Обладание. Он не хотел, чтобы чужое прикосновение позволило другому человеку им обладать. Слишком поздно я вспомнил, что сделали с ним Регал и его круг. Они нашли Шута благодаря нашей с ним связи, забрали часть его сознания и использовали против меня, чтобы шпионить за мной и узнать, где находится Молли. Он по-прежнему стыдился этого предательства, и оно причиняло ему невыносимую боль. Шут продолжал нести груз вины за события, случившиеся столько лет назад. Мне стало не по себе, поскольку скоро он должен был узнать о том, что я тоже его предал.

Ты ни в чем не виноват, – попытался я утешить его, воспользовавшись нашей связью.

Он не желал утешения. А в следующее мгновение я услышал его мысли. Они звучали словно издалека и одновременно были четкими и ясными.

Я знал, что это произойдет. Сам предсказал, еще ребенком. Что тебя предаст самый близкий человек. Но я не мог поверить, что эта роль уготована мне. Я исполнил собственное пророчество.

Мы выжили.

Чудом.

– Вы разговариваете между собой при помощи Силы? – язвительно поинтересовался Чейд, и я одновременно услышал и почувствовал его слова.

Я сделал глубокий вдох и постарался еще сильнее погрузиться в Силу.

– Да, – ответил я. – Я могу до него дотянуться. Но с большим трудом. И то лишь потому, что раньше между нами существовала связь.

– Попробуем еще? – Голос Шута прозвучал едва слышно, но я услышал в нем вызов, хотя и не понял, что он имеет в виду.

– Да, пожалуйста. Попытайтесь, – попросил я его.

Краем глаза я заметил, что Шут что-то делает, но взгляд у меня был затуманен, и я не разгадал его намерений, пока он не положил руку на мое запястье. Кончики его пальцев безошибочно нашли их собственные потускневшие серые отпечатки, оставленные на моей руке много лет назад. Прикосновение было нежным, но острой стрелой пронзило мне сердце. Я дернулся, словно рыба, попавшаяся на крючок, и замер. Шут пронесся по моим жилам, обжигающий, точно бренди, холодный, как лед. На одно ослепительное мгновение мы разделили физическое ощущение друг друга. Оно оказалось таким сильным, какого до сих пор мне испытывать не приходилось, более интимным, чем поцелуй, и глубже, чем удар ножа.

Это ощущение выходило за пределы Силы, оно не имело ничего общего ни с плотским наслаждением, ни с моей связью через Дар с Ночным Волком. Мы не делились своей сутью друг с другом, мы становились друг другом. Ни боль, ни экстаз не могли быть определением происходящего. И что самое ужасное, я почувствовал, что открываюсь навстречу новому переживанию, словно моя любимая коснулась губами моих губ и я не знаю, кто из нас будет поглощен. Еще один удар сердца – и мы станем единым целым, узнаем друг друга так, как не знают никакие иные два человека.

И ему станет известна моя тайна.

– Нет! – выкрикнул я, прежде чем он успел узнать о моем заговоре против него.

Я разорвал физическую и мысленную связь между нами. Я очень долго падал и наконец повалился на каменный пол, а потом быстро откатился под стол, чтобы сбежать от его прикосновения. Я задыхался. Мне показалось, что я надолго погрузился во мрак, но прошло лишь несколько секунд, прежде чем Чейд вытащил мое скрюченное тело наружу. Стоя рядом со мной на коленях, он прижал меня к груди. Словно издалека, до меня донеслись его слова:

– Что случилось? Тебе плохо? Что ты с ним сделал, Шут?

Я услышал, как всхлипнул Олух. По-видимому, он единственный знал, что произошло. Меня отчаянно трясло, и я ничего не видел вокруг себя. Впрочем, я почти сразу сообразил, что плотно закрыл глаза и скорчился, превратившись в тугой комок. И все равно мне было ужасно трудно убедить себя в том, что я могу расслабиться. В тот миг, когда я открыл глаза, в моем сознании возникла мысль Шута и раскрылась там, словно листок под лучами солнца.

Моя любовь не знает преград.

– Это слишком, – едва слышно пролепетал я. – Никто не может столько отдать. Никто.

– Вот бренди, – сказал Дьютифул, оказавшийся рядом со мной.

