Глава 4. Запрет, компенсация и риск

«Независимые» и доминирующее защитное агентство

Предположим, что среди большой группы людей, установивших отношения с одним охранным агентством, живет горстка тех, кто этого не сделал. Эти немногочисленные «независимые» (даже, может быть, всего один человек) совместно или по отдельности защищают свои права от всех и каждого, в том числе от клиентов агентства. Такая ситуация могла бы сложиться, если бы коренных американцев не вытеснили с их земель и если бы некоторые из них отказались присоединиться к окружающему обществу поселенцев. Локк полагал, что никого нельзя принуждать к вхождению в гражданское общество; некоторые имеют право отказаться и сохранить свободу естественного состояния, даже если большинство выберет другой путь (II, 95)^[50].

Как в этой ситуации могли бы действовать защитные ассоциации и их члены? Они могли бы попробовать изолироваться от «независимых» в своей среде, если бы запретили заходить в свои владения всем, кто не согласился отказаться от права на частное возмездие и наказание. Тогда территория, обслуживаемая защитной ассоциацией, стала бы похожа на кусок швейцарского сыра с дырками, потому что у нее были бы как внешние, так и внутренние границы^[51]. Но это не разрешило бы проблем, возникающих в отношениях с теми «независимыми», которые владеют устройствами, позволяющими осуществлять возмездие поверх границ, или вертолеты, способные добраться до обидчика, не нарушая ничьей собственности на землю^[52], и т. п.

Вместо попыток территориально изолировать «независимых» (или в дополнение к ним) можно было бы наказывать их за неправомерное применение силы для реализации их права на отмщение, осуществление наказания и получение компенсации. «Независимому» было бы разрешено осуществлять принуждение к соблюдению его прав в соответствии с тем, как он их понимает, и со своим видением фактов; а после этого члены защитной ассоциации проверяли бы, не поступил ли он неправильно и не зашел ли слишком далеко. В том и только в том случае, если бы выяснилось, что он неправ, они бы наказывали его или взыскивали компенсацию^[53].

Но жертва противоправного и несправедливого наказания со стороны «независимого» может не только понести ущерб, но и получить серьезное ранение или даже умереть. Должна ли защитная ассоциация дожидаться подобного исхода, чтобы начать действовать? Несомненно, всегда существовала бы вероятность того, что «независимый» поступит неправомерно, достаточно высокая (хотя и меньше единицы), чтобы защитная ассоциация могла правомерно вмешаться с тем, чтобы приостановить действия этого индивида и сначала выяснить, действительно ли ее клиент нарушил права «независимого». Разве такое поведение защитной ассоциации не было бы легитимным способом защиты клиентов?^[54] Разве люди не предпочтут иметь дело только с теми агентствами, которые предлагают своим клиентам защиту, заявив, что обязуются наказать каждого, кто рискнет свести с их клиентом счеты, не воспользовавшись какой-либо специальной предварительной процедурой, устанавливающей его право на соответствующие действия, вне зависимости от того, что его действия могут оказаться правомерными? Разве человек не имеет права заявить, что не позволит себя наказать, прежде чем не будет установлено, что он действительно нанес кому-то ущерб? Не вправе ли он поручить защитной ассоциации как своему агенту, чтобы она, действуя в соответствии со своим вышеупомянутым заявлением, надзирала за всяким процессом, в ходе которого кто-либо пытается установить его вину? (Есть ли кто-нибудь, настолько неспособный нанести ущерб другому, что другие могли бы исключить его из сферы действия того заявления?) Но представим себе, что «независимый» в ходе осуществления наказания требует от охранного агентства убраться с его дороги на том основании, что клиент агентства заслужил наказание, что он («независимый») имеет право того наказать, что он не нарушает ничьих прав, и не его вина, что агентство не знает этого. Должно ли в таком случае агентство воздержаться от вмешательства? Вправе ли «независимый» на том же основании потребовать, чтобы сам человек отказался защищать себя от наказания? А если охранное агентство – вне зависимости от того, действительно ли его клиент нарушил права «независимого», – пытается наказать последнего за то, что тот наказал клиента, имеет ли «независимый» право защищать себя от агентства? Чтобы ответить на эти вопросы и решить, как доминирующее охранное агентство может действовать по отношению к «независимым», необходимо исследовать, каков в условиях естественного состояния моральный статус процессуальных прав и запретов на опасные виды деятельности, а также какое знание подразумевается принципами, касающимися осуществления прав, в особенности прав на принудительное обеспечение других прав. Этими трудными для традиции естественных прав вопросами мы теперь и займемся.

