От его слов меня продрал мороз по коже. Слуги «ощущали» существование Би? Я стал перебирать сказанное в голове, пытаясь понять, что из этого следует.

– Что значит «самородок»?

Его плечи поникли, словно под грузом. Я ждал.

– В Клерресе времен Прилкопа… – начал Шут, но горло у него перехватило, и он умолк.

– Хочешь чая?

– Нет. – Он вдруг с силой схватил меня за руку. – Бренди еще остался?

– Сейчас посмотрю.

Закупоренная пробкой бутылка наполовину торчала из-под подушки. В ней было немного жидкости – лучше, чем ничего. Я нашел бокал Шута, налил ему и поставил на стол. Его рука нащупала сосуд. Он взял его и выпил. Сев на свое место, я заметил, что вторая рука, та, что в перчатке, так и лежит там, где была. Я взял ее в свою:

– Клеррес времен Прилкопа?

– Тогда он был библиотекой. Там хранились вся история Белых, все сны, что когда-либо были записаны, тщательно рассортированные. Там были записи о том, что эти сны могут означать. Это было пристанище историков и языкознатцев. В те времена все Белые Пророки были «самородками». Родители начинали замечать, что их ребенок… не такой, как все. И приводили его в Клеррес. Или ребенок вырастал и понимал, что ему нужно отправиться в путешествие. В Клерресе Белый Пророк своей эпохи мог изучать все сны, увиденные до него, истории других Белых Пророков. Их обучали, берегли, кормили, одевали и готовили. А когда Белый Пророк чувствовал, что готов начать свою работу в мире, ему давали все необходимое: деньги, верховое животное, дорожную одежду, оружие, перья и бумагу – и отправляли в путь. Так было с Прилкопом. А Слуги оставались в Клерресе и записывали все, что знали о пророке, а потом они и их потомки терпеливо ждали появления следующего. – Он снова отпил бренди. – Тогда не было Четырех. Только Слуги – люди, ожидавшие, когда наступит их время служить.

Надолго повисло молчание. Наконец я решился нарушить его:

– Но в твое время Клеррес был уже не таков.

Он покачал головой – сначала медленно, потом резко и отчаянно:

– Нет. Совсем не таков! Когда родители уехали, оставив меня там, я был потрясен тем, что я там не один такой! Меня отвели – тогда еще со всем дружелюбием и ласковостью – в красивый сад, где стояло несколько маленьких домиков и увитая виноградом беседка, журчал фонтан. И в домике, куда меня привели, жили трое детей, почти таких же бледнокожих, как я.

Но они все были сводными братьями. И они родились там же, в Клерресе. Их там вывели, как породистых животных. Потому что Слуги уже не служили Белым Пророкам, а только себе. У них была возможность отследить родословную любого Белого Пророка, и они собирали у себя детей. Двоюродные братья и сестры, внучатые племянники и племянницы, дети, по слухам приходившиеся Белому Пророку внуками… Слуги собирали их у себя, селили вместе и спаривали, как кроликов. А потом спаривали их детей. Рано или поздно рождался ребенок с нужной особенностью. Ты видел, как Баррич делал это с животными. То, что годится для лошадей и собак, работает и на людях. Вместо того чтобы ждать, когда где-то родится Белый Пророк, они сами создавали их. И пожинали урожай – их сны. Когда-то Слуги верили, что Белые Пророки рождаются, чтобы направить мир по лучшему пути, но они забыли свой долг и стали заботиться только о собственном благе. Их «истинный Путь» – это заговор, созданный, чтобы они могли заполучить еще больше власти и богатства. Их выведенные в домашних условиях Белые делают все, что им велят. Они начинали с малого. Посадят другого человека на трон в соседнем королевстве. Создадут запасы шерсти и не предупредят никого, что грядет овечий мор. И наконец они решили избавить мир от драконов и Элдерлингов.

Шут допил остатки бренди и со стуком поставил бокал на стол.

Он наконец повернулся и посмотрел на меня. Слезы изуродовали прекрасную маску Янтарь; черная краска, которой были подведены ее глаза, стекала по тщательно припудренным щекам.

– Довольно, Фитц, – сказал он, давая понять, что продолжать не намерен.

– Но, Шут, мне нужно знать…

– Довольно на сегодня.