Чейд заставил меня сесть и поднес чашку к моим губам. Я проглотил бренди, точно это была вода, и закашлялся. Когда мне удалось повернуть голову, я увидел, что Шут единственный продолжает сидеть в своем кресле за столом. Он снова надел перчатки, и взгляд, которым он меня наградил, был совершенно непроницаемым. Олух скорчился в одном из углов и дрожал, обхватив себя руками. Его окутывала музыка, песня его матери, – так он пытался успокоиться.

– Что произошло? – сердито потребовал ответа Чейд.

Я продолжал опираться на него и чувствовал, как гнев волнами исходит от его тела. Я знал, что его возмущенный вопрос адресован Шуту, но я все равно на него ответил.

– Между нами возникла слишком сильная связь Силы, такая полная, что я потерял себя. Как будто мы стали одним существом.

Я назвал эту связь Силой, но не был уверен, что это правильно. Так можно назвать солнце яркой искрой. Я глубоко вздохнул.

– Я испугался и разорвал ее. Я не ожидал ничего подобного.

Эти слова были обращены ко всем остальным, но и к Шуту тоже. Я видел, что он их услышал, но понял по-своему, не то, что я хотел сказать.

– А на вас это никак не повлияло? – спросил у него Чейд.

Дьютифул помог мне подняться на ноги, и я тут же повалился в кресло. Однако не чувствовал усталости, я был весь насквозь пропитан энергией. Я мог бы легко взобраться на самую высокую башню замка, если бы сумел вспомнить, что нужно делать, чтобы согнуть ноги в коленях.

– Повлияло, – тихо проговорил Шут. – Только иначе. – Он встретился со мной глазами и сказал: – Я не испугался. Попробуем еще раз, – с невинным видом предложил Шут.

– Нет! – выкрикнули мы с Дьютифулом и Чейдом одновременно, только с разной силой.

– Нет, – повторил Шут в наступившей тишине. – Лично я достаточно узнал сегодня.

– Наверное, и мы тоже, – мрачно заявил Чейд. Затем откашлялся и добавил: – Пора расходиться. Нас ждут другие дела.

– У нас еще полно времени, – запротестовал Дьютифул.

– При обычных обстоятельствах так и было бы, – не стал спорить Чейд. – Но сейчас время летит стремительно. У тебя полно дел, ты еще не совсем готов к путешествию, Дьютифул. Повтори свою речь, в которой ты благодаришь жителей Внешних островов за прием. Помни, что «ч» у них горловой звук.

– Я читал свою речь раз сто, – застонал Дьютифул.

– Когда придет время ее произнести, она должна звучать так, словно ты обращаешься к ним от самого сердца, а не бормочешь что-то по бумажке.

Дьютифул неохотно кивнул и с тоской посмотрел в окно, где стоял ясный день и резвился легкий ветерок.

– Хорошо, тогда за дело, – сказал Чейд, и всем стало ясно, что он отпускает двоих – Дьютифула и Олуха.

На лице принца промелькнуло разочарование, он повернулся к лорду Голдену и сказал:

– Когда мы выйдем в море, у нас будет больше времени и меньше дел. Надеюсь, вы расскажете мне про моего отца. Если вы, конечно, не против. Я знаю, вы хорошо к нему относились, когда… в конце его жизни.

– Очень, – мягко проговорил Шут. – Я буду рад поделиться своими воспоминаниями с вами.

– Спасибо, – ответил Дьютифул.

Потом он подошел к Олуху, который так и не вышел из своего угла, и ласково спросил, что его так напугало, ведь никто не пострадал. К моей радости, Олух ничего внятного не ответил.

Когда они стояли около двери, я вдруг вспомнил принятое чуть раньше решение.

– Принц Дьютифул, не могли бы вы зайти в мою мастерскую сегодня вечером? У меня для вас кое-что есть.

Он удивленно приподнял бровь, но я молчал, и он сказал:

– Постараюсь найти время. Увидимся вечером.

Дьютифул ушел, Олух тащился за ним по пятам. Но возле двери он обернулся и наградил Шута странным взглядом, в котором сквозило уважение, а затем перевел глаза на меня. Мне стало интересно, сколько из того, что произошло между мной и Шутом, он успел понять. Но в следующее мгновение Олух исчез за дверью и нарочито плотно прикрыл ее за собой.

Я опасался, что Чейд начнет расспрашивать нас с Шутом, что на самом деле произошло между нами, но, прежде чем он успел раскрыть рот, Шут проговорил:

– Принц Дьютифул не должен убивать Айсфира. Это самое важное из того, что я должен сказать тебе, Чейд. Жизнь дракона необходимо сохранить любой ценой.

