Несколько мгновений Юл лежал неподвижно. Влага осенней земли холодила разгоряченное тело, напряжение истаивало. Наконец Юл поднялся. Его качало, будто он только что очнулся от глубокого сна. Он знал, что идет, что переставляет ноги, но не чувствовал этого. Пришлось глянуть вниз и проверить. Да, все правильно, он идет. Его шатало не от перенапряжения и усталости, а оттого, что он востребовал слишком много сил для такого пустяка как прыжок, и теперь, нерастраченные, они рвались наружу. Между тем вода успокоилась, поверхность вновь затянуло слоем листьев. Юл подумал, что оживление мертвой воды в яме ему могло и почудиться, так же как и протяжный вздох, похожий на человеческое «ах».

– Клево! Как так вышло?! А?! – Мишка смотрел на друга с восторгом.

Юл подошел и взял его за руку. За одну. Потом за вторую. Вода в яме молчала, не желая отзываться. Юл соединил Мишкины ладони, потом вновь развел. Вода в пруду всхлипнула, будто неохотно выдавила: «Да». По Мишкиному телу пробежала дрожь.

– Беги! – крикнул Юл.

Мишка побежал – ему некогда было отмерять шаги для разбега – в любую секунду тончайшая связь могла оборваться. Мишка бежал легко, пружинисто, отталкивая от себя землю, и лишь у самого края сбился, засеменил и беспомощно оглянулся. Хотел что-то крикнуть, но лишь беззвучно открыл рот. Юл изо всех сил мысленно толкнул его в спину. Мишка вскрикнул, как от боли, оторвался от земли и полетел. Он упал на другой стороне ямы, на самом краю, плашмя, одна нога повисла над водой, вниз посыпались комья земли.

Потом он вскочил и завопил на весь пустынный парк:

– А-А-А!

Юл улыбнулся. Избыточная сила вышла из него, тело казалось легким, почти невесомым. Юл мнился себе не просто хорошим, а великим. Мир должен немедленно разразиться аплодисментами в его адрес. И в самом деле, раздались громкие одиночные хлопки. Юл обернулся. В нескольких шагах от него стоял отец и аплодировал.

– Привет, Юл! – Отец помахал ему рукой, как ровне, как приятелю.

В свои пятьдесят он умел радоваться совершенно по-ребячьи. Да и внешне он выглядел очень молодо. Вряд ли ему можно дать больше сорока.

– На минутку, – поманил он сына за собой к ближайшей скамейке.

Юл пошел за отцом, оруженосец Мишка остался стоять вдалеке, терпеливо ожидая, когда ему дозволят приблизиться.

– Разговор есть. Даже не разговор, а так… – Отец явно нервничал, и Юл не мог понять, почему. – Здорово ты вырос, Юл.

– Разве? По-моему, ни сантиметра не прибавил, – пожал плечами мальчишка.

– Только мне твое имя не нравится, – заявил отец. – Я хотел назвать тебя Казимиром в честь деда. Да она не позволила.

«Она» – это мать Юла. Впрочем, история с наречением давняя, сто раз слышанная, хотя и не ясная до конца.

– Хочешь предложить сменить имя? – спросил Юл как можно ехиднее. Нынешнее «Юл», то бишь «Юлий» ему тоже не нравилось. Но «Казимир» – было бы в тысячу раз хуже.

Отец не обратил внимания на выпад сына. Он думал о своем, спрашивал, но не слышал ответов на вопросы.

– Я, кажется, говорил тебе об Иване Кирилловиче Гамаюнове? – спросил Александр Казимирович.

Юл отрицательно покачал головой.

– Ни разу? – удивился отец. Удивление его было напускным.

– Ни разу, – подтвердил Юл.

– Тогда сейчас говорю. Ты на Гамаюна здорово похож. Он в детстве был таким, как ты. Уверенный в себе до ужаса. Ничто не могло поколебать его веры в себя. Я не такой. – Без всякого перехода отец добавил. – Если со мной что случится, отыщи Гамаюнова. Непременно. Он будет рад тебя видеть.

– Что с тобой может случиться? – спросил Юл насмешливо. Дело в том, что с отцом они недавно поссорились: Юл просил взять его с собой в поездку, а отец отказал. Еще Юл втайне мечтал, что переедет к отцу. Хотя в глубине души понимал, что это невозможно. Он никогда не говорил отцу об этом своем желании, но при этом таил обиду, как будто отец отказался исполнить и эту просьбу.

– Ничего, я просто так. – Александр Казимирович бросил взгляд в сторону крепко сбитого парня, что пытался укрыться за стволом тощей березки. – Просто на всякий случай.

– Где мне его искать-то? Где он живет, этот твой Гамаюнов? – неохотно спросил Юл.

– Не знаю. Но ты его найдешь.

– Зачем не мне? В институт поможет поступить?

– Он умеет плести нити, – проговорил отец задумчиво.

– На кой ляд мне нитки? Что я, как девчонка, шарфики буду вязать? Дал бы на мороженое. А то у мамы, как всегда, бабок нет.

Отец достал бумажник, вынул две десятидолларовые бумажки.

– Отлично, – усмехнулся Юл. – Мне хватит на целый месяц.

Отец поколебался и вдруг отдал Юлу свой бумажник.

– Ого! Это тоже на всякий случай? – Юл почувствовал смутную тревогу.