Его рука нашарила бутылку. Для слепого он весьма ловко вылил остатки бренди в бокал.

– Я знаю, что должен поговорить с тобой об этом, – сказал Шут хрипло. – И я все расскажу. Но не сразу, а как смогу. – Он покачал головой. – Ну и наломал же я дров! Хорош Белый Пророк – сижу тут, слепой калека, и опять толкаю тебя навстречу опасности. Наша последняя попытка изменить мир.

Я прошептал, обращаясь больше к себе самому:

– Я делаю это не ради мира. Я делаю это ради себя.

Тихо поднялся и ушел, оставив его сидеть с бренди.

* * *

Через два дня «Смоляной» пересек реку, чтобы забрать нас. Все это время я больше не видел Тинталью. Лант слышал, что синяя драконица напилась Серебра, поела, поспала, а потом Элдерлинги вычистили ее в драконьих купальнях. Потом она снова попила Серебра и улетела. Отправилась ли Тинталья на охоту или на поиски Айсфира – никто не знал. Я оставил надежду узнать от нее что-то новое.

Шут сдержал свое слово. На столе в нашей комнате он соорудил карту Клерреса, острова, его цитадели и города. Я приберегал пустые тарелки, приборы и салфетки после еды, и Шут ощупью выстраивал стены из ложек и башни из блюдец. А я, оглядев все это, рисовал карты. Над внешними укреплениями главенствовали четыре толстые башни, на вершине каждой был громадный купол в форме черепа. В глазницах по ночам горели фонари. В любое время по зубчатым внешним стенам ходили меткие лучники.

За внешней стеной, высокой и белой, шла внутренняя, защищавшая изящные сады, домики, где жили Белые, и цитадель из белого камня и костей. В цитадели тоже были четыре башни, более узкие и высокие, чем сторожевые на внешней стене. Вытащив в гостиную прикроватный столик, мы разложили на нем план первого этажа крепости.

– В цитадели четыре этажа и еще два подземных, – сообщил Шут, выкладывая стены из платков и башни из чашек. – Это не считая величественных башен, где обитают Четверо. Эти башни выше тех, что на внешней стене. Крыша у цитадели плоская. В старые времена, когда цитадель была не только крепостью, но и дворцом, там располагался гарем. Эти помещения и сейчас там. В наши дни в них держат самых важных пленников. С башен открывается прекрасный вид на остров, гавань и холмы по другую сторону города. Ее построили в незапамятные времена, Фитц. Думаю, сейчас уже никому не понять, как древним строителям удалось выстроить такие высокие и узкие башни с такими просторными комнатами наверху.

– То есть башни похожи на грибы? – спросил я, пытаясь себе это представить.

– Только очень изящные грибы, – ответил Шут, едва не улыбнувшись.

– И насколько тонкие у этих грибов ножки?

Он подумал.

– У основания они размером с Большой зал Оленьего замка. Но потом сужаются до половины его ширины.

Я кивнул, представив себе это. Картина мне понравилась.

– И там каждый из Четверых и ночует? В комнате на вершине своей башни?

– Большей частью – да. Феллоуди, как всем известно, часто удовлетворяет свою похоть в разных местах. Капра почти все время проводит у себя. Симфэ и Колтри, думаю, почти всегда ночуют в башнях. Фитц, прошло много лет с тех пор, как я был посвящен в подробности их жизни и привычек.

Замок Клеррес стоял на белокаменном острове, и больше там не было ничего. От внешних стен до обрывистых берегов простиралась ровная каменистая поверхность. Всякому врагу пришлось бы сначала пересечь это пространство. Часовые постоянно следили за морем вокруг и узкой насыпью, которая появлялась над водой дважды в сутки, когда был отлив. По ней прислужники попадали в город и возвращались, по ней же приходили паломники, желающие узнать свое будущее.

– Миновав насыпь и пройдя в ворота внешних стен, паломники видят стену цитадели с высеченной на ней лозой времени. Самые роскошные помещения расположены на первом этаже: приемные, бальный зал, пиршественный зал. Все стены обшиты панелями белого дерева. Здесь же находится и несколько учебных залов, но большей частью они на втором этаже. Там учат молодых Белых и пожинают их сны. Там же располагаются и роскошные покои, где богатые клиенты отдыхают и пьют вино. Туда к ним приходят сопоставители и лингстры: сопоставители зачитывают отобранные свитки, а лингстры толкуют их. За большие деньги.