Чейд подошел к шкафу, где стояли бутылки со спиртным, выбрал из множества одну, молча налил себе и снова повернулся к нам.

– Поскольку он закован в лед, по-моему, уже несколько поздно беспокоиться за его жизнь. – Он сделал глоток из своего стакана. – Или ты думаешь, будто живое существо может так долго продержаться без тепла, воды и пищи?

Шут приподнял плечи и покачал головой.

– Что мы знаем про драконов? Сколько времени проспали каменные драконы, прежде чем Фитц их разбудил? Если они являются хотя бы отдаленными родственниками истинных драконов, в таком случае, возможно, искра жизни в Айсфире еще не погасла.

– А что тебе известно про Айсфира? – с подозрением спросил Чейд, вернулся к столу и уселся.

Я остался стоя наблюдать за ними.

– Не больше, чем тебе, Чейд.

– Тогда почему ты возражаешь против того, чтобы мы отрубили ему голову, ведь тебе известно, что нарческа потребовала ее, заявив, что в противном случае не выйдет за Дьютифула. Или ты думаешь, что наш мир выиграет и пойдет по новой, лучшей дороге, если наши королевства будут продолжать воевать друг с другом?

Я поморщился от его язвительного тона. Мне даже в голову не пришло бы насмехаться над Шутом, который не скрывал от нас, что главная цель его жизни – изменить мир. Меня возмутило, что Чейд позволил себе такую чудовищную несдержанность, и я понял всю глубину их противостояния.

– Я не сторонник военных действий, Чейд Фаллстар, – тихо проговорил Шут. – Однако война между людьми – это не самое худшее, что может случиться. Лучше война, чем более страшный и непоправимый вред, который мы можем причинить нашему миру. В особенности когда у нас появляется пусть и ничтожная, но возможность исправить практически неисправимое зло.

– Какое?

– Если Айсфир не умер… должен признаться, меня удивит, если это так… но, если в нем еще теплится искра жизни, мы должны отдать все свои силы на то, чтобы освободить его из-подо льда и вернуть в наш мир.

– С какой стати?

– Ты ему не сказал?

Шут посмотрел на меня, и я увидел в его глазах упрек. Я постарался не встречаться с ним взглядом, а он не стал ждать моего ответа.

– Тинталья из Удачного, единственная взрослая драконица в мире. С каждым проходящим годом становится все яснее, что молодые драконы, вылупившиеся из своих коконов, перестали расти, они слабы, не могут ни охотиться, ни летать. Драконы спариваются в воздухе. Если молодняк не поднимется в воздух, они не смогут иметь потомства. И драконы вымрут. На сей раз навсегда. Если мы не отыщем взрослого дракона, который сможет взлететь и спариться с Тинтальей, чтобы на свет появились новые детеныши.

Я говорил об этом Чейду. Неужели он задал свой вопрос, чтобы проверить, насколько Шут искренен?

– Иными словами, ты хочешь сказать, – осторожно проговорил Чейд, – что мы должны рискнуть заключением мира с Внешними островами ради того, чтобы возродить драконов? И что мы от этого выиграем?

– Ничего, – признал Шут. – Как раз наоборот. Возрождение драконов принесет людям множество забот. И им придется приспосабливаться к новым условиям жизни. Драконы высокомерны и злонравны. Они презирают границы и не знакомы с понятием собственности. Если голодный дракон увидит в загоне корову, он ее съест. Для них все очень просто. Бери от мира все, что он может тебе дать.

Чейд криво улыбнулся.

– В таком случае я должен последовать их примеру. У нас появилась возможность жить в мире без драконов, почему бы нам ею не воспользоваться?

Я не сводил с Шута глаз. Слова Чейда его нисколько не расстроили. Он помолчал несколько мгновений, а потом сказал:

– Как пожелаешь. Потому что, когда наступит нужный момент, решение, возможно, будешь принимать не ты. Может быть, я. Или Фитц. – В глазах Чейда вспыхнул гнев, и Шут добавил: – Не только наш мир, но и человечество нуждается в драконах.

– Это еще почему? – презрительно поинтересовался Чейд.

