Темногорским проспектом, то боковая, змеей сползающая к речке Темной, испокон прозывалась Ведьминской, хотя на табличках по-прежнему значилось «Героев труда».

Колдун совком сгреб крысу в мусорное ведро, полил трупик пустосвятовской водой из бутыли. Послышалось шипение, из ведра повалил густой желтый дым; резкий, с примесью серы. Запах ударил в нос. Так и есть, Аглаин подарок, только ее наговор, улетучиваясь, источает подобный смрад.

Итак, день не задался. Во-первых, посещение «дамы в лиловом» оставило неприятный осадок. Что-то было не так, во время обряда колдун упустил какую-то мелочь, но какую – не удавалось вспомнить. И это раздражало. Во-вторых, вслед за первой посетительницей косяком пошли обманутые жены и брошенные невесты, и так до двух часов пополудни, когда Тина, наконец, соизволила выползти из постели и подать Роману кофе и бутерброды с ветчиной. Но едва господин Вернон сделал пару глотков и куснул бутерброд, как на крыльце поднялся истошный визг: десять или пятнадцать глоток старались вовсю, но голос Марфы, разумеется, доминировал. Пришлось отставить чашку и явиться на крыльце собственной персоной.

Марфа как истинный страж порядка забаррикадировала своим телом входную дверь и ни за что не желала пускать двух лезущих в дом подростков. Один – мальчишка лет двенадцати, щуплый и узкоплечий, второй – здоровячёк-подросток с флегматичным и невыразительным лицом.

– Они без очереди! Без очереди! – вопила Марфа, бия себя кулаком в грудь, как будто кто-то посмел покуситься на ее честь.

– У нас срочное дело, – отвечал щуплый мальчонка. – И жетон у нас есть. – Парнишка покрутил кружкой фольги с номером.

– Вы опоздали! – заявила Марфа.

– Совсем обнаглели! – возмутилась старуха, та самая, что собирала яблоки в авоську.

Вернон поднял руку, и все замолкли, хотя и не сразу. Обычно посетители были Роману глубоко безразличны, но этот пацан его заинтересовал. Ни у кого прежде он не встречал такой ауры. Ее отсвет ложился даже на внешность мальчишки, и потому волосы его казались совершенно белыми, а кожа – прозрачной. Роман даже подумал, что эта аура может помешать сеансу и дать наводку на его собственное поле. Но если он колебался, то лишь мгновение. Потом решительно взял мальчишку за руку и увел в кабинет, тем самым, нарушив собственное правило: не касаться клиента, пока не налита в тарелку чистая вода. И за свое отступничество тут же поплатился: почудилось, что невидимая рука накинула ему на шею веревку и принялась затягивать петлю. Силы колдуна, конечно, хватило сбросить удавку, и даже в отместку ею же хлестнуть парня. Теперь сделалось ясно, что утреннее предчувствие относилось к этому посетителю. Мальчишка испуганно вскинул руку к щеке.

– За что? – выдохнул изумленно.

– А ты не понял?

Мальчишка отрицательно мотнул головой.

Скорее всего, он говорил правду. Даже на расстоянии колдун чувствовал, что ненависть в нем так и кипела. Накинутая на шею петля была всего лишь материализацией этого чувства, и водная нить ожерелья послужила прекрасным проводником.

О, Вода-царица, кто же он такой?

Колдун усадил мальчишку, как обычно, за стол, но сам в этот раз отодвинулся подальше. Не то чтобы мальчишка внушал ему страх. Но… За этим «но» могло таиться что угодно. Та дверь, которую невыносимо хочется открыть, а благоразумие приказывает навесить на нее замок и уйти подальше. Роман с содроганием подумал, что сейчас ему вновь придется коснуться гостя.

Тарелка с водой была как пограничный столб между ними.

– Как тебя зовут? – спросил Роман Вернон, хотя обычно он не интересовался именами тех, кто появлялся в этом кабинете. Их горе и боль оставались безымянными.

– Юл Стеновский, – буркнул мальчишка.

– Зачем ты пришел? Что хочешь услышать от меня?

– Хочу знать, почему убили отца, – прошептал Юл, стараясь не смотреть на колдуна.

– Когда это случилось?

– Вчера вечером. Его застрелили в подъезде дома вместе с телохранителем. И он… – Мальчишка задохнулся. – Отец знал, что его убьют.

Роман подался вперед, будто надеялся уловить вздох, сорвавшийся с губ осиротевшего мальчишки.

– Обратись мысленно к воде с вопросом, – велел шепотом.

Ладонь мальчика и ладонь колдуна коснулись зеркала воды, влага сделалась на миг непрозрачной, стальной, а потом на дне тарелки появился новенький «Форд», парень лет тридцати стоял подле. Он курил, нетерпеливо поглядывая на часы. Кого-то дожидался. Юлу незнакомец показался пижоном, – одетый в светлый, по-летнему легкий плащ, он еще делал вид, что ему жарко – расстегнул не только плащ, но и верхнюю пуговицу рубашки. Разумеется, Юл тут же возненавидел незнакомца и мысленно окрестил его «красавчиком» за эту нарядную, не по погоде, одежду и за манеру держать голову откинутой назад и глядеть на прохожих сверху вниз. У незнакомца были светло-русые волосы, высокий лоб и темные брови. На скуле белая черточка шрама. Ну, теперь Юл сразу узнает киллера при встрече. Этот парень слишком заметен. В любой толпе, как киноартиста, его можно отличить. Он был слишком другой, не похожий на прочих.

Юл хотел спросить, где искать убийцу, но Роман предостерегающе поднял руку, осторожно повернул тарелку так, что теперь можно было разглядеть красное трехэтажное здание за спиной стоящего и покосившуюся церквушку с нахлобученным на макушку новеньким блестящим неподъемным куполом, отчего старинушка грозилась вот-вот завалиться набок. Юл вглядывался в картинку изо всех сил, но, хоть убей, не мог догадаться, где искать киллера в светлом плаще.

– Я не знаю, где он! – крикнул мальчишка.

Изображение тут же пропало.

Роман пожал плечами. Он свое дело сделал, остальное его не касалось. Обычно. Но в этот раз ничего обычного не было.

– Может быть, этот парень был знаком с твоим отцом? – предположил колдун.

– Да, наверное, – отозвался Юл.

– Когда в последний раз ты видел отца живым?

– Вчера. Днем. Ну, мы отдельно живем. То есть я с мамой. У отца новая семья. А днем он зашел… – Юл запинался, с трудом подбирая слова. Комок стоял в горле. Слезы застилали глаза.

Ему вдруг показалось: колдун хочет, чтобы он, Юл, расплакался.

А Роман продолжал свой допрос. Не просто выспрашивал, а выпытывал. Не отвечать было невозможно:

– Что он сказал?

Юл попытался промолчать. Не получилось:

– Ну, ничего особенного. Чтобы я в случае чего Гамаюнова нашел.

– Гамаюнов, – задумчиво повторил Роман. – Кто такой Гамаюнов?

– Не знаю. Друг отца, кажется. Я его не видел никогда. Как этого парня зовут,