– А все лингстры и сопоставители – Белые?

– В жилах большинства течет немного пророческой крови. Они родились в Клерресе, их с детства назначили быть прислужниками Четырех. Они же «служат» и Белым, примерно как блохи служат собаке: высасывают сны и мысли и выдают их как возможные пути будущего богатым глупцам, пришедшим посоветоваться.

– Ага. То есть они шарлатаны.

– Нет, – сказал Шут севшим голосом. – Это самое отвратительное, Фитц. Богачи покупают сведения о будущем, чтобы стать еще богаче. Лингстры собирают сновидения о грядущей засухе и советуют им запасти зерно, чтобы потом продавать втридорога голодающим соседям. Чума и мор, если о них знать заранее, могут стать средством увеличить семейное состояние. Четверо уже не заботятся о благе мира, только о том, как нажиться на несчастьях и случайных удачах.

Он глубоко вздохнул:

– На третьем этаже находится сокровищница Слуг. Шесть залов, где хранятся свитки. Там есть свитки из незапамятной древности, и каждый день появляются новые. Только самым богатым просителям позволяют входить в эту библиотеку. Порой состоятельному жрецу Са разрешают самому изучать свитки, но только если Слуги получат за это золото и влияние.

Наконец, на четвертом этаже живут Слуги, пользующиеся особым расположением Четырех. Там же живут и самые доверенные стражники, охраняющие двери в каждую из башен. А еще – те из Белых, кто видит больше всех пророческих снов. Четверо держат их там, чтобы можно было, не тратя времени, спуститься и пообщаться с ними. Это общение не всегда сводится к высокоученым беседам, особенно если приходит Феллоуди.

Шут умолк. Я не стал спрашивать, довелось ли ему испытать на себе такое внимание.

Он вдруг резко встал и направился в другой конец комнаты, сказав через плечо:

– Если подняться еще на один пролет по лестнице, попадаешь на крышу, в бывший гарем, где теперь держат непокорных Белых. – Он отошел от нашей «карты». – Возможно, именно там сейчас Прилкоп. Или то, что от него осталось.

Он вдруг резко вдохнул и заговорил голосом Янтарь:

– Здесь очень душно. Пожалуйста, позови Спарк. Я бы хотела одеться и выйти подышать.

Я выполнил ее просьбу.

* * *

Эти наши разговоры с Шутом не длились подолгу и часто прерывались. Я больше слушал, чем говорил, и, если он вдруг вставал, превращался в Янтарь и уходил, я не пытался остановить его. Оставшись один, делал зарисовки и помечал самое важное. Я был благодарен Шуту за то, что он рассказывал, но мне требовалось больше. Все, что ему было известно о пороках и слабостях наших врагов, могло устареть. Он не знал имен их любовников и недоброжелателей, не имел представления, как проходят их дни. Мне придется разузнать все это, когда я сам попаду в Клеррес. Спешить некуда. Би уже все равно не вернуть. Моя месть будет хладнокровной и тщательно рассчитанной. Когда я нанесу удар, он будет смертельным. «Хорошо бы, – мечтательно думал я, – чтобы они умерли, зная, за какое преступление я воздал им». Но так или иначе, им все равно не жить.

В силу обстоятельств у меня пока не было четких планов. Я перебирал свои запасы и обдумывал возможности. После нападения медведя у меня осталось пять гремучих горшочков Чейда. Один треснул, и из него просыпался черный порошок. Я заделал трещину свечным воском. У меня были ножи, старая праща и, конечно, топор – слишком большой, чтобы брать его с собой в мирный город. Вряд ли от этого оружия будет прок. Я взял с собой мощные яды, которые можно подмешать в еду, отравленные порошки, действующие через прикосновение, масла, чтобы смазать дверную ручку или край кружки, не имеющие вкуса жидкости и катышки – все известные мне виды отравы. После атаки зверя я лишился тех из них, которыми запасся в изобилии. Теперь уже не удастся отравить источники воды или варево в большом котле. Моих ядов хватило бы, чтобы отправить на тот свет Четырех, если бы удалось уговорить их сесть со мной за стол и сыграть в кости. Но на это надежды мало. Однако если получится пробраться в логово каждого из них, то им конец.