– Чтобы сохранить равновесие, – ответил Шут и посмотрел на меня, потом в окно, и в его глазах появилось задумчивое выражение. – Человечество не боится никаких соперников. Вы забыли, каково это – делить мир с существами столь же высокомерными, как вы сами. Вы стремитесь устроить все по собственному желанию. Вы составляете карты, проводите по ним границы и заявляете свои права на земли только потому, что умеете изобразить их на бумаге. Вы считаете, что вам принадлежат растения и животные этих земель, не только сегодняшние, но и те, которым еще суждено появиться на свет. Вы не сомневаетесь, что имеете полное право поступать с ними по своему усмотрению. А потом, ослепнув от злобы и заблуждений, развязываете войны и убиваете друг друга из-за линий, проведенных вами на лице мира.

– Полагаю, драконы лучше нас, потому что они ничего подобного не делают, просто берут то, что видят. Дети природы, они наделены свободным духом и высокой нравственностью – и все потому, что они неспособны думать? – все так же ядовито поинтересовался Чейд.

Шут покачал головой и улыбнулся.

– Нет. Драконы не лучше людей. На самом деле они почти ничем не отличаются от людей. Но они – зеркало человеческого эгоизма. Они напомнят вам, что все ваши разговоры о землях и владениях очень похожи на рычание собаки, сидящей на цепи, или на боевую песню воробья. Они реальны ровно до тех пор, пока не стихнет ваш голос. Вы можете заявлять все, что пожелаете, выдвигать какие угодно претензии, мир вам не принадлежит. А вот люди принадлежат миру. Вы не можете владеть землей, в которую рано или поздно упрячут ваше тело, да она и не вспомнит имени, каким вы когда-то ее называли.

Чейд ответил не сразу. Я решил, что его поразили слова Шута и заставили иначе посмотреть на окружающий мир. Но уже через пару минут он презрительно фыркнул:

– Чушь! Твои слова убеждают меня в том, что от возрождения драконов никто не выиграет. – Он устало потер глаза. – Да и чего ради мы тратим время на дурацкие споры? Никто из нас не знает, что мы обнаружим, когда прибудем на место. А пока все это философские рассуждения и детские сказки. Когда придет время выбирать, я и буду думать, что делать. Вот так. Ты доволен?

– Не думаю, что мои чувства имеют для тебя какое-либо значение. – Шут бросил на меня косой взгляд.

Однако меня удивил не сам взгляд, а то, что Шут как будто указывал Чейду на меня.

– Ты совершенно прав, – спокойно проговорил Чейд. – Меня нисколько не занимает, останешься ли ты доволен. Главное – это согласие Фитца. Однако я знаю, что, если ему придется принимать столь важное решение, твои слова будут иметь для него огромный вес, даже если ценой будет благополучие Видящих. – Мой бывший наставник наградил меня задумчивым взглядом, словно я вдруг превратился в старую хромую клячу и он пытается понять, выдержу ли я еще одно сражение. Улыбка, появившаяся у него на лице, была почти отчаянной. – Впрочем, надеюсь, он выслушает и мои доводы. – Чейд посмотрел мне в глаза. – Когда придет время принимать решение, мы его примем. А до тех пор вопрос остается открытым. Тебя такая формулировка устраивает?

– Почти, – ответил Шут и добавил холодно: – Дай мне слово Видящего, что, когда наступит решающий миг, Фитц сможет поступить так, как посчитает нужным.

– Слово Видящего! – Чейд был возмущен.

– Именно, – спокойно подтвердил Шут. – Если только твои слова не пустая болтовня, при помощи которой ты хочешь заставить Фитца плясать под свою дудку.

Шут откинулся на спинку кресла и положил руки на подлокотники. Он держался совершенно спокойно. На мгновение я узнал стройного человека в черном, с убранными назад блестящими волосами. Мальчик, которого я знал в детстве, превратился во взрослого мужчину. Затем он повернул голову к Чейду, и наваждение исчезло. На его лице застыла неколебимая твердость. Я еще ни разу не видел, чтобы кто-нибудь столь уверенно бросал вызов Чейду.

Ответ Чейда поразил меня до глубины души. Старик странно улыбнулся, посмотрел на меня, потом перевел взгляд на Шута и обратно на меня. Глядя мне в глаза, он произнес:

– Я даю мое слово Видящего. Я не стану просить Фитца поступать против собственной воли. Ну вот. Ты доволен?

Шут медленно кивнул.

