Третий аспект: Дихотомичность «векторности» акта восприятия

Критичность и претенциозность акта восприятия и понимания работает, как фильм.

Смотря фильм, мы подчеркиваем некоторые неточности физического характера, например, улавливание пуль, прыжки с невероятной высоты и т. п., говоря, что они нереальны.

Мы не учитываем тот факт, что сам фильм как основа этих действий есть нереальность, в том числе и физическая.

Мы начинаем действовать и рассуждать в реальном направлении при виртуальной основе.

Автор

Все, что в принципе «есть», «не реализуется», «не разворачивается» и «не нуждается» в причинности по отношению к восприятию. В нем нет «необходимости» утверждения или реализации «для нас». Оно вообще может не «нацелено» на характеристики восприятия или объяснения, оно не нуждается в форменном подтверждении и «характеризации», делении, исследовании, синтезе, анализе, причинной обусловленности, усмотрении стремлений и реализации целей.

Проблема в том, что в нашем «образе восприятия» не нуждается больше никто и ничто. Постановки вопросов и проблем не являются проблемами и вопросами в их постановке «в ином», по отношению к воспринятому, но являются таковыми лишь только в нашем восприятии того, что мы под данными форменными состояниями понимаем, причем, не зная как, но зная и ощущая знание понятия «зная», что оно обозначает «знание», которое воспринято, но необъяснимо… ведь проблемы и вопросы сами по себе не знают их назначения, установленного им нами или просто «установленные». Они не существуют для себя и не знают о себе ничего. «Алгоритм» и «функционал» нечто невозможен без установления «причинности» и «изначальности», с которыми мы подразумеваемо связываем акты и проявления своих ощущений.

Так, мы наблюдаем, как упавшая муха хочет подняться «со спины на ноги», таков алгоритм восприятия и объяснения явления, мы так утверждаем и констатируем алгоритм «доказанного факта», выраженного в «подняться со спины на ноги», притом сущность «подняться» никак не связана с ее ассоциативной формой восприятия «подняться» у нас. У нее нет необходимости в функционале «подняться», то есть нет причины склоняться больше к использованию понятия «подняться», нежели, например, понятия «апельсин». Мы его используем при крайней доле условности, что называется, неосознанно и, что более интересно, «необдуманно», в связи с тем, что мы не знаем и не в состоянии рационально объяснить «направленность состояния» «подняться», но всегда говорим, а точнее, используем, что «подняться» есть нечто сопряженное с «верхом», «опорой» и т. п. (где опора воспринимаема как опора, а верх как верх безотносительно к смыслу понятия подняться), но мы не знаем «подняться» так сказать в лицо.

В данном случае мы не разделяем, как может показаться на первый взгляд, полемику между реалистами и номиналистами, как известно зародившуюся еще в древней Греции и продолжающуюся до наших дней.

«Вследствие отсутствия собственного содержания у отвлеченных понятий они часто смешиваются с идеями. На этом смешении основан, между прочим, знаменитый в схоластике спор реалистов и номиналистов. Обе стороны были, в сущности, правы. Номиналисты, утверждавшие universalia post rem (идея после вещи), разумели первоначально под universalia общие понятия и в этом смысле справедливо доказывали их несамостоятельность и вторичное значение как только nomina или voces (имен и слов). С другой стороны, реалисты, утверждавшие universalia ante rem (идея до вещи), разумели под ними настоящие идеи и основательно доказывали их первичность. Но так как обе стороны плохо различали эти два значения слова universalia или, во всяком случае, не определяли этого различия с достаточной точностью, то между ними и должны были возникнуть бесконечные споры».^[19]

В. С. Соловьев^[20]

Мы привели пример «универсалий», для того чтобы ход дальнейших рассуждений не путался с проблемами реализма и номинализма.

Полагаем, что есть «сущности», с которыми мы доподлинно соединяем нечто нами воспринимаемое.

Так, сущность «закрыть» в форменно-когнитивном взаимодействии восприятия отсылает к определенному действию в «реальности», откликающейся в «последовательности», например, «движению деревянного прямоугольника», который мы называем дверью.

Именно последнее обладает функционалом «закрыть», но в то же время не в полной мере, ведь под данное физическое действие «подходит» еще несколько тысяч «наименований», не связанных и непонятных на смысловом уровне с исходным «закрыть». К примеру, при «взмахе» крыльев бабочки мы говорим «летать» а не «закрыть». Если разобраться, то сущность «закрыть» может быть выражена как нечто уникальное и «отдельное от», то есть она форменно не может иметь привязку к физическому эквиваленту, в смысле того что это безликое и в то же время настолько понятное «оно» или «нечто», как и тысячи других сущностей, не выводимых из физического эквивалента выражения действия или сущности, например «двери».