Я разложил четыре маленьких камешка по чашкам, изображающим башни цитадели на прикроватном столике, и задумчиво вертел в руке пятый, когда вошли Пер и Спарк, сопровождавшие леди Янтарь и Ланта.

– Это что, такая игра? – спросил Пер, в испуге уставившись на два загроможденных стола и лежащий рядом мой смертоносный реквизит.

– Если убийство можно назвать игрой, то да, – тихо сказала Спарк. Она подошла и встала рядом со мной. – Что изображают камни?

– Чейдовы горшочки.

– А что они делают? – спросил Пер.

– Разносят все вдребезги. Взрываются, как смола в полене.

Я показал на пять маленьких сосудов.

– Только гораздо сильнее, – сказал Шут.

– Намного сильнее, – подтвердила Спарк. – Я помогала Чейду их испытывать. Когда он еще был здоров. Мы заложили один горшочек у скалы на берегу. В скале осталась огромная выбоина, каменные осколки разлетелись повсюду.

Она коснулась щеки, словно вспомнив, как ее оцарапало осколком.

– Это хорошо, – сказал Шут и сел за стол. Янтарь исчезла без следа, когда его пальцы затанцевали по тщательно разложенным вещам. – По одному горшочку на башню?

– Может получиться. Весь вопрос в том, где расположить горшочки и насколько крепки стены башен. Горшочки нужно пристроить достаточно высоко, чтобы башни обрушились, когда Четверо будут спать в своих постелях. Все взрывы должны произойти одновременно, поэтому понадобятся фитили разной длины. Поджечь один, подложить следующий горшочек, поджечь, и так далее.

– И еще успеть уйти, – добавил Лант.

– Да, это было бы неплохо, – не стал спорить я, хотя и понимал, что вряд ли все четыре горшочка взорвутся одновременно. – Нужно найти что-нибудь, чтобы сделать фитили.

Спарк нахмурилась:

– А куда подевались фитили из горшочков?

Я удивленно уставился на нее:

– Что?

– Дайте мне один. Пожалуйста.

Я неохотно протянул ей тот, что заделал воском. Она с неудовольствием посмотрела на него:

– Мне кажется, этот лучше и не пытаться использовать.

Она потянула на себя крышку, и я увидел, что крышка держалась на толстом слое смолы. Внутри лежали два свернутых кольцами шнура, синий и белый. Спарк вытащила их. Синий оказался вдвое длиннее.

– Синий не просто длиннее, он горит медленнее. Белый – быстро.

– Насколько быстро?

Она пожала плечами:

– Подожгите его, и пламя побежит. Это удобно, если за вами гонятся. Синий можно припрятать, тайком поджечь, допить вино, пожелать хозяину доброй ночи и спокойно уйти, пока он будет гореть.

Лант заглянул мне через плечо. Когда он заговорил, я услышал в его голосе сдержанное веселье.

– Гораздо легче, если нас будет двое. Одному человеку ни за что не успеть разложить все четыре горшочка, поджечь фитили и успеть уйти, прежде чем они взорвутся.

– Нас будет трое, – решительно заявила Спарк. Я удивленно посмотрел на нее. На лице у девушки появилось обиженное выражение. – Я знаю об этом больше, чем вы все!

– Четверо, – сказал Пер.

Интересно, он хоть понял, что мы замышляем убийство? Это все я виноват, что втянул их в это дело. Юный, полный сил Фитц ни за что не позволил бы, чтобы о его планах узнали посторонние. Я стар и измотан, а они все равно уже знают слишком много. И это опасно для них и для меня. Интересно, удастся ли мне унести хоть какие-то тайны с собой в могилу?

– Увидим, когда придет время, – сказал я, понимая, что, если просто отказаться, они примутся спорить.

– Вы-то увидите, – сказал Шут, нарушив молчание.

Повисла неловкая пауза, потом Пер вымученно рассмеялся. Мы все присоединились к нему. В нашем смехе горечи было больше, чем веселья, но мы пока еще живы и движемся к своей зловещей цели.