– О да. Я доволен. Я вижу, что решение будет принимать он, так же ясно, как то немногое, что мне еще осталось увидеть. – Он кивнул, словно соглашаясь с самим собой. – Нам с тобой нужно еще кое-что обсудить, но это можно сделать уже после отплытия. Ну, время бежит, а у меня еще куча дел, о которых я должен позаботиться до отъезда. Хорошего вам дня, лорд Фаллстар.

Легкая улыбка коснулась его губ, он посмотрел на меня, потом на Чейда и вдруг неожиданно широко развел руки в стороны и изящно поклонился Чейду, словно они вели светскую беседу. Выпрямившись, он повернулся ко мне и тепло проговорил:

– Хорошо, что нам удалось провести вместе немного времени, Фитц. Я по тебе скучал. – Затем он вздохнул, словно вспомнил, что ему предстоит неприятное дело. Думаю, вернулись мысли о смерти, и его улыбка погасла. – Прошу меня простить, господа, – пробормотал он и ушел через потайную дверь за очагом, грациозно, словно лорд, покидающий банкет.

Я сидел и смотрел ему вслед. Странные переживания, постигшие меня, когда мы все объединились в Силе, все еще были со мной, они навевали диковинные слова и еще более необычные жесты. Шут вступил в единоборство с Чейдом и победил. Однако я не был уверен, что понимаю, о чем они договорились.

Старый убийца заговорил так, будто подслушал мои мысли.

– Он напоминает мне о верности тебе! Как он смеет? Мне, который практически тебя вырастил! С чего он взял, что может сложиться так, что мы будем не согласны друг с другом? Особенно учитывая, что мы оба знаем, как много зависит от успешного завершения нашей миссии. Слово Видящего! Ну и дела! А ты, по его мнению, кто такой?

Он повернулся ко мне, словно ожидал, что я с ним молча соглашусь.

– Возможно, – тихо проговорил я, – он считает себя Белым Пророком, а меня своим Изменяющим. – Затем я сделал глубокий вдох и задал вопрос: – Как вы могли спорить о моей преданности так, будто я сам неспособен принять никакого решения? – Я возмущенно фыркнул. – По-вашему получается, что мозгов у меня не больше, чем у лошади или шелудивого пса.

Когда Чейд заговорил, он смотрел мимо меня в окно и, думаю, полностью отдавал себе отчет в собственных словах.

– Не лошадь и не пес, Фитц. Я бы никогда так о тебе не подумал. Нет. Ты клинок. Таким я тебя сделал – ты оружие. А Шут считает, что ты лучше всего подходишь для его руки. – Старик презрительно хмыкнул. – Он глуп. – Затем Чейд посмотрел на меня и кивнул. – Ты правильно сделал, что рассказал мне о его планах. Хорошо, что мы оставим его на берегу.

Ответить было нечего, и я покинул башню, воспользовавшись потайным лабиринтом. Я увидел сегодня своих друга и наставника в новом свете, и мне это совсем не понравилось. Возможно, Шут хотел показать нам, какую власть он имеет надо мной, когда вошел со мной в контакт Силы. Впрочем, я чувствовал, что это не так. Разве он не спросил моего согласия? И тем не менее у меня возникло ощущение, что он намеренно показал мне, как прочна связь между нами.

Случайно ли, что Чейд стал свидетелем? Или Шут стремился открыть мне, как на самом деле ко мне относится мой бывший наставник, сказать без слов, что Чейд уверен, будто я всегда готов исполнить его волю. Я покачал головой. Неужели Шут полагает, что я этого не знаю? Я стиснул зубы. Скоро мой друг поймет, что мы с Чейдом обманули его.

Я вернулся в свою мастерскую, однако всю дорогу меня терзали тревожные мысли.

Стоило мне открыть дверь, как я сразу понял, что Шут побывал здесь до меня. Он оставил на столе рядом с моим стулом подарок. Я провел рукой по спине Ночного Волка. Вырезанный из дерева, мой волк был в расцвете сил. Мертвый кролик лежал между передними лапами зверя, голова волка приподнята, умные черные глаза, исполненные мудрости и терпения, смотрят на меня.

Я взял его в руки. Шут начал вырезать его, когда сидел за столом в моей хижине. Тогда я не понял, что это будет, и забыл о его обещании показать мне, когда работа подойдет к концу. Я прикоснулся к кончикам ушей фигурки. А потом сел и стал смотреть в огонь, сжимая в руке своего волка.