Запрет и компенсация

Линия (или гиперповерхность) очерчивает некоторую область в моральном пространстве вокруг индивида. Локк считает, что эта линия определена естественными правами человека, которые ограничивают действия других. Те, кто не является последователями Локка, выдвигают другие основания для установления положения и контура этой линии^[55]. В любом случае возникает следующий вопрос: запрещено ли другим совершать действия, нарушающие границу, или вторгаться в очерченную область, или им позволено совершать такие действия при условии компенсации тому, чьи границы были нарушены? Распутыванию этого вопроса мы посвятим большую часть данной главы. Будем говорить, что система запрещает индивиду какое-то действие, если она налагает (устроена так, чтобы налагать) на него за это действие некое наказание, а также взимает с него компенсацию в пользу потерпевших от этого действия^[56]. Нечто является полной компенсацией потерь тогда и только тогда, когда положение человека после выплаты компенсации не хуже, чем было бы в том случае, если бы действия, из-за которых выплачивается компенсация, не были бы совершены; нечто компенсирует лицу X действие A, совершенное лицом Y, если в результате его получения после совершения Y действия A положение X будет не хуже, чем если бы он не получил компенсации, а Y не совершил бы действия A. (Как говорят экономисты, нечто компенсирует субъекту X действие субъекта Y, если после получения компенсации X оказывается как минимум на столь же высокой кривой безразличия, как это было бы без компенсации, не соверши Y своего действия^[57].) Я бесстыдно игнорирую проблемы, связанные с контрфактуальным утверждением «так же хорошо (или на той же самой кривой безразличия), как было бы для X, если бы Y не совершил своего действия». Я также не учитываю частных трудностей; например, если положение X в момент совершения действия ухудшалось (или улучшалось), то какой уровень должна обеспечить компенсация – тот, который X имел на момент совершения действия, или то, к которому двигался? Меняет ли дело тот факт, что положение X все равно бы ухудшилось на следующий день? Но один вопрос нужно обсудить. Учитывается ли в величине компенсации, получаемой X за действия Y, оптимальная реакция X на эти действия? Если X в ответ реструктурировал свою деятельность и активы, чтобы ограничить свои потери (или заранее принял меры для ограничения потерь), должно ли это привести к уменьшению величины компенсации к выгоде Y? И наоборот, если X не пытается ничего сделать, чтобы уменьшить ущерб от действия Y, то должен ли Y компенсировать в полном объеме все потери X? Такое поведение со стороны X может показаться иррациональным; но если в таких случаях Y должен компенсировать все фактические потери X, то X не понесет потерь из-за своего пассивного и негибкого поведения. В этом случае Y мог бы уменьшить величину компенсации, которую он должен заплатить, заплатив Х за то, чтобы тот реагировал более активно и тем самым уменьшил потери. Мы в порядке рассуждения примем другой подход к компенсации, предполагающий, что X ведет себя с разумной предусмотрительностью и адаптируется к происшедшему. Соответствующие действия поместят X (после действия Y) на определенную кривую безразличия I; от Y требуется переместить X на кривую, которая располагается выше I, на величину, равную разнице между его фактически сложившимся положением на I и его исходным положением. Y компенсирует X ухудшение его положения в результате действия Y с учетом того, что X разумно отреагировал на эти действия. (Такое исчисление величины компенсации использует измерение полезности на интервальной шкале.)

Зачем запрещать?