Опытно мы видим, что нечто движется и выполняет определенную функцию, на основании чего сопряженность действий выражается эквивалентами в «названии» или «поименовании» этих действий, ведь, как мы говорили выше, если проанализировать логическим путем структурированность компонентов каждого акта в отдельности и выразить это, как мы делаем в «определении», то все равно никак не получится выявить целостность, выраженную в адекватном «поименовании» того, что мы воспринимаем.

Поименованность предметов и процессов действительности внеопытна по отношению к акту их понимания.

Если мы, например, скажем вам: «Поднимите голову вверх», то вы сделаете соответствующее движение, известное как «поза головы» с соответствующим наклоном по отношению к небу, верху и т. п. ориентиру. Поза головы характеризуется движением, в которое входит то, что мы называем влево, вправо и т. п. При этом следует признать очевидность неопределённости коррелята в виде положения. Почему тогда поза головы сопряжена с такими неопределенными понятиями, как верх, низ и т. п., а сам верх определен как верх, а низ как низ? Каким внеопытным путем определить, что есть верх или низ, если они не имеют коррелята в виде ориентира? Почему они «определены как»? Точнее сказать, почему они «предопределены как» таковые, а именно «так как они воспринимаются и понимаются»? Они поименованы так, и эта «поименованность» воспринимается как таковая за сущность того, о чем говорится. При этом мы с легкостью можем тасовать тем, что обладает признаком «поименованности».

Назвать бабочку вертолетом и т. п. не сложно, сложно оценить и охарактеризовать степень ложности такого рода суждения на основании нечто «достоверного», «разумного», «понимаемого» и «убедительного», а если такое заключение признать «достоверным», то не видится причин не назвать бабочку вертолетом и вертолет – бабочкой.

Точно так же положение головы вверх есть указание, точнее сопряженность указания и позы. Следовательно, «определенность» как нечто не есть нечто понимаемое нами в процессе «поствосприятия», но определено в процессе «предвосприятия» и сопряжено «уже» с нечто, воспринимаемо инвариантно как нечто, и в то же время есть выраженная «поименованность», причем осознанная нами как таковая.

«Я не есть «живое существо», или даже «человек», или даже «сознание» со всеми характеристиками, каковые зоология, социальная анатомия или индуктивная психология признают за этими продуктами природы или истории…»

Морис Мерло-Понти^[21]

«Мы не есть то, что мы именуем», мы лишь выражаем то, что поименовано как «поименование», восприятие себя как себя. Поименованность идет до восприятия себя как такового, а поименованность после восприятия есть научное мудрствование, которое вполне занятно, но, как будет показано ниже, не совсем понятно.

То есть факт «признания нечто» и факт его «наличия» не имеют причинно-следственной необходимости в оправдании восприятия «нечто» именно «таковым». Процесс абстрактного созерцания и софистичности объяснения дает повод задуматься над тем, что каждый акт объяснения не выполняет своей функции в том смысле, что «объяснение ограничено рамками объяснения».

Философская феноменология объясняет отчасти нечто, которое мы с вами затрагиваем, однако она, как и вся философия, лишь констатирует факт наличия версии или факт наличия «объяснения» явления в том или ином виде. Она констатирует направленность по отношению к «тому», что есть, при этом не понимая, что это. Она не «выходит за», хотя всегда об этом говорит, так как форменно «за» воспринимается как нечто «отличное от» того, что «есть», где последнее воспринимается как нечто, которое «уже было», «устоялось» и «устарело» в его негативном смысле, а само «за», воспринимается как нечто «прогрессивное» и вообще «положительное» во всех смыслах, но в то же время принципиально необъяснимое.

Восприятие и понимание всегда «неудовлетворительны», как будто мы не в состоянии справиться с собственными и подконтрольными нам ощущениями и чувствами.

Шестой аспект: Понимание в отсутствии акта «понимания»

Психика не может познать свою собственную сущность^[22]

К. Г. Юнг^[23]

Итак, пролепсис акта понимания таков, что оно «не есть» то, что мы знаем и то, «о чем» мы говорим, в связи с тем что оно невыражаемо по причине его «предначальности» в акте объяснения и восприятия. Оно находится до момента говорения и восприятия, поэтому оно выражаемо только одновременно с его отдельными проявлениями.

Оно есть нечто понимаемое нами однозначно до такой степени, что возводится в ранг использования этого знания в «эмпирической реальности» каждый день.

Факт существования нас с вами со всеми формами проявления жизни иррелевантен по отношению к методологии выявления ее отдельных проявлений и различий ее форменного выражения в тех или иных явлениях. То есть сама сущность кроется в действительности происходящего, в форме, выраженной и находящейся вне акта нашей воли или желания.

Вы вправе желать есть сладкое, нежели кислое, но не в состоянии желать «вне» желания и допустимых свойств восприятия, в данном случае вкусового различия в рамках сладкого и кислого.

Вопрос идет дальше формы отображения всего желаемого, действительного и доступного. Вопрос в отношении ощущения «форменности» сущего путем знания формы в проявлении ее доступности в конечном итоге ведет к «правильному» либо «ошибочному» выбору.