Спору нет, жадность не входила в число недостатков отца. Если у него были деньги, он дарил их без всякого сожаления – родственникам и друзьям. Но чаще он сидел на мели и мучился оттого, что не может одаривать тех, кто ему дорог.

Однако этот жест с бумажником Юла насторожил.

– Там много? – Юлу хотелось вернуть бумажник, но он не знал, как это сделать.

– Там еще три сотни. На непредвиденные расходы. Совсем непредвиденные. Ну, счастливо! – отец похлопал сына по плечу и зашагал к выходу из парка пружинистым, мальчишеским шагом.

«Все неправда, он притворяется, – подумал Юл. – Как всегда».

Мать каждый день повторяла, что отец притворщик, каких поискать. Юл от этих упреков всякий раз приходил в ярость. И вот теперь сам обозвал отца притворщиком.

«Почему я его не догоняю? – обратился Юл сам к себе. – Ведь я должен его догнать. Должен».

Но он стоял, не двигаясь, и смотрел, как отец уходит.

– Папаша твой обожаемый час назад заглянул, – сообщила мать, едва Юл отворил дверь. – Приволок жратвы на целый полк. На твой день рождения забыл прийти, а тут явился, не запылился.

Вид у матери обычный – старый свитер и тренировочные брюки, почти полностью седые волосы неопрятными прядями свисают на плечи.

Эти растрепанные волосы и грязный свитер, под которым не надето бюстгальтера, как всегда, вызвали прилив раздражения, с которым невозможно справиться. Юлу захотелось обругать мать, он был уверен, что имеет на это право.

– Ты всегда ворчишь, не надоело? – Он скинул куртку и сразу же отправился на кухню. В раковине полно грязной посуды. Зато сегодня холодильник, против обычного, набит всякой всячиной. Не спросив разрешения, Юл вытащил ветчину, сыр и свежие огурцы. Ну, наконец-то можно устроить пир, а не довольствоваться жареной картошкой!

– Он искал тебя, – сказала мать. – Я ему все рассказала, как ты учителям хамишь и прогуливаешь уроки. Куда ты столько ветчины взял? Можно на три дня растянуть!

– Я его видел, – буркнул Юл с набитым ртом.

– Что он сказал? Я же сказала: тоньше режь ветчину!

– На счет уроков – ничего.

– Ну конечно, этим я должна заниматься! Недаром ты всякий раз заявляешь, что любишь его больше меня.

– Разумеется, – подтвердил Юл, наслаждаясь собственной жестокостью.

– Какой же ты… Ну, конечно, вы оба как дети: игрушки, развлечения, кино, музыка. А я вкалывай с утра до вечера! О, Господи! Как мне все это надоело! О чем же вы говорили?

– Да так, немного поболтали о том, о сем. Он сказал, что скоро… – Юл едва не ляпнул «скоро умрет», но в последний момент сдержался.

Ветчина потеряла всякий вкус. Но ведь отец именно так и сказал. Почему-то там, в парке, Юл не захотел этого понять. Теперь, наконец, дошло. Он бросил недоеденный бутерброд, чем несказанно удивил мать, и кинулся к телефону.

На работе отца не было, и никто не знал, где он. Юл попросил передать, чтобы отцу непременно доложили о звонке. Юлу обещали, но обещание это не стоило и ломаного гроша, секретарша непременно все перезабудет. Потом Юл набрал домашний номер Александра Стеновского. Ответила «фифа» – так мать называла молодую, третью или четвертую по счету, жену отца. Ей Юл ничего не стал объяснять и лишь сказал не слишком вежливо: «Передайте ему привет». Мальчишка не знал, что делать: то ли бежать на поиски, то ли сидеть на месте, надеясь, что секретарша все-таки передаст его просьбу. Потеряв терпение, он вновь стал накручивать диск телефона. На работе ответили, что Стеновского ждут с минуты на минуту. Юл помчался в фирму отца. Он навсегда запомнил странное ощущение тех минут: отец был еще жив, Юл страстно желал его спасти, но в то же время сознавал, что сделать уже ничего не удастся, и они больше никогда не увидят друг друга. Стало так страшно, что он остановился посреди улицы и заплакал.

Слезы вскоре иссякли, Юл пошел дальше, уже без прежней торопливости, по инерции. Охранник, увидев его, скорчил привычную комично-серьезную мину:

– Где же ваш пропуск, молодой человек?

– Потерял, – бросил в ответ почти автоматически Юл, и побежал в кабинет Стеновского.

Секретарша раскладывала пасьянс на компьютере.

– Александр Казимирович у себя? – уже без всякой надежды спросил Юл.

– Должен быть с минуты на минуту, – ответила девица лет тридцати, не отрывая глаз от экрана.

Он плюхнулся на диван, решив забыть о времени и ждать. Пусть отец не придет в офис, ну так хотя бы позвонит. Он должен позвонить! Юл то вскакивал, то садился. Время истекало минутами, как кровью. До конца рабочего дня остался всего час. Потом полчаса. Потом пятнадцать минут. Наконец секретарша принялась освежать макияж, потом рассовала по сумкам какие-то пакеты и выключила компьютер. И тут зазвонил телефон. Секретарша сняла трубку, выслушала и упала на стул.

Юл бросился вон из офиса. Все было кончено.

«Фифа» позвонила к ним домой уже после полуночи. Ее голос звучал довольно спокойно, и лишь под конец она несколько раз ненатурально всхлипнула, сообщая, что Александра Стеновского и его телохранителя несколько часов назад застрелили в подъезде собственного дома.