Я буду предполагать, что человек вправе сделать с собой то, что было бы посягательством на его границы, будь это сделано кем-то другим без его согласия. (Некоторые вещи такого рода человек, вероятно, не в состоянии сделать с собой сам.) Кроме того, он вправе позволить кому-то сделать с ним это (включая то, что он не в состоянии сделать с собой сам). Добровольное согласие делает возможным пересечение границы. Локк, конечно, сказал бы, что есть то, чего другие не имеют права делать с вами с вашего разрешения: то, что вы не имеете права делать с собой^[58]. Локк сказал бы, что даже ваше разрешение не дает другому морального права убить вас, потому что у вас нет права на самоубийство. Исходя из непатерналистской позиции, я утверждаю, что человек вправе решить (или разрешить другому) сделать с собой все что угодно, если только у него нет обязательства перед третьей стороной не делать этого или не позволять делать этого с собой. Этот вопрос не должен быть для нас препятствием в этой главе. Пусть те, кто несогласен, представят себе, что мы рассматриваем только те действия, относительно которых (как они сами признают) эта позиция правомерна; тогда мы можем вместе двинуться дальше, вынеся за скобки этот разделяющий нас, но несущественный для наших ближайших целей вопрос.

Наша тема будет ограничена двумя противоположными вопросами:

1. Зачем вообще некоторые действия бывают запрещены, а не разрешены при условии выплаты компенсации?

2. Почему бы не запретить любые нарушения моральной границы, на которые потерпевшая сторона не дала предварительного согласия? Зачем вообще позволять кому бы то ни было пересекать границу другого без его предварительного согласия?^[59]

Наш первый вопрос сформулирован слишком нечетко, поскольку система, разрешающая при условии уплаты компенсации действие A, должна запретить по крайней мере сочетание действия A и отказа от уплаты компенсации. Для того чтобы более четко определить предмет рассмотрения, предположим, что существует простое средство взыскать установленную компенсацию^[60]. Если понятно, кто должен выплатить компенсацию, то ее легко взыскать. Но те, кто нарушает защищенную границу, очерченную вокруг другого человека, иногда исчезают, оставшись анонимными. Простого требования выплаты компенсации (после розыска, ареста и установления вины) может оказаться недостаточно, чтобы удержать индивида от действия. Почему бы ему не предпринимать постоянных попыток скрыться после совершения действия, чтобы получить выгоду и без уплаты компенсации? Конечно, если его поймают и суд признает его виновным, ему придется оплатить расходы на расследование, задержание и суд; возможно, эти дополнительные расходы окажутся достаточно значительными, чтобы удержать его от преступления. Но могут и не удержать. Эти соображения приводят к решению запретить определенные действия без уплаты компенсации и налагать штраф на тех, кто отказывается от уплаты компенсации или пытается скрыть факт пересечения чужих границ.

Теории наказания: ретрибутивная теория и теория сдерживания

Решение индивида нарушить чью-то границу характеризуется вероятностью (1–p) получения выигрыша G, где p – это вероятность того, что он будет пойман, в сочетании с вероятностью p оплаты всевозможных издержек. К издержкам относятся, прежде всего, компенсация нанесенного жертве ущерба и возврат того, что еще осталось от незаконно полученных вещей, которые могут быть переданы от одного лица к другому; обозначим этот параметр через C. Кроме того, поскольку любые неотчуждаемые выгоды от преступления (например, удовольствие от приятных воспоминаний) также будут уравновешены таким образом, чтобы не осталось никакой чистой выгоды, то в дальнейшем мы можем их игнорировать. Есть еще психологические, социальные и эмоциональные издержки, возникающие оттого, что человека арестовывают, судят и т. п. (обозначим их через D); а также финансовые издержки (обозначим их через E), включающие расходы на задержание и судебное разбирательство, которые человек должен покрыть, потому что они возникли из-за его попытки избежать уплаты компенсации. Не приходится особенно рассчитывать на сдерживание, если ожидаемые издержки от нарушения границы меньше ожидаемой выгоды; т. е. если p(C+D+E) меньше, чем (1–p)G. (Несмотря на это, человек может все же воздержаться от нарушения границ, если у него есть вариант получше, с еще большей ожидаемой полезностью.) Если аппарат задержания преступников несовершенен, хоть и недорог, для сдерживания преступлений могут потребоваться дополнительные штрафы или наказания. (В этом случае попытки избежать выплаты компенсации стали бы запрещенными действиями.)