Это «единственное» достоверное свойство, характеризующее акт восприятия.

Будете возражать? Знаете, что такое суть «единственность»? Или же вы относили данный «вопрос» по отношению к «достоверности», или к «акту», или «восприятию», или «свойству», или ко всем «вместе»?

Из всего сказанного следует, что самое понятное – это ощущение вопроса в этом предложении.

Вы можете спорить по поводу того, к какой части предложения относится «вопрос», что он под собой подразумевает, но то, что вопрос возникает как «вопрос» «по отношению к» нечто, вами всегда воспринимаемо-понятен, не так ли?

Дело в том, что алгоритмия акта понимания до такой степени неизвестна и запутанна, что ее можно отнести к акту безумной случайности в процессе строгой и очевидной последовательности и закономерности акта ее осознания.

Почему мы считаем, что мы «считаем»? Почему мы считаем что мы «считаем что – то», где «что – то» есть «отношение к считаемому»… считаем, считаем, считаем, считаем…?

Как мы увидим дальше, акт понимания написанного в предыдущем предложении считывается вами до акта «понимания» (который сам достаточно загадочная фигура) лишь в одной из миллиона возможно доступных форм выражения алгоритма понимания и то в рамках нашего привычного вида, формы восприятия, о чем упоминалось выше. Мы не знаем, сколько есть форм, существующих вне акта доступности акта понимания.

«Незнание» характеризуется не как слабость, но как отрезвляющий фактор необходимости концентрации на целях использования акта понимания и самого разума в ограниченный временной промежуток.

Кто объяснит, откуда взялась интервальность, восприятие «разности» и «интервальности», где восприятие идет как нечто воспринимаемое по отношению к нечто воспринимаемому, то есть всему остальному, помимо воспринимаемости? Установка на «восприимчивость» должна быть установлена как нечто воспринимаемое в акте его первоначальности, как последовательность по отношению ко всему «остальному», что есть и расценивается как нечто «все остальное, помимо». То есть базовая последовательность того, что воспринимается как «заложена» и эта заложенность реализуется нами лишь потому, что она направлена на «реализацию», как воспринимаемую нами реализацию по отношению ко всему остальному.

* * *

«Порядок» есть нечто присущее действию, которое мы определяем как направление, как векторность, исходящую от чего-либо или кого-либо. Можем ли мы воспринимать «восприятие» векторности «иначе», «помимо» и «за» исключением формы «восприятия и понимания векторности»? Нет.

«Нет» характеризуется как отрицание утверждения того, что есть, или в отношении того, что существует. То есть «нет» характеризует нечто несуществующее, но в то же время потенциально возможное, обозначая или указывая на то, что нечто потенциально возможно как существующее. Это так, но, как выяснится, невозможно при существующем положении вещей, действующих в рамках логики познания и восприятия.

Кто может объяснить степени восприятия смысловых оттенков понятия «нет»? «Нет» как невозможность, как отрицание существования, как замаскированное утверждение согласия в отношении всего того, что есть.

В такой системе понимания открывается множество интересных и необычных алгоритмов восприятия даже не столько восприятия, сколько оценок и граней этого восприятия.

Например:

«Не то, что нечто не может, но то, что может, но в определённых пределах, которые установлены для реализации всего остального, помимо того, что для каждого нечто невозможно и за счет этого возможно и только так. При этом возникают допустимости и изменчивости в отношении того, что возможно, а что нет. Но если мы допускаем саму возможность возможности, следовательно, должна быть сама возможность как нечто всевозможное, так как нет возможности допустимости существования возможного в ограниченности, которая делала бы ее нечто не вполне возможным, а именно невозможным. Сама невозможность должна существовать для отдельностей, то есть случайностей, в противном случае абсолютная невозможность давала бы повод к отрицанию абсолютной возможности, которой не может быть по причине нашего с вами существования и рассуждения на страницах данного произведения».

Допускаем, что в ходе просмотра данного в кавычках предложения у вас возникали мысли о некой бессмысленности написанного. Дело в том, что в нашем «сегодняшнем», «привычном» «понимании восприятия» логика мышления такова, что видимая часть нечто есть часть воспринимаемая, где «воспринимаемое» коррелирует к видимому событию (априорная интуиция).

Видимое событие есть нечто воспринимаемое во временном континууме и т. п. В данной последовательности восприятия и выражения кроется неизбежность и единственная возможность осознания или получения нового знания, где новое взаимодействует с «положительным», «стабильным» и т. п. Новому знанию присвоен ярлык достоверной истины в векторной последовательности или взаимодействии «новое – прогрессивное – положительное» (априорная интуиция), где объективно новое не знает о том, что оно помимо «нового» может быть еще воспринимаемо «иначе», в том числе как «новое», то есть в данном случае воспринимаемо еще как нечто «прогрессивное» и «положительное» или «негативное» и «