Подобные соображения создают трудности для ретрибутивных теорий или теорий возмездия [retributive theories], которые устанавливают на основании понятия возмездия верхний предел наказания, которое может быть назначено виновному. Предположим (в соответствии с логикой таких теорий), что заслуженное наказание R равно rH, где H – показатель тяжести причиненного преступлением ущерба, а r (коэффициент со значением от 0 до 1) оценивает степень ответственности человека за H. (Мы обходим деликатный вопрос о том, представляет ли H ущерб планируемый или реально нанесенный, или является некоей функцией того и другого, или в разных случаях возможны разные варианты^[61].) Если другие будут знать, что r = 1, они будут считать, что R = H. Человек, принимающий решение о совершении преступления, встает перед выбором получения выигрыша G с вероятностью (1–p) и уплаты (C+D+E+R) с вероятностью p. Обычно, хоть и не всегда, выгода от нарушения границы близка к вели чине ущерба или вреда, который наносится другой стороне; значение R близко к значению G. Но когда значение p или R мало, тогда p(C+D+E+R) может оказаться меньше, чем (1–p)G, так что никакого сдерживания зачастую не получается^[62].

Получается, что ретрибутивная теория не содержит эффективного механизма сдерживания преступлений. Теоретики сдерживания могли бы злорадствовать (хотя они вряд ли стали бы это делать) над смущением ретрибутивистов, если бы сами имели совершенную теорию. Но принцип «наказание за преступление должно быть минимально необходимым для того, чтобы удержать людей от его совершения» не может служить руководством, пока не будет сказано, от скольких преступлений следует удержать. Если нужно полностью ликвидировать преступность, т. е. удержать потенциального преступника во всех случаях, то минимально необходимое наказание будет неприемлемо суровым. Если нужно предотвратить только одно преступление, чтобы преступлений просто стало меньше, чем было бы при полном отсутствии наказаний, наказание будет неприемлемо мягким, а сдерживание – почти нулевым. Так где же между этими двумя крайностями должна располагаться цель и соответственно каким должно быть наказание? Теоретики сдерживания утилитаристского толка предложили бы, скажем, установить наказание P за преступление на наименьшем уровне, при котором любое наказание, превосходящее P, приведет к большим дополнительным страданиям преступника, чем страдания, от которых будут избавлены (потенциальные) жертвы преступлений, предотвращенных в случае дополнительного увеличения наказания (или какой-нибудь принцип, похожий на этот).

В этом утилитаристском предложении страдания наказываемого преступника приравниваются к страданиям его жертв, вызванным преступлением. Эти два вида страданий получают равный вес при вычислении оптимального для общества уровня счастья. Поэтому утилитарист откажется ужесточать наказание за преступление даже тогда, когда более суровое наказание (которое, тем не менее, существенно ниже любого ретрибутивного верхнего предела) удержит от совершения большего числа преступлений, если при этом страдания наказанных увеличатся хоть ненамного больше, чем уменьшатся страдания тех, кто не станет жертвами преступлений, и тех, кто воздержится от преступления и не понесет наказания. (Между двумя мерами наказания, равно увеличивающими величину совокупного счастья, всегда ли утилитарист выберет тот вариант, который минимизирует страдания жертв?) Читатель может сам в качестве упражнения придумать примеры, опровергающие этот странный подход. Утилитаристская «теория» сдерживания могла бы избежать этого результата, только приписав меньший вес страданиям наказываемой стороны. Можно предположить, что здесь мог бы сыграть роль учет степени заслуженности наказания, понятия, которое теоретики сдерживания считали излишним или даже невразумительным; можно предположить, что из этого что-то бы и вышло, если бы не вопрос, каким образом, даже используя понятие заслуженного наказания, «правильно» придать веса счастью (страданию) разных индивидов. В отличие от этого стороннику теории возмездия нет необходимости говорить, что счастье преступника менее существенно, чем счастье его жертвы, потому что он вообще не рассматривает задачу правильного выбора наказания как задачу оценки, взвешивания и распределения счастья^[63].

Ретрибутивную концепцию можно связать с некоторыми вопросами самозащиты. Согласно ретрибутивной теории заслуженное наказание составляет rH, где H – величина ущерба (нанесенного или задуманного), а r – степень ответственности человека